– Я о вертолете, Леночка! – сделала обиженный вид Юля. – Мне есть кому комплименты говорить, – кокетливо помахала она рукой парню возле стены. Тот сосредоточенно проверял рюкзак, что-то поправлял в нем. Однако жест Юли он заметил и послал ей в ответ воздушный поцелуй.

– Игнатик, идем к нам! – крикнула Юля.

Игнат закивал, показывая, что сейчас закончит и подойдет.

– Молодец Игнат, – сказал Вэл, одобрительно наблюдая за ним, – подготовился! Как на Северный Полюс. Наверное, даже спутниковый маяк захватил на случай катастрофы.

Лена пихнула его в бок.

– Какая катастрофа, балда! Тебе, конечно, все, кроме музыки, пофиг. Вот нападут на нас инопланетяне! Или какая-нибудь гадость мезозойская из пещеры вылезет – посмотрим, что ты делать будешь.

Игнат уже подходил к ним и последние слова Лены хорошо расслышал.

– Э-э-э, да вы курнули, что ли? – удивился он и чмокнул в щечку Юльку.

Лена искоса смотрела на них. Ну и мезальянс! Где он ее нашел! В метро на эскалаторе познакомились! Оно и видно. Правду говорят, что в метро ездить вредно. Жаль Игната: такой чувственный парень, очень умный, но характером мягковатый. А Юлька – настоящая волчица, своего не упустит. Тем более провинциалка. У нее на лице написано: хочу хорошо устроиться в жизни. Только ни внешности, ни интеллекта боги не дали, ведет себя как дура. Учится на психолога. Какой из нее психолог! Хотя рвения Юльке не занимать. Родители Игната – люди серьезные, и квартиру сыну обеспечили приличную. Вот Юлька и появилась на горизонте. Всех уже достала своим ехидством. Даже брата с Ингой.

Лена посмотрела на Ингу и Глеба. Они о чем-то говорили в сторонке, но вид у подруги был отстраненный. В последнее время не ладилось у них. Глеб всегда был лидером, но в отношениях с Ингой старался смягчать жесткие патриархальные взгляды на жизнь. А ей не нравилось слепое подчинение. Она и на съемочной площадке могла сорваться и послать куда подальше всю группу во главе с режиссером, если на нее начинали кричать и давить. Но когда ты по-настоящему талантлив, ты можешь позволить себе быть собой. Жаль, что Глеб не хочет этого понимать.

– Ты, братец, настоящий альфа-самец, – сказала однажды Лена, когда Глеб зашел к ней в магазинчик показать заколку с желтым турмалином. Он купил ее по случаю именин Инги. Ювелирный салон был по соседству с магазинчиком Лены.

– Да, сестренка, и это факт! – подтвердил Глеб. – Но в твоих устах это звучит как ругательство, – он расхохотался.

Лена критически осмотрела заколку.

– Мог бы и покрупнее камень выбрать, – язвительно заметила она. Но Глеба смутить было нельзя.

– Много ты понимаешь! Крупней не бывает, этот самый-самый, – пряча коробочку в карман, усмехнулся он.

Сестра укоризненно покачала головой. Зажгла благовония, взяла курящуюся палочку сандала и перекрестила ею Глеба.

– Изыди отсюда, бес лукавый! – стараясь не рассмеяться, проговорила она.

Глеб предупредительно поднял руку.

– Ты определись с религиозной ориентацией, сестренка, а то у тебя микс какой-то получается, – он обвел пальцем магазинчик, где мирно соседствовали предметы, которые в обычной жизни увидеть вместе нельзя: бронзовые и серебряные жабы, другие фигурки животных, призванные своим присутствием гарантированно обеспечить человеку счастье во всех его вариантах; денежные деревца всевозможных размеров, деревянные и металлические колокольчики, ароматные пачки благовоний, свечи любых форм и расцветок, христианские кресты, старинные Библии, наборы для ритуалов Вуду, древнеславянские обереги из бересты и драгоценных металлов, плетеные фенечки, таинственные сборы трав в пакетах, тонкие серебряные стилеты и осиновые колья. И это только часть полок. А талисманом магазинчика являлось огромное чучело оборотня в углу. Зверь стоял на задних лапах, готовый к прыжку. Если не знать, что чудовище искусно собрали из медвежьих, волчьих и обезьяньих костей и шкур, можно было усомниться в привычном порядке мироздания. Оборотня Лене сделали на заказ в Бухаресте.

– Иди уже, не отпугивай клиентов банковской физиономией, а то напущу на тебя Тузика, – кивнула Лена в сторону оборотня. Глеб, посмеиваясь, вышел.

Лена смотрела ему вслед. Какие же они разные! Он пошел в отца: такой же прагматичный и жесткий. Только, в отличие от папы, прячет цинизм за юмором. Отец идет к цели без улыбки, словно бультерьер на жертву. Но, может быть, так и надо? В мире крупного бизнеса и огромных денег все по-другому. Этого Лена понять никогда не могла. Потому и стала белой вороной, не оправдавшей надежд отца.

Она подошла к большому зеркалу из латуни, обрамленному старинной кельтской вязью, и осмотрела себя: вполне симпатичная такая ворона, с каштановыми волосами и зелеными глазами, натуральная ведьмочка на самообеспечении. Лена достала из ящика стола маленькую бутылочку, сделала глоток, взяла из коробочки орех в шоколаде, положила за щечку и довольно зажмурилась.

Не то чтобы отец любил ее меньше Глеба, нет. Но относился к ней немного снисходительно, как к чудачке, или слегка больному на голову человеку. В принципе, она и есть больная чудачка. Разве может нормальный человек добровольно уйти со второго курса факультета журналистики МГУ и заняться тем, что делает она? Но аморальные погони за сенсацией или продажная аналитика – это не для нее. И ей все равно, что об этом думают другие. В мире все относительно. Попади папа в Тибет, выглядел бы он со своим мировоззрением перед тамошними обитателями не менее экзотично, чем она в его глазах.

Узнав о затее Лены открыть собственный магазинчик, отец стиснул зубы, но пообещал помочь. Магазин оккультных и религиозных товаров – это какая-никакая, но все-таки финансовая деятельность. А все, что касалось денег, для папы было серьезным. Он потребовал от нее подробный бизнес-план. Спасибо маме, с ее опытом открытия сети бутиков коллекционной одежды. Она со своим директором помогла Лене определить денежные схемы, составить сметы, ассигновки и подобрать помещение.

Отец купил магазинчик на Старом Арбате и оформил недвижимость на Лену. Дал стартовый капитал для приобретения товаров. Она понимала, что расплатиться с папой от доходов магазина так, чтобы при этом себе оставалось, для нее в этой жизни практически невозможно. Но отец и не требовал возвращения вложенных денег, для него самым важным было наличие у членов его семьи финансовой жизненной цели. Для этого и средств не жалко.

Закрывая вместе с помощницей Варей вечером «Ведьмину нору» – она так назвала магазинчик – и возвращаясь домой, Лена чувствовала себя счастливой.

Отец и Глеб были в ее квартире всего один раз – на новоселье, а мама заезжала иногда, и они с Леной любили устраивать чайную церемонию, тихо включив из музыки что-нибудь медитативное. Болтали обо всем, забравшись с ногами на широкий пестрый диван.

Этим летом они с Вэлом планировали побывать в Забайкалье и в Баргузинском заповеднике. В европейских странах, конечно, интересно, но если говорить о потребностях души, то лично для нее Индия, Тибет и Япония – лучше. Два года назад, после трехмесячного путешествия по любимым местам, она все же решила пожить некоторое время в одном из их заграничных домов – в Стокгольме, задавшись внезапно вспыхнувшей идеей выучить шведский. Попытки быстро надоели, и она стала просто бродить по старым улочкам с фотоаппаратом, а потом опять улетела в Индию.

А еще ей очень хотелось объездить свою страну. Здесь с отцом они были солидарны. Папа всегда подчеркивал, что нечего воспевать Запад, когда в России есть места не хуже, а даже лучше и краше.

– Пускать голодные слюни и слепо восторгаться Европой и Америкой – удел тех, кто слаще морковки в жизни ничего не ел, – любил повторять он. – Нужно учиться в своей стране. В России еще достаточно умнейших людей, а высшее образование пока не разрушили до конца идиотскими реформами. Оксфорд и Кембридж с Сорбонной хороши, да только если ты не соображаешь в реальной жизни – можешь подтереть теми дипломами жопу.

– Саша! – укоризненно восклицала жена. – Ну что за выражения в кругу семьи!

– А кто придумал этот долбаный Евросоюз? – спрашивал Клюев уже спокойнее. – Умники с европейскими дипломами! Хотели Америке нос утереть. Шиш! Теперь Европа летит в пропасть, а высоколобые интеллектуалы делают вид, что все хорошо. Знаете, сколько я перевидал их! – наступал он на Глеба и Лену. Вопросы были риторическими, и разговоры такие возникали регулярно. Отвечать ничего не требовалось, но слушать следовало внимательно.

– Я самоучка. У меня нет ученых степеней, но я хозяин одного из самых крупных в стране банков, – продолжал, довольно улыбаясь, Клюев. – На меня работают люди с высочайшим образованием. Чуете разницу? У них за плечами Оксфорд – а у меня восемь классов, у них Кембридж – а у меня улица, у них МГУ – а у вашего отца ПТУ. Но они работают на меня. На меня! Потом, конечно, мне пришлось подучить английский, купить пару дипломов, чтобы, как говорится, соответствовать, но это неважно. В советское время евреи на газировке делали капиталы – и никакого образования! Была б моя воля, я бы не диплом у специалиста смотрел, а давал ему газировочный аппарат: ну-ка, проверим твои финансовые способности.

– Так это уже примитивная торговля и махинация с недовложением получается, – не удержавшись, парировал Глеб. – Здесь водички поменьше, там сиропчик жиденький. Вот и вся хитрость.

– Это в голове у тебя недовложение и водичка, – махнул рукой Александр Иванович. – Ладно, что с вами разговаривать. Я поехал, а то мой обоз по пути с президентским кортежем встретится. – Он чмокнул жену. – Буду через несколько дней. Возможно. Дел много. Еще в Женеву и Нью-Йорк лететь.

Банкир повернулся к детям.

– Вас подвезти?

– Я своим ходом, вот Ленку, может быть, – кивнул Глеб на сестру, щелкнув при этом себя пальцем по горлу и состроив ехидную рожу.

– Да пошел ты! – надулась Лена.

– Дети, не ссорьтесь, давайте пить чай. Верочка испекла изумительные булочки с имбирем и корицей, – Галина поцеловала мужа, взяла дочь и сына под руки и повела к столу.

Их компания прилетела из Москвы на военную авиабазу рано, и пришлось ждать, когда подготовят вертолет, но там что-то не ладилось. Глеба эта задержка нисколько не волновала: было время снова подумать обо всем. Он предложил остаться пока в самолете, чтобы не мозолить глаза персоналу базы. Хоть у отца и большие связи, но не стоило лишний раз маячить у всех на виду: меньше вопросов – меньше подозрений. Однако, несмотря на шикарный интерьер «Хоукера», – самолет принадлежал банку, как и вертолет, – друзьям быстро наскучило сидеть там. Лишь Генка Головешкин, который, утонув в глубоком кресле из белой кожи, весь полет со бокалом мартини в руке рассматривал невиданную роскошь, запротестовал и остался в салоне.

– Да-а, это не наши авиалинии, – восторженно протянул он. – Как там? Вам рыбу или мясо? – Головешкин фыркнул и замахал руками. – Идите, я здесь посижу. Все равно делать нечего.

Он плеснул в бокал коньяка, выпил и подцепил маленькой серебряной вилочкой тонкий кружок лимона.

– Смотри, не оприходуй весь бар, знаешь, сколько это стоит! – ехидно сказала Юлька, поднимая рюкзак.

– Все нормально, Ген, напитки включены в стоимость, – пошутил Глеб, похлопав смутившегося Генку по плечу. – Только сильно не набирайся, нам еще на вертушке лететь.

– Да я нормально, не беспокойтесь, – пробормотал Головешкин, злым взглядом сверля Юлькину спину. Он пересел к иллюминатору, налил в стопку абсента, махом глотнул и кинул в рот канапе с красной икрой, пожевал и довольно зажмурился.

Остальные спустились по трапу и разбрелись по пустому ангару. Генка наблюдал в иллюминатор за Ингой.

Глеб попросил положить рюкзаки возле зеленых ящиков, свой оставил чуть поодаль, сходил к вертолету и уточнил время вылета. Вернулся к своим.

– Все в порядке, но нужно немного подождать, – сказал он.

Глеб с Ингой стояли возле ангара.

– Устала, дорогая моя? – Клюев обнял ее, провел пальцами по щеке.