Первое, что увидела там Би, – это длинная массивная стойка, верх которой был, похоже, сделан из толстой деревянной плиты. За ней стоял мужчина среднего возраста в полицейской форме и в очках. Когда Би с офицером Купером вошли в участок, тот поглядел на них с любопытством, однако ничего не произнес. Купер провел ее мимо стойки в центральную часть помещения, где стояли, сдвинутые квадратом, четыре рабочих стола c монитором на каждом.

Прямо как в детском саду – не хватало разве что баночек с гуашью и пластилина!

Один из столов был занят другим мужчиной средних лет в форме (вокруг него прямо витала аура тестостерона). С широкой ухмылкой он оглядел Би в ее ушастых тапочках и сказал:

– А что, Арло, думаю, понравится, – после чего вернулся взглядом к своему компьютеру.

Би успела даже задуматься, кто такой этот Арло, но тут офицер Купер огрызнулся:

– Отвянь, Рейнольдс!

Позади составленных в центре столов виднелись два кабинета. У одного было широкое окно с поднятыми жалюзи, но закрытая дверь, а у другого – створка нараспашку. На стеклянной дверной панели, что поменьше, было выведено: «Начальник отделения». Причем надпись была сделана таким избитым вестерновским шрифтом, что покоробила Би как рекламного дизайнера.

У дальней стены слева от Би располагались обшарпанные картотечные шкафчики – по два с каждой стороны от открытого дверного проема. Сверху на них лежала всякая дребедень – от фонариков и портативных раций до йо-йо.

За проемом Би увидела коридор, но куда он вел или что там находилось, было непонятно.

Может, камера предварительного заключения?

– Садитесь, – предложил офицер Купер, снимая шляпу.

Би поглядела на указанный им стул и бросила бунтарский взгляд:

– Это не тюрьма.

Полицейский, которого Купер назвал Рейнольдсом, глумливо фыркнул, а красавчик, доставивший Би в отделение, уперся руками в бока и покачал головой, после чего указал большим пальцем себе за плечо:

– Она там. – Купер выдвинул ящик своего стола – очень аккуратно прибранного стола, поскольку он определенно был человеком правил, – и извлек оттуда связку ключей. – Идите за мной.

Полицейский направился к двери в коридор, и Би, по-прежнему цепко держа бумажный пакет с выпечкой, последовала за ним, впервые отметив про себя, что у этого офицера очень даже симпатичная задница. Разумеется, ей не следовало сейчас об этом думать, поскольку он собирался в самом прямом смысле посадить ее за решетку. К тому же это был мужчина, а сейчас Беатрис Арчер не интересовал ни один представитель его пола.

А еще – он был явно лет на десять моложе ее.

Но поскольку Би и не собиралась его клеить (это было скорее по части ее матери), да и в принципе не была слишком зла и обижена на мужчин, она не могла объективно не признать несомненное великолепие его ягодиц. Попутно Би не могла не отметить, как его сильные плечи волшебно обтягиваются форменной рубашкой и с какой уверенной легкостью делает он каждый шаг.

А еще то, как его светлые, песочного оттенка, волосы касаются сзади воротничка вышеупомянутой рубашки.

Свернув в коридоре налево, офицер Купер сделал всего три шага (Би понадобилось сделать пять), и они оказались перед камерой. Первой из двух имеющихся в участке. Самой что ни на есть настоящей камерой с крепкой решеткой.

– Вам сюда, – произнес Купер, потянув на себя дверь. – «Обезьянник» ждет.

Чувствуя, как ускоряется пульс, Би сделала пару шагов внутрь камеры. Помещение было маленьким, холодным, аккуратным и сурово-аскетичным. Из обстановки там были только скамья, приделанная к стене, да голый металлический унитаз без сиденья, который пристроился в самом углу, за скамьей. Понятно, что сделано это было, чтобы обеспечить уединение, но все же… бр-р!

Внезапно Би пожалела, что выпила на завтрак пиво.

Но как только дверь за ней, металлически лязгнув, закрылась и в замке провернулся ключ, Би осознала, что подавляющее большинство людей попадают сюда отнюдь не по собственному желанию, и до глубины души прочувствовала, как чертовски ужасно оказаться в этих спартанских условиях, в этой бесчеловечной клетушке с пробирающим до костей холодом. С туалетом, от одного взгляда на который может развиться геморрой, и со следящей за каждым движением камерой, которую она заметила под самым потолком в противоположном углу.

В памяти всколыхнулось далекое-далекое, еще детское, воспоминание: как однажды мать арестовали на каком-то марше протеста, и отец привез ее, донельзя взвинченную, из полицейского участка домой. Би сидела в пижаме на верхней ступеньке лестницы, обхватив руками колени, и слушала просачивавшуюся сквозь закрытую дверь гостиной сердитую перепалку родителей. Наконец ее нашла бабушка и велела отправляться в постель.

– Желаете выйти? – спросил офицер Купер.

Би уловила в его тоне нечто вроде: «Дерзости-то в тебе, гляди, и поубавилось», – и стряхнула непрошеное воспоминание. По собственному желанию оказаться за решеткой – совсем не то же самое, что быть брошенным туда помимо воли. И она не собиралась повторить путь матери, несмотря на мрачные прогнозы отца, высказанные, когда он узнал, что Би уволилась с работы.

Расправив плечи, она прошла к скамейке и уселась, положив рядом пакет с пирогом. Немного поерзала на месте. Сиденье было твердым как камень.

– Ну, как ощущения?

Би сложила руки у груди и вздернула подбородок, вызывающе (как, во всяком случае, она надеялась) поглядев на офицера Купера:

– Как у нарушительницы правил.

Произнеся эти слова, Би вовсе не была в этом уверена. Ей показалось, так могла бы скорее ответить ее мать. Впрочем, Би тут же поняла, что ее мама вообще никогда не придерживалась правил, так что сравнивать было нечего.

– Хорошо.

Купер прислонился плечом к решетке, очевидно, смирившись с разыгрыванием этого действа, и заткнул большой палец под ремень на боку. Поза полицейского была небрежной и непринужденной (он определенно не видел в незнакомке ни малейшей угрозы), и Би медленно опустила взгляд туда, где форменные брюки плотно облегали его узкие бедра и длинные ноги.

– Ну что, начнем тогда сначала. Ваши имя и фамилия? – спросил офицер Купер.

Одним из элементов ее новой жизни, которыми Би так наслаждалась в последние две недели, была ее полная анонимность. И пока она не готова была с ней распрощаться.

– Зачем вам так понадобилось знать, как меня зовут?

– Затем, что если мне придется составлять протокол обо всех нарушениях общественного порядка, в которых вы только что признались, то мне необходимо указать ваше имя. А также адрес и номер социальной страховки.

Прозвучало это разумно и убедительно – однако Би решила покончить с разумностью в своих поступках.

– Ясно… И все же я настаиваю на Пятой поправке, – мотнула она головой.

Губы Купера изогнулись в улыбке, непроизвольно приковавшей внимание к его лицу. Без шляпы, поля которой тенью скрадывали его черты, этот парень оказался очаровательным созданием. С очень красивыми губами, острыми скулами, волевым квадратным подбородком. Легкая щетина говорила скорее о лени, нежели о решении стилиста. Мускулистые плечи смотрелись замечательно.

– Мэм, я знаю, что вы та самая женщина, которая сняла квартиру над кофейней «Дежа-брю».

Би уже начало нравиться то, как он то и дело «мэмкает» ей, что во всех смыслах звучало экзотично и абсурдно.

– Да? – Она изогнула бровь. – И как же вы об этом узнали?

– Городок маленький. Я знаю всех до единого в самом Криденсе и окрест. А вот вас я здесь покамест не встречал.

Сказал он это так, будто, несомненно, запомнил бы ее, если бы когда-то встретил, и Би даже задумалась, не комплимент ли это, часом, а еще – почему ей это не безразлично?

– А что еще вы обо мне знаете?

– Что у вас BMW.

– Да ладно! Об этом-то откуда вы могли узнать?

То, что он так легко вычислил ее личность, было объяснимо, но вот его осведомленность насчет ее авто показалась Би настораживающей.

– Потому что вот уже две недели на парковке позади «Дежа-брю» стоит новенький BMW модели М3. Никто в округе, кроме Уэйда Картера, не может себе позволить разъезжать на такой тачке. Однако: а) самого Картера сейчас нет в городе и б) он ездит на «Тесле» с тех самых пор, как появились электромобили.

После того как брошенный в карту дротик угодил в точку с названием «Криденс», Би обнаружила, что это еще и родной город бывшего квотербека из команды «Денвер Бронкос». И хотя у нее не было времени смотреть футбол, даже она знала, кто это такой.

– Я отказываюсь подтвердить это или опровергнуть.

– Как вам угодно. – Купер сменил позу. Слегка наклонившись, он просунул руки между прутьями решетки вдоль железной поперечины и сцепил пальцы. – Я могу просто взять и спросить у Дженни Картер.

– Ну и ладно, – пожала плечами Би. – Дело ваше.

Она взяла стоявший с ней рядом бумажный пакет, раскрыла. Ноздри мгновенно затрепетали от сахарного дуновения изнутри. Истекая слюной, точно сенбернар после удаления зуба с обезболивающим, Би сунула лицо в пакет и глубоко вдохнула восхитительный аромат.

– А я пока побуду здесь, – добавила она. – Поем наконец пирога.

Вот только с какого начать? Она же купила по ломтику трех разных видов. Один с вишней, один с яблоком и еще один – самый крупный кусок – лаймовый.

– Мэм… С вами точно все в порядке?

Зазвучавшая в его голосе нотка искренней озабоченности оторвала Би от пирога, и она села, выпрямившись и резко вскинув голову, отчего стукнулась макушкой о стену из шлакоблоков.

– Я что, кажусь вам слегка не в себе?

Возможно, именно такое впечатление она и производила. Или, по крайней мере, – эксцентричной тетки в растянутых на коленках трениках и ушастых тапках, которая в буквальном смысле засовывает голову в бумажный пакет, вбирая в себя насыщенный запах углеводов, точно токсикоман – пары нитрокраски.

«Ну и хорошо».

Би невыносимо устала быть все время такой предсказуемой, такой сосредоточенной на деле и благоразумной. Пора уж сделать перерыв.

– Да нет, – ответил офицер Купер. – Но, может быть, вы… ненароком оступились и ударились обо что-то головой?

Би отложила пакет.

– По-вашему, у меня какие-то проблемы… по части неврологии?

Если честно, она даже не сомневалась, что Чарли Хаммерсмит, главный исполнительный директор крупной рекламной компании Jing-A-Ling, равно как и другие пятеро мужчин-руководителей, нечто подобное и предположили, когда она им велела засунуть эту работу себе в зад.

– Вы знаете, где находитесь? И какой сейчас год? И какой сегодня день недели?

– Не знаю. Но на трусах у меня написано «Вторник», так что…

Купер снова рассмеялся, и на сей раз Би заметила, как в уголках глаз у него появились тонкие морщинки, отчего он стал выглядеть немного старше. И Би сразу сделалось чуточку легче в связи с ее недавними непристойными мыслями.

– А у вас что, на трусиках всегда написан день недели?

Господи боже! От того, как этот парень произнес слово «трусики», Би почувствовала непривычное, приятное покалывание, пикантно пробежавшее по телу. Совсем не так, пожалуй, она должна была бы ощущать себя в камере захолустного полицейского участка в заднице мира, штате Колорадо, причем общаясь с копом, который собирался повесить на нее сразу несколько нарушений городского устава.

В том, как это слово слетело с его языка, было что-то неприличное и совершенно плотское, мужское.

– А что такого? Вы что, никогда в жизни не носили трусы с днями недели?

– Носил, естественно. Когда мне было лет пять.

– Да, но у меня – дизайнерский вариант.

– А! Ну тогда, конечно. – Он ухмыльнулся, и в его усмешке ощущалось нечто греховно-шаловливое. Прямо повеяло Дином Винчестером. – Это совсем другое дело!

И черт возьми, но от этой ухмылки сердце Би радостно подскочило, а губы изогнулись в ответной улыбке. Не успев взять себя в руки, она спросила:

– А вас как зовут?

– Офицер Купер, – ткнул он пальцем в значок на груди. – Забыли?

Би уставилась на него:

– Я имею в виду ваше имя.