Чертополох и золотая пряжа (страница 2)

Страница 2

Королю Гарольду тут же донесли о заносчивом мельнике, и тот приказал схватить старика и привести в свой замок.

Не успели на Холмах запылать алым пожаром рябиновые грозди, как несчастного кинули к ногам правителя.

– Ты кто такой и отчего дерзнул помыслить, что дочь твоя достойна стать моей супругой? – прогремел молодой король, и огонь в камине едва не потух – такая сила была в его грозном голосе. Бедный мельник затрясся, словно последний кленовый лист на октябрьском ветру.

– Господин! Мое имя Иден. Иден из Фортгала. У меня есть дочь Айлин, красотой не уступающая Королеве Сидов, – произнес старик, а после добавил то, чего и в мыслях доселе не допускал: – Мастерица же она настолько искусная, что за ночь из соломы может золотую пряжу выделать!

Изумился король таким речам и задумался. Золото он любил. Много в казне его было дорогих кубков, чаш и мечей. Сундуки от тяжелых платьев ломились, сосновый пол под грудами монет скрежетал. Но не было в его коллекции главной жемчужины – королевы. Не только красивой, но и умелой настолько, что смогла бы за одну ночь из соломы золотые нити выпрясть.

Посмотрел король на мельника, бороду рыжую пригладил и произнес:

– Что ж, по сердцу пришлись мне слова твои, а посему не позднее Самхейна[7] жду деву Айлин в своем замке. И если она действительно так прекрасна и умела, как ты об этом говоришь, то быть ей моею женой. Но если ты посмел обмануть меня, то отныне на глаза мне лучше не появляйся.

Понял старик, в какую ловушку угодил, но делать нечего, поклонился и отправился домой.

Коротка ли дорога, длинна ли, но мыслей умных не прибавила. Так и не придумал мельник, как о беде своей дочери поведать, только и смог сказать, что король ее при дворе видеть желает.

Подивилась Айлин, нахмурилась, но отцу перечить не стала, достала самое лучшее платье, заплела белыми лентами косы, надела матушкино кольцо с алым рубином да подколола клетчатый плед золотой застежкой. Собрала еды в дорогу, села на старую лошаденку и отправилась в замок.

Король Гарольд принял деву радушно. Выделил ей покои в Восточной башне и велел отдохнуть с дороги, а вечером явиться на пир.

В большом зале, освещенном сотней огней, посадил он ее рядом с собой, угощал берниклями[8] тушеными и лично подливал вино в кубок. Оттого мать его, королева Гинерва, не находила себе от негодования места. Где это видано было, чтобы правитель прислуживал мельниковой дочери! Однако недолго злоба ее душила. В самый разгар пира король поднялся со своего места и произнес:

– Дорогие мои подданные, взгляните на эту белокожую деву из Фортгальских земель! Не так давно ее отец нам поведал, что дочь его прекраснее Королевы Сидов, а в рукоделии искусна настолько, что за ночь из соломы может спрясть золотую пряжу. Что ж, вижу, в первом он не солгал, а второе нам еще предстоит проверить. Дева Айлин, в твоих покоях стоит прялка и лежит мешок соломы. На ночь мы тебя оставим, а утром посмотрим, будет ли на ее месте моток золотой пряжи. Если выполнишь поручение – быть тебе королевой.

Зябко сделалось Айлин в натопленном зале, холод проник в девичье сердце и дрожью отозвался в теле.

– А если я не соглашусь? – едва слышно поинтересовалась она.

Король повернулся к ней лицом, и лед сковал янтарный отблеск его глаз.

– Если же ты откажешься или завтра поутру не найду в твоих покоях золотой пряжи, я прикажу отца твоего привязать на ночь к столбу, что стоит на перекрестке дорог. Как ты думаешь, обрадуются жители Холмов такому подарку?

– Я поняла, господин, – Айлин опустила глаза, и тень от ресниц легла на ее бледные щеки. – Прикажите тогда принести в мои покои мялку да гребни для чесания льна, а также еды и питья вдоволь.

Глава 2. Темный лэрд

Король немедленно исполнил все ее пожелания, и не прошло и четверти часа, как Айлин осталась в своих покоях одна. В бессильном отчаянии она огляделась, дотронулась пальцами до колеса огромной прялки, разворошила носком башмака мешок с соломой.

«Дал бы уж крапиву или плакун[9]. Их с горем пополам хоть обмять можно, а что с этим делать, ума не приложу».

Взяла пучок да прошлась по нему мялкой. Два удара, и солома превратилась в пыль.

– А-а-а-а! – Айлин оттолкнула от себя ни в чем не повинный инструмент. – Да за что мне эта напасть?! Самое время помощи подоспеть! Не важно, с земли ли она будет или с моря, с лесов или с холмов, лишь бы работа справилась!

Только сказала, как воздух в комнате уплотнился. Камин вспыхнул и тут же потух, обиженно шипя, а в дверь постучали.

– Айлин! Открой! Помощь пришла!

Девушка удивилась, ведь за дверьми ее покоев стояла стража, которой велено было в комнату никого не впускать и не выпускать. Тем не менее она подошла к дверям и аккуратно их отворила. На пороге топталась самая настоящая фея: в зеленом платье, с высоким колпаком на голове, однако совершенно босая. Даже тонких чулочек не было на ее маленьких ножках. Плащ крохе заменяли сложенные за спиной крылья.

Стража оказалась тут же. Прильнув к стене, они спали беспробудным сном, и громкий храп, словно спущенный с цепи пес, носился по слабо освещенному коридору.

Фея зашла в комнату, приблизилась к мялке и принялась за работу. Не успела Айлин закрыть дверь, как в нее вновь постучали.

– Открой, хозяюшка, помощь пришла!

И снова на пороге оказалась маленькая фея. Она вошла как ни в чем не бывало и села за гребни. Вновь и вновь повторялся стук в дверь, вновь и вновь прибывали феи. Чуть погодя столько их уже набилось в комнате, что и не сосчитать. Они мяли солому, трепали, чесали, пряли нитку, а кричали так, что во всем замке, должно быть, было слышно:

– Мы есть хотим! Дай нам еды! Неси сюда мясо и фрукты да побыстрей!

Айлин набрала полный поднос еды и угостила фей, но те и не думали успокаиваться.

– Еще! Давай еще! – голосили они до той поры, пока стол с оставленными на ночь блюдами не опустел.

– Где наша еда? Мы хотим есть! Быстрее, быстрее, дай нам чего-нибудь отведать!

Айлин бросилась к сундуку, в котором лежали угощенья из дома, достала оттуда сыр, хлеб и кусок бекона. Феи быстро покончили и с этими припасами, но продолжали требовать все больше, скаля маленькие острые зубки:

– Мы голодные! Неси нам еду! Иначе тебя съедим!

Испугалась Айлин, выскочила за дверь. Прислонилась к ней спиной. Стоит, дышит часто, а что дальше делать, не знает.

«Кудельные феи с холма Хилле! Это же надо было с ними связаться! Как же теперь быть?»

А феи, заметив, что девушка сбежала, расправили крылья, поднялись в воздух, разбросали, разломали вещи, спутали всю пряжу, растрепали кудель. Комната наполнилась гулом, башня ходуном заходила, а ветер занялся такой, что того и гляди, крышу сорвет.

Но тут Айлин пришла на ум мысль, как выпроводить прожорливых рукодельниц. Ведь правду говорят: пока не споткнешься, думать не начнешь. Набрав полную грудь воздуха, она отворила дверь в свои покои и со всей мочи прокричала:

– Холм Хилле горит! На холме Хилле огненные цветы выросли! Весь холм пламенем объят!

Феи тотчас бросились вон, крича от ужаса и оплакивая все добро, оставленное дома.

Только комната опустела, как Айлин мышкой скользнула обратно, захлопнула дверь и задвинула засов. Феи поняли, что их обманули, и разошлись пуще прежнего.

– Пряха Айлин, а ну открой сейчас же!

– Нет, не открою, вы вздумали съесть меня! – в ужасе прокричала девушка.

Феи завизжали, завыли, словно метель над вересковой пустошью, и давай грызть дверь. Тут Айлин и поняла, что смерть ее пришла, сползла на пол и горько расплакалась.

– Что здесь происходит? – словно лезвие меча, комнату рассек низкий мужской голос. Шум за дверью разом стих, только слышно было, как стрекочут сотни крыльев да скрипят сотни зубов.

– Мне приказано перепрясть солому в золотую пряжу, – всхлипнула Айлин, вытирая рукавом нос и не спуская глаз с темной горбатой фигуры, которой минуту назад тут не было.

Нежданному гостю темнота совершенно не мешала. Он оглядел знакомые покои и поморщился. Его взгляд скользнул по перевернутой мялке, разломанному прядильному колесу, разбросанным вещам и остановился на всхлипывающей девушке. После незнакомец прислушался к шуму за дверью, накинул на голову худ[10] и отворил засов. Айлин не успела даже слова сказать, как мужчина столкнулся с разъяренными феями.

– А ну пошли вон! – произнес он негромко. Коридорный факел вдруг вспыхнул алым светом, и малышек словно ветром сдуло.

Незнакомец закрыл дверь и повернулся к Айлин.

– Ты что, дуреха, разве не знаешь, что нельзя призывать тех, с кем совладать не сможешь?

В покоях сгустилась тишина. Казалось, даже ветер за окном стих.

Гость, так и не дождавшись ответа, устало опустился на резной стул у двери.

Айлин посидела на полу некоторое время, потом, превозмогая страх, все-таки поднялась на четвереньки и принялась собирать разбросанные свечи. Затем встала, зажгла их, и комнату окрасили охристые блики. Мягкий свет успокаивал и дарил ощущение безопасности. На странного незнакомца дева старалась не смотреть. Тот сидел бездвижно и, кажется, не дышал.

«Не помер ли он там? Как я тогда объясню королю его появление?» – размышляла она, ежеминутно бросая опасливые взгляды на стул у двери и словно надеясь, что гость исчезнет тем же необъяснимым образом, коим и появился. Потом, немного осмелев, дева аккуратно подошла ближе, наклонилась, желая коснуться плеча, но мужчина молниеносным движением перехватил ее ладонь.

– Никто не может коснуться меня, не поранившись.

Айлин скосила глаза на чужую грубую руку. На запястье, по которому бурой змеей вился след от оков, на пальцы с вырванными ногтями. Страх мгновенно заполнил ее сознание жуткими фантазиями. Дева задрожала. Собеседник заметил это и тут же отпустил ладонь. А она, не в силах пошевелиться, продолжала разглядывать то, что было открыто ее взору: высокие сапоги с бронзовыми застежками, шоссы из тонкой шерсти, дублет[11], расшитый золотом, пояс со множеством серебряных накладок. Нет, не разбойник стоял перед ней. Одежда, повадки, речь – все говорило о том, что перед ней знатный господин.

– Лэрд, ваши раны стоит обработать, а дублет почистить и зашить, – проглотив вязкую слюну, наконец произнесла Айлин. Во рту пересохло, словно песка насыпали, а язык горел и еле двигался.

– Зачем ты позвала меня? – в ответ прошелестел мужчина.

– Я не звала вас. – Дева отступила на шаг, опасаясь новой ловушки.

Незнакомец словно не заметил этого маневра. Он прислонил голову к стене и спросил:

– Здесь есть вино? Можешь согреть его? Эти дрянные феи вытянули из меня последние силы. Странно, что они тебя саму на нитки не пустили. С нерадивыми хозяйками так обычно и случается.

Айлин поспешила к столу в надежде найти хоть что-нибудь, однако все, что можно было съесть, было съедено, все, что можно было выпить, – выпито. Тогда девушка выглянула в коридор, сняла у так и не проснувшихся стражников кожаные фляги и перелила их содержимое в кувшин. Положила в него вересковый мед, мяту, сушеный терн, разожгла камин да поставила поближе к огню. Набрала котелок воды, насыпала туда соли и повесила рядом. Гость все это время так и сидел у стены на невысоком стуле и, кажется, дремал.

– Лэрд, – едва слышно позвала Айлин, протягивая кубок с горячим пряным напитком, – вина нет, но я согрела эль с травами. Позвольте пока промыть и обработать ваши раны.

Мужчина молча взял питье. Не получив отказа, девушка села рядом, поставила на колени чашу с теплой водой и взяла руку гостя. Пальцы тут же обожгло мелкими порезами.

«Словно чертополох голыми руками полешь», – подумалось ей.

[7] Самхейн, самайн – кельтский праздник сбора урожая и начала темной части года. Прародитель Хэллоуина.
[8] Бернакельские гуси или берникли – гуси, выросшие на дереве.
[9] Плакун – иван-чай. Его стебли, как и стебли крапивы можно обмять и спрясть.
[10] Худ – головной убор, изначально в виде капюшона с хвостом.
[11] Дублет – мужская верхняя одежда, распространенная в Западной Европе в период с XIV по XVII век. Первый вид одежды, который плотно сидел на теле.