Валерий Кулаковский: Мой саквояж

Саквояж (фр. sac (de) voyage) – сумка для путешествий.

«– Вот европейские столицы похожи. Если вы были в Париже, то уже можно, говорят, не ездить в Вену или Стокгольм. Разве вы этого не знали?

– Ну, как же, не знал, как же, не знал. Ну, конечно, не знал. Вы же знаете – все время на работе. Глянешь иногда в окно… Выедешь куда-нибудь на троллейбусе… И, в общем, всегда обратно. Так сказать, умом постигаешь, воображением»

М.Жванецкий. «Клуб кинопутешествий»

Глава 1. Контрасты Поднебесной

Шеньян – Цзилинь – Гирин – Суйфенхе – Пекин

Раннее утро, алеет восток. Поезд неспешно идет по Великой Китайской равнине. До самого горизонта простираются прямоугольники заливных рисовых полей. На некоторых чеках, стоя в воде, уже трудятся крестьяне в соломенных шляпах чжули.

Город тоже просыпается с первыми лучами солнца. Улицы заполняют велосипедисты. Первое время сложно перейти дорогу в этом сплошном потоке. Потом привыкаешь – сами объезжают.

Подтягивается в парки старшее поколение. Бодренькие дедушки и бабушки в трениках занимаются оздоровительной гимнастикой цигун, тайцзыцюань. Неспешно двигаясь под звуки незамысловатой музыки, впитывают в себя энергию неба и земли.

Начинается рабочий день. Ведутся дорожные работы. Тут же собирается группа из нескольких человек. Отчаянно жестикулируя, обсуждают процесс, при этом давая советы рабочим. Те не реагируют. Но все при деле.

Из придорожного кафе выходит кухарка и прямо на тротуаре чистит рыбину, смывая чешую в канализацию водой из шланга.

Уличный торговец расставляет на прилавке статуэтки лягушек: денежные – с палочкой, с монеткой во рту, черепаху, с двумя маленькими черепахами на спине, фигурки китайских божков: смеющегося Будду, толстого Хотея – символа богатства, веселья и достатка. Согласно преданию, он может исполнить любое желание. Для этого нужно лишь его загадать и, уединившись в тихом укромном месте, триста раз потереть Хотею животик.

Тут же развешаны графические изображения иероглифов, некий симбиоз живописи и письма.

Иероглифы – особая тема. Так, иероглиф Nu означает «женщина». Два одинаковых иероглифа «женщина» nuán дословно читаются как «две женщины под одной крышей» и означают ссору. А три – безнравственность, или разврат.

Женское начало в китайской философии олицетворяет понятие инь – сумрачное, коварное начало мироздания. В противовес этому, понятие ян – положительное, светлое мужское начало. Означают две стороны горы – светлую и сумеречную. Вот такая философия.

Китай – страна своеобразная. В послевоенные годы прошли через «Большой скачок», «Культурную революцию», хунвейбинов, доменные печи во дворах, уничтожение воробьев и прочие эксперименты. Методом проб и ошибок нашли оптимальный вариант экономического развития с "китайской спецификой".

В результате реформ в конце 70-х годов прошлого века, Поднебесная прошла путь от отсталой аграрной страны до второй экономики мира.

Во внешней политике придерживаются принципа: «Наблюдать, оставаясь в тени, и не раскрываться». Китайский мыслитель Лао-цзы сказал: «Если кто-то причинил тебе зло, не мсти. Сядь на берегу реки, и вскоре ты увидишь, как мимо проплывает труп твоего врага».

В общем, в битве двух тигров в долине, побеждает хитрый китаец, сидящий на горе и ожидающий, когда мимо проплывет труп врага. Как сказано в книге «Искусство войны», мыслителя и стратега Сунь-цзы, жившего в VI-м веке до н.э., «Лучшее из лучшего – покорить чужую армию, не сражаясь».

Страна – лидер по притоку прямых инвестиций из-за рубежа. Хуацяо, этнические китайцы, живущие за рубежом, тоже инвестируют в национальную экономику. Все «нажитое непосильным трудом» не стараются вывезти из страны и спрятать в офшорах.

Имущественное расслоение существует, но не бросается в глаза. Чиновники и нувориши боятся выпячивать свое богатство. За взятку могут и «зеленкой лоб намазать».

Духовный вдохновитель нации Конфуций сказал: «Стыдись быть бедным, когда в стране есть путь, стыдись быть знатным и богатым, когда в ней нет пути».

В таком густонаселенном государстве должен быть баланс и порядок, иначе наступит разлад и хаос. Равновесие «Хэ». Стараться, чтобы река жизни не была бурной. Философия простая и понятная – делать свое дело и не спешить.

Ты поел?

Ни чи ле ма? —китайское приветствие, которое иногда вызывает недоумение у иностранцев. Дословно переводится как “Ты поел?” То есть, если ты кушаешь, значит у тебя и в остальном все в порядке.

В стране царит культ еды. Вечером на уличных лотках и открытых площадках, готовится, и тут же поглощается разнообразная снедь. В кафе и ресторанах предлагается широчайший ассортимент блюд.

В некоторых заведениях установлены аквариумы с живыми обитателями глубин Южно-Китайского моря – рыбами, головоногими моллюсками – кальмарами, каракатицами, осьминогами и другими морскими гадами. В Италии их называют более благозвучно – Frutty di mare (фрукты моря).

Тут же – разнообразные, креветки (по-китайски – пи пи ся).

Можно выбрать любого представителя морской фауны и его тут же приготовят. Однажды наблюдал, как наш, не очень трезвый соотечественник, засучив рукава, погрузил конечность в аквариум, выудил из него существо фаллической формы, так называемую рыбу-пенис, и поволок на кухню для готовки.

В столице гвоздь программы – утка по-пекински. Живую птицу выносит в клетке повар и, под одобряющие возгласы присутствующих, несет на кухню. В отличие от большинства блюд китайской кухни, которые готовятся на открытом огне, утка запекается в духовке, при высокой температуре. Под аппетитно поджаренной румяной корочкой – слой жира. Перед приготовлением тушку фаршируют различными специями, травами, фруктами. Отсюда особый вкус и аромат.

Подают разнообразные супы из акульих плавников, черепах, змей. Особо ценится суп из ласточкиных гнезд, которые собирают на отвесных скалах в приморских провинциях.

Сначала дают попробовать, спрашивают, понравилось блюдо или нет, а потом уже говорят, что это было.

Случаются и конфузы.

Обедаем в ресторане. Приносят блюдо под специями. Нечто нарезанное тонкими кольцами. Говорят: это изысканный деликатес, особо полезный для мужчин. Рядом со мной за столом сидит представитель принимающей стороны мадам Там. Спрашиваю у нее:

– А это что за деликатес?

Она смущенно отвечает:

– Ну, это такой говяжий орган.

После обеда переспрашиваю у переводчика:

– Что это за орган?

Он отвечает:

– Ничего особенного, бычий х....

Нашего сопровождающего зовут Саша. Его настоящее имя сложное для произношения. Он обижается, если его произносят неверно и не с той интонацией. Учил язык на курсах в Чите, жил в общежитии и там поднаторел в ненормативной лексике, которой перемежал свою речь. Иногда загибал «трехэтажным». Звучало смешно, учитывая то, что он вместо «р» произносил «рл».

Говорит:

– Это то, что запоминается легче всего. А некоторые похожие слова есть и в нашем языке. Хотя имеют другой смысл. Например, «хуи цзянь» – до свидания, «хуидао муди» – можно достигнуть цели, "ху ли" – лисичка. Есть и другие…

– Спасибо, достаточно, просветил.

Заходим пообедать. Саша листает меню и, посмеиваясь, выбирает необычные для нас блюда. В предвкушении нашей реакции с ухмылкой спрашивает:

– Так, жареная саранча, шелковичные гусеницы, что есть будем?

Говорю:

– Ты бы еще яйца в извести предложил. Сам ешь кузнечиков. А нам закажи что-нибудь посущественнее, более привычное, и без экзотики. Перефразируя известную поговорку: завтрак съешь сам, на обед сходи к другу, а ужин забери у врага и оставь на завтрак.

На Великой Китайской стене

Мы стоим у центральной трибуны китайской столицы на площади Тяньаньмень – «Врата Небесного Спокойствия».

За нами трибуна с портретом Мао Цзедуна, впереди – одна из самых больших площадей в мире. Наш переводчик Ян Бао рассказывает о древних традициях местной демократии. В частности, говорит он, на этой площади любой китаец может говорить все, что ему захочется, например, ругать своего начальника. И ничего ему за это не будет.

– Ян, – спрашиваю у него, – а может простой китаец покритиковать на этой площади высокопоставленного чиновника, или, например, выразить свое несогласие с постулатом Великого кормчего «Чем хуже, тем лучше»?

Он устремляет взгляд куда-то вдаль, за мавзолей и Дом национальных собраний, предпочитая не отвечать на провокационный вопрос. У него миндалевидные глаза и широкие скулы. Ян не относится к титульной нации, которой являются ханьцы, он из дунган и исповедует ислам.

С площади переходим в «Пурпурный запретный город Гугун» – главный дворцовый ансамбль китайских императоров. Это один из самых древних дворцовых комплексов, сохранившихся до наших времен в первозданном виде. Дворцы и пагоды в основном сделаны из дерева. Печных труб над дворцами не видно, уже в те времена было центральное отопление и полы с подогревом.

Отсюда Поднебесной правили представители династий Мин и Цин. Раньше простой смертный не имел права смотреть на императора и не мог войти в Запретный город. Европейцев, независимо от ранга, начали пускать сюда только в начале прошлого века.

Дальше наш путь лежит к Великой Китайской стене. Ян останавливает такси и договаривается с водителем. Довольно быстро выезжаем из Пекина в плотном потоке транспорта.

Середина октября. Мандариновые деревья густо усыпаны ярко-оранжевыми плодами. Вместе с разноцветными гирляндами и фонарями создается ощущение праздника.

Заканчивается равнина, вдали виднеются отроги горных хребтов. Останавливаемся пообедать в ресторане у подножия гор. О классе заведения свидетельствует количество разноцветных фонарей, висящих у входа. Подходит официант с меню.

Приветствует нас:

– Цао шан хао (утро доброе).

Дегустируем блюда «мандаринской» кухни. Ян – мусульманин, он не ест свинины, зато лягушачьи лапки уплетает с явным удовольствием. На десерт подают сладкие огурцы, творог с перцем и булочки-пампушки. Вместе со счетом приносят сувенирные медали в красных коробочках в знак особой признательности. Благодарим: – «Сеси» и откланиваемся.

Поднимаемся по горному серпантину. Вдоль вершин хребтов змейкой тянутся бастионы Великой стены. Видно, что некоторые из них не так давно отреставрированы. Попадаются и полуразрушенные участки. Мы движемся к горе Бадалин. Высота около двух тысяч метров над уровнем моря. Перед входом на стену большая площадь с сувенирными ларьками. Здесь же проходит и цирковое представление. На сцене гуттаперчевая гимнастка скручивается и застывает в невероятных позах.

Ян переводит надпись, начертанную на стене Великим кормчим: «Настоящим китайцем может считаться только тот, кто совершил восхождение на стену».

Она довольно широкая. В старину на ней могли разъехаться две повозки, запряженные лошадьми. Возле башен стоят солдаты, одетые в старинную форму. Есть и статуи древних воинов в пластинчатых латах, с алебардами. Холодно. Дует пронизывающий ветер. С высоты стены взору открываются хребты гор и безжизненные ущелья. С военной точки зрения только недоумок мог решиться штурмовать сооружение со стороны и без того неприступных гор и ущелий. Функцию стена несла скорее устрашающую, дабы у варваров не возникало даже мысли напасть на Серединную империю.

Хотя за многовековую историю Китая кто его только не завоевывал – монголы, маньчжуры, тангуты чжурчжэни. Наверное, знали обходные пути и секретные тропы.