– Мне об этом не рассказывали, – Кардиган расслабился. – Спасибо, Григорий, что помогли сохранить веру в себя. Наверно, если бы не вы, я бы поддался давлению и вернулся в Лондон, но… Ваша храбрость, ваши изобретения, а теперь вот этот рассказ – все вместе это помогло мне принять решение.

– Какое? – осторожно уточнил я.

– Я слышал о вашем предложении, которое вы хотели разместить в «Таймс» через Рассела. Поиск людей, готовых вложить деньги в ваши летающие машины…

– Летающие инновационные машины, – поправил я.

– Да, они действительно словно пришли к нам из будущего. Так вот я хотел бы воспользоваться вашим предложением. Вложить деньги и сформировать отдельную эскадрилью из созданных вами летательных аппаратов. Эскадрилью, которая втопчет в землю все жалкие поделки, что сейчас пытаются запустить своими силами остальные.

Кардиган не выдал мне лишних деталей, но и общего намека оказалось достаточно. Как я и ожидал, враг не сдался. Попробовал воздушные шары – неудачно. Теперь делает свои аналоги «Ласточек» – интересно, сколько? Впрочем, учитывая подход британцев, наверняка много. Что ж, если я их разобью, а лорд Кардиган сможет показать эскадрилью из подобных аппаратов, то это гарантированно забронирует за Россией место лидера в освоении новой стихии.

В начале разговора с лордом я рассказал, почему мне не нравится выбранный Британией путь. Путь, когда ты забираешься на вершину и можешь остановиться. Зачем тратить силы и двигаться вперед, если можно просто сделать так, чтобы тебя не обогнали? Так вот я хочу двигаться. И если все сработает, то у меня появятся для этого все необходимые ресурсы.

Глава 3

Севастополь, Крым, 1 ноября 1854 года

Сегодня море штормило, а мы летали над побережьем, отслеживая все, что творилось в округе. Проблески бури отменили все намеченные ранее встречи: и мне, и остальным разом стало не до разговоров.

– Сколько? – спросил я у вернувшегося в строй Прокопьева.

Сам бы мичман летать не мог, но вот вторым пилотом – вполне. И эта возможность не лежать в палате, а делать что-то полезное для родного отряда, словно чудодейственное снадобье помогало ему с каждым днем чувствовать себя все лучше и лучше.

– Двенадцать транспортов выкинуло на берег, – доложил Прокопьев. – Еще… Да, все крупные суда целы, но три парохода и один линейный корабль стоят со сломанными мачтами.^[3]

– Просигналь им, предложи нашу помощь, – я увидел ряды серых от дождя палаток на берегу. В каждой сейчас битком раненых, и раз уж у нас перемирие, то почему бы не…

– Ваше благородие! – возмутился Прокопьев. – Они же нас убивать пришли, а мы им помощь предлагать будем? Неправильно это.

– А мне кажется, наоборот, всегда полезно показать свою силу. А помощь в беде – это точно не слабость. Да и закончится война рано или поздно, настанет настоящий мир, и те, кого мы спасем, будут это помнить.

– Да не будут! – не согласился Прокопьев. – Вон мы сколько народов спасли от Наполеона, и что? Прошло полвека, и половина из них пришли нас воевать. А другая половина выжидает, но не из благородства, а из трусости. Хотят понять, точно ли нас задавят, не поднимемся ли мы снова.

– Я и говорю, благородство – это для сильных. Если ты слаб, тебе сядут на шею, если же силен…

– Что?

– Возможно, станут равняться, – задумался я. – Правда, те же Меншиков и Дубельт вот говорят, что я слишком молод и иногда мечтаю, чтобы мир стал лучше, чем он может быть.

– Значит, не подавать сигнал?

– Все равно подавай. Лучше мы потом пару лишних англичан и французов убьем на войне, чем сейчас бросим без помощи, пока у нас мир.

– А ведь правильно, – согласился Прокопьев и неожиданно процитировал строчки из евангелия от Матфея. – Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас… Мы же не столько им, сколько своей бессмертной душе помогаем?

Все для него разом стало просто и понятно. Я, правда, имел в виду совсем другое – иногда забываю, как в это время серьезно относятся к Библии и вере, но будем считать, что в итоге мы договорились. Правда, англичане все равно от нашей помощи отказались. Сначала игнорировали сообщения, потом, когда я снизился, все же просигналили «нет». Ну, это их выбор.

Я скомандовал разворот – ветер еще больше усилился, и держаться на границе моря и суши стало слишком рискованно.

* * *

Сегодня мы монтировали на гондолу «Севастополя» винт. Мы как раз вернулись с дежурства, когда меня перехватил Тотлебен, с нетерпением ждущий первого прогона. До этого у главного инженера по обороне города совсем не было свободного времени: пользуясь перемирием, он тратил каждую минуту, чтобы дорастить и усилить каждый погонный метр укреплений… Ни у него, ни у кого-либо в Севастополе не было иллюзий, что враг остановится без хотя бы еще одного решительного натиска.

Впрочем, нет… Даже при такой загрузке Эдуард Иванович выделял хотя бы пару минут в день и заходил на стройку первого из «Китов». Очень уж ему нравилось, как растет этот гигант. В процессе сборки и доработки креплений шара и гондолы размеры несколько раз менялись, но общая сигарообразная форма и пропорции сохранялись. Пять к одному, как в будущем.

– Все же не могу поверить, – Тотлебен шел рядом и махал руками, словно ему не тридцать шесть, а шестнадцать. – Летающая машина, а длина, как у брига! Сорок метров – невероятно!

– Что важнее, – я невольно и сам замахал руками, – мы сможем поднять на нем почти семьдесят пудов! А отработаем технологию, и следующий «Кит» будет перевозить в десять, в двадцать раз больше!

Я уже без запинки переводил килограммы в местные меры веса. Вот и сейчас тонна с хвостиком превратилась в пуды, а я даже не обратил внимание. Больше следил за телегой, на которой везли винт и вал, отлитые и отшлифованные на станках так и не запущенного пароходного завода. Впрочем, с крупными деталями было не так уж и сложно – больше времени мы потратили на подшипники. Тут их уже знали, но о какой-то точности при изготовлении и речи не шло. В итоге волевым решением я заказал в десять раз больше шаров и колец, отобрав из них самые похожие. И вроде бы получилось: люфта не было, по крайней мере, при холостой работе. А что будет с нагрузкой да на дистанции – это будем смотреть как раз сегодня.

Помимо нас к мастерским ЛИСа подтянулись и другие зрители. Знакомые и незнакомые – и как только все разузнали.

– Капитан Щербачев, – поприветствовал меня Корнилов.

– Григорий Дмитриевич, – Нахимов просто обнял как старого доброго друга. Ну да, мы вместе летали, считай, члены одного боевого братства.

– А подскажите, почему ваш винт такой необычной формы? – рядом с адмиралами оказался незнакомый мне ранее капитан второго ранга. Хотя… Я вспомнил, что видел его пару раз издалека, а уж слышал – и того больше. Григорий Иванович Бутаков, командир отряда пароходофрегатов, тоже смог воспользоваться плодами перемирия и выбраться на берег.

– Да, Григорий, – присоединился к вопросу Нахимов. – Обычно же винт прямой, а у тебя лопасти как будто завернутые. Это не будет мешать?

– Наоборот, – вместо меня ответил Тотлебен. – Мы проводили эксперименты, пробовали разный угол наклона или вовсе без него. И такой винт толкает корабль гораздо сильнее, чем обычный.

– Корабль? – напрягся Бутаков.

– Да, – на этот раз я смог ответить сам. – Мы решили допустить, что воздух по своим свойствам частично подобен жидкости. И, так как не могли сразу летать, экспериментировали с винтами в воде. Изгиб лопасти увеличивал нагрузку на двигатель, но при этом он захватывал больше воды и сильнее толкал корабль.

– А мы сможем поставить подобные винты на наши будущие корабли? – Корнилов задал самый главный вопрос.

– Я бы на этом настаивал, – кивнул я. – Только в идеале бы довести до конца эксперименты. Например, есть подозрение, чтоб винт с двумя лопастями будет эффективнее привычного с тремя, но он в то же время будет давать большую нагрузку на металл. И чаще ломаться. На корабле, где надежность важнее, я бы, например, ставил тройные винты. И не один, а группами, чтобы ни одно случайное повреждение не могло полностью лишить вас хода. А с летательными аппаратами – как только появится возможность, будем переходить на двойные. Там, в небе, конечно, тоже риск никуда не денется, но вес и сила импульса поважнее будут.

– Далеко вы смотрите, – задумчиво кивнул Бутаков.

А тем временем из мастерской выкатили на рельсах платформу – вроде той, что мы делали для пушек Руднева. На ней зафиксировали гондолу будущего дирижабля, а потом и саму платформу прикрепили к огромной толстой пружине, что мне удалось найти где-то в дальнем углу севастопольских складов.

– Итак, позвольте рассказать, что вы сейчас увидите, – я выступил вперед. Наверно, было бы проще провести первый чистовой запуск в тишине, но… Гудящий в воздухе интерес – это не только мои нервы, а еще и возможности с заказами. – Перед вами гондола будущего «Кита». В ней уже установлены два паровых двигателя, которые сейчас соединяют с общим валом…

С неприятным скрежетом вал встал в пазы – захотелось броситься вперед и посмотреть, что же там такое случилось. Но на месте за всем приглядывал Леер, и он тут же повернулся и показал жестом, что все хорошо. Значит, просто что-то зацепили… Я выдохнул, а тем временем вал уже по-жесткому соединили с двигателем. Встали на свои места заклепки, подшипники, винт.

Дмитрий Александрович тоже показал, что у него все хорошо.

– Запускаем котлы, – я отдал новую команду, и через минуту вверх взлетели первые клубы дыма.

Теперь нужно было ждать около десяти минут, чтобы набралась нужна температура. И это еще не долго – с учетом множества узких трубок мы быстрее нагревали воду, превращая ту в пар, чем это происходило в обычных котлах. Тем не менее, я нервничал, и только когда Генрих Антонович подал сигнал, что давление достигло нужного показателя, позволил себе выдохнуть. Немного – все еще только начиналось.

– Запускаем двигатель!

По моей команде открыли заслонку, и пар ворвался в цилиндры, наполняя воздух перестуком поршней, а вместе с ними закрутился и винт. Вокруг сразу же загулял ветер, и пришлось прокричать предупреждение, чтобы никто из зрителей не подходил слишком близко. К счастью, они и не пытались: все замерли и просто смотрели, словно ощутив напряжение момента.

– Тянет… – рядом раздался как будто удивленный голос, я даже обернулся на Тотлебена.

– Да я привык, что винты ставят сзади, а тут спереди, но он все равно работает, – пояснил инженер.

– Когда будем запускать «Севастополь», конечно же, повернем винт, – кивнул я. – Сейчас же, для теста, так просто удобнее.

Я не стал рассказывать, что сейчас тестировал не только и не столько дирижабль, сколько еще и тягу для нового поколения «Ласточек», которые взлетят уже с паровым двигателем на борту. А платформа с гондолой тем временем все больше и больше тянулась вперед, растягивая удерживающую ее пружину. Вот они пересекли черту, дальше которой у нас не получалось продвинуться во время тестов с пороховыми ускорителями. Даже первое поколение парового двигателя давало больше тяги, чем спрессованная пороховая смесь. И никаких ограничений по времени!

– Заглушить двигатель! – я отдал новую команду, которую не столько услышали, сколько увидели.

Перестук цилиндров и шелест лопастей винта начал стихать. Мы потом еще запустим их на полную мощность от начала и до того момента, пока что-нибудь не сломается – надо же понимать, на сколько часов полета я смогу в будущем рассчитывать, какие вылезут детские болезни, что еще мы не учли – но все это уже можно будет сделать без посторонних глаз. А пока…