Сейчас я шла медленно, держа направление на мерцающий за деревьями бледный свет.

Наконец тропинка кончилась, и я оказалась на дороге.

Это была бетонка, то есть дорога из бетонных плит.

По этой бетонке наверняка уже давно не ездили – между плитами выросла густая трава, а сами плиты потрескались от непогоды, но все равно идти по ней было куда легче, чем по тропинке.

Не спотыкаясь об корни, я пошла быстрее.

Свет впереди приближался, он стал ярче, но что-то в нем было странное.

Это не был теплый, уютный свет, каким должно светиться окно в ночи. Свет был какой-то бледный, искусственный. Кроме того, он время от времени гас и снова загорался, словно подмигивал мне сквозь редеющий строй деревьев.

Но все равно свет есть свет, и я шла к нему, как к своей единственной надежде. Потому что телефон, как я ни трясла его и не поднимала вверх, упорно молчал.

Еще несколько минут, и я оказалась перед шлагбаумом, который перегораживал дорогу.

Шлагбаум был погнутый, проржавевший, явно его давным-давно не поднимали. Рядом с ним на столбе была косо прикреплена табличка со строгим предупреждением: «Проход запрещен».

Но табличка была тоже ободранная, обшарпанная, надпись на ней едва читалась, и я рассудила, что строгость этого запрета наверняка устарела. Правда, это могло значить, что там, куда я иду, давно уже никого нет… но свет-то есть! И не возвращаться же обратно!

Я обошла шлагбаум по обочине и пошла дальше.

Очень скоро я увидела источник света, к которому шла.

Справа от дороги стояла какая-то будка из стекла и металла, и внутри нее горела люминесцентная лампа. Лампа противно гудела, время от времени она гасла и снова загоралась.

И внутри этой будки не было ни одного живого существа.

Я подошла к будке, потянула за ручку двери.

Дверь была заперта, да и все равно – внутри будки не было ничего полезного, не было телефона, там стоял только какой-то автомат вроде тех, которые когда-то давно, задолго до моего рождения, продавали газированную воду.

Ладно, не больно-то и хотелось!

Но раз здесь горит свет, значит, это место не совсем заброшено, кто-то здесь должен обитать – хотя бы сторож… и не прогонит же он одинокую женщину посреди ночи!

Мне уже стало холодно, и я с надеждой представила теплую сторожку. Наверняка у этого сторожа есть чайник, и он нальет мне чашку горячего крепкого чая… И разрешит посидеть до утра, а утром скажет, как мне отсюда выбраться…

Да, как говорит моя тетка Муся, надежда умирает последней.

Я отошла от будки и двинулась дальше.

Пройдя метров сто, увидела площадку с заржавевшими тренажерами – велотренажер, что-то вроде беговой дорожки, имитатор гребли. Вот уж что мне сейчас совсем без надобности! Я и так потратила массу калорий, пробираясь через лес! И кому вообще могут здесь, в лесу, понадобиться спортивные снаряды? Хотя, конечно, все это уже давно устарело и не работает.

Внезапно мне стало не по себе. То есть и раньше не было у меня причин радоваться жизни, но сейчас вдруг показалось, что сумерки вокруг какие-то ненастоящие, как свет в той будке. И еще меня поразила тишина, стоящая вокруг. Ни ветка не треснет, ни птица не крикнет, комары и то не жужжат. Вот именно, все комары куда-то подевались. Когда шла по тропинке через кусты, они просто стаями налетали, сплошной гул стоял, а теперь – ни одного. Ну, нет худа без добра!

Я прошла еще немного – и увидела низкое и длинное кирпичное здание без окон, на стене которого были нарисованы человеческие лица – бородач средних лет в квадратных очках, женщина с короткой стрижкой и мрачным взглядом, еще один мужчина с лысым черепом и квадратным подбородком…

В неверном сумеречном свете было плохо видно портреты, но все же мне удалось заметить, что краски на них были яркими, и сами портреты выглядели не такими запущенными, как все здесь.

В недоумении я прошла мимо этого здания и увидела еще одно – четырехэтажное, с большими окнами и широким входом под бетонным козырьком.

Это здание было похоже на какой-нибудь больничный или институтский корпус советской еще постройки, и оно наверняка было давно заброшено. Не светилось ни одно окно (что, впрочем, не удивительно в полночь), многие окна были разбиты, или стекла в них вообще отсутствовали.

Вход в здание был открыт, одна створка двери висела кое-как, другая вообще отсутствовала – и я вошла внутрь.

Не знаю, на что я рассчитывала.

Вряд ли здесь можно было встретить живого человека. Даже тот сторож, которого я себе вообразила, если и существует – находится явно не в этом здании, что ему тут делать-то…

И в будке его нет, неужели он обход участка делает? Да зачем ему, что тут красть-то…

Я отогнала от себя здравую мысль, что тут нет вообще никого, ни одной живой души, и что мне никто не поможет, и пошла по пустому темному коридору.

Разумеется, в нем не было ни души. Пол был покрыт линолеумом, вытертым, вспученным и местами прорванным, стены были когда-то давно выкрашены унылой зеленоватой краской, заметно выгоревшей и местами облупленной, на этих стенах висели какие-то выцветшие плакаты и объявления.

Я прочла одно из этих объявлений:

«Для сотрудников «Волны и частицы», имеющих детей школьного возраста, имеются билеты в …».

Остальная часть объявления была оторвана, и я не узнала, что это за билеты.

Зато я запомнила это словосочетание – «Волна и частица».

И то же самое красивое сочетание попадалось на многих других объявлениях.

Я из любопытства посмотрела на другие объявления. Одно было написано от руки – «Отдам недорого зимний детский комбинезон на мальчика трех лет». Написано это объявление было на листке, сверху которого типографским методом было напечатано то же самое словосочетание – «Волна и частица».

Вот оно что – странный заброшенный объект, куда я случайно попала, какой-то научный городок, затерянный посреди леса, называется «Волна и частица»… ну, или когда-то назывался. Когда здесь еще были люди, кипела жизнь…

Вот именно.

Когда-то здесь кипела жизнь – а сейчас тут нет ни души.

Так что никто мне не поможет отсюда выбраться, и горячего чаю никто не нальет…

Да, но ведь в стеклянной будке возле шлагбаума горел свет… значит, здесь есть электричество, а может быть, и телефон!

Я представила большой черный аппарат, стоящий на столе у какого-нибудь начальника. «Волна и частица» – это что-то из физики, наверняка институт был секретный, в таких связь обязательно должна быть надежная, так, может, и сейчас линия работает?..

По сторонам коридора были двери, и я толкнулась в одну из них – вдруг мне повезет, и я наткнусь на работающий телефон. Шансы невелики, но все же чем черт не шутит…

Однако первая дверь оказалась заперта, так же и вторая.

С третьей дверью мне повезло больше.

Я открыла ее и оказалась в темной комнате без окон.

Машинально я пошарила рукой по стене возле двери – и наткнулась на обычный выключатель.

И что вы думаете? Едва я нажала кнопку, под потолком комнаты загорелся свет.

Такая же люминесцентная лампа, как в стеклянной будке.

Как и там, она нещадно гудела, то и дело гасла, но мне все же удалось оглядеть при ее свете комнату, где я оказалась.

Это было что-то вроде кладовки.

По стенам имелись металлические полки, на которых стояли коробки и пакеты с неизвестным содержимым. Правда, приглядевшись, я увидела на некоторых пакетах химические формулы, но они мне ничего не говорили – с химией у меня в школе были натянутые отношения. Как, впрочем, и с физикой, если вы еще не догадались.

Две надписи мне все же удалось прочитать – на одной коробке было написано «Натрия аммоний», на другой – «Калия гидрохлорид», но, опять же, эти названия ничего мне не сказали.

Все эти коробки и пакеты были покрыты толстым слоем слежавшейся пыли, как бархатистой кожей. Ясно, что к ним уже много лет никто не прикасался.

Еще на стене рядом со стеллажом была вешалка, на которой висело несколько белых халатов. Точнее, когда-то они были белыми, сейчас же приобрели неприятный желтушный оттенок.

Я отчаялась найти здесь что-нибудь полезное, но тут заметила на одной из полок бутылку.

Бутылка эта привлекла мое внимание тем, что здорово выделялась среди остальных предметов на полках.

Начать с того, что на ней не было пыли.

Бутылка была из темного, чуть красноватого стекла, и была почти доверху наполнена густой темно-красной жидкостью – скорее всего, красным вином.

Сбоку на ней была яркая красивая этикетка с надписью на незнакомом языке. Но самым странным было ее горлышко – оно не заканчивалось отверстием с пробкой, а загибалось куда-то назад.

Я протянула руку и сняла бутылку с полки – из чистого любопытства, чтобы разглядеть ее.

И с удивлением увидела, что горлышко этой бутылки не заканчивается, а загибается книзу и уходит в боковую стенку.

Я пригляделась, повернула бутылку к свету и увидела, что внутри горлышко продолжается, доходит до дна и смыкается с ним.

Потом перевернула бутылку, чтобы рассмотреть ее донышко.

Снизу было еще интереснее – в дне было круглое отверстие с ровными краями…

Я сообразила, что это отверстие – выход изогнутого горлышка.

То есть получается, что эта бутылка не закупорена…

Тут я сообразила, что перевернула бутылку, и вино (или что там в ней) из нее должно выливаться…

И правда, уровень жидкости на глазах убывал, то есть содержимое бутылки вытекало – но вот куда? Снаружи ничего не было.

Вот странно!

Пока я размышляла над этой странностью, все содержимое из бутылки куда-то вытекло, она опустела.

Прямо чудеса какие-то…

И тут от этих странностей меня отвлекли звуки, доносящиеся из-за двери кладовой.

Там были слышны голоса и шаги многих людей.

Но ведь только что там никого не было…

Я поставила странную бутылку на то же место, откуда перед этим ее взяла, и выглянула в коридор.

И не узнала его.

На этот раз коридор был ярко освещен, и по нему быстро сновали в обоих направлениях люди в белых халатах. Кто-то из них разговаривал, кто-то шел молча, с папкой в руках, кто-то катил тележку с лабораторным оборудованием…

Сам коридор тоже разительно изменился.

Линолеум на полу был новый и чистый, плакаты и объявления на стенах тоже посвежели, и сами стены сверкали свежей краской.

Мне пришло в голову, что я случайно выглянула не в ту дверь, через которую попала в кладовку, а в другую, выходящую в другой коридор, в другую, обитаемую часть здания.

Мелькнула мысль, что такого не может быть, но я ее подавила, уж очень обрадовалась, что вижу живых людей.

В это время ко мне приблизились два человека в белых халатах, которые вполголоса разговаривали между собой.

– Ты в этом совершенно уверен? – говорил один из них, плотный широкоплечий брюнет с густой темной бородой, в квадратных массивных очках, лицо которого показалось мне смутно знакомым, долговязому человеку с бесцветными волосами и розоватыми глазами кролика в опушке белесых ресниц.

– Не был бы уверен, – отвечал альбинос, – не стал бы тебе об этом говорить.

– Но, кроме тебя, об этом никто не знает?

– Надеюсь, никто… иначе сам понимаешь…

Собеседники явно не замечали меня.

Мне стало неловко и даже как-то страшновато подслушивать их разговор, и я юркнула обратно за дверь.

Здесь я огляделась – нет, в этой кладовке была только одна дверь, значит, это был тот же самый коридор, по которому я шла примерно полчаса назад…

Полчаса?

Я взглянула на свои часы, чтобы проверить ощущения прошедшего времени – но на них было по-прежнему без трех минут двенадцать. Три минуты до полуночи…

Ах да, я же забыла, что часы встали…

Ну, это сейчас – не главная моя проблема…

Я решила снова выйти в коридор.