Отец через год совсем спился. Ленке стукнуло восемнадцать, ей надоело нас на себе тащить, и она переехала в Череповец, устроилась там на металлургический комбинат. Вальку дома оставили, ей, слава богу, тогда уже шестнадцать исполнилось, а меня, Павлушу и Олю отправили в детдом. Так что школу я уже там заканчивала.

– Ужас какой! – сказала Инна, у которой от этого рассказа даже мурашки по спине побежали. – А почему старшие сестры не взяли вас к себе?

– А вот этого я уже им никогда не прощу, – спокойно произнесла Манойлова. – Когда меня в детдом оформляли, Маринке тридцать два было. Конечно, у нее свои дети почти моего возраста, но я же у нее в ногах валялась, чтобы она над нами троими опекунство оформила! Обещала, что мы по-прежнему будем у себя жить. Что с Валькой будем и квартиру прибирать, и еду готовить, и с младшими уроки делать. А сестрица моя сказала, что если бы она хотела брать на себя такую ответственность, то своих бы нарожала. А Машка к тому времени тоже замуж вышла, у нее как раз ребенок родился, молока не хватало, у малыша диатез… В общем, ей тоже оказалось не до нас. Так что я выросла с убеждением, что никому не нужна. Ни матери, ни сестрам.

– И вы никогда больше всей семьей не собирались?

– Никогда. Мама умерла, и семьи не стало.

– Неужели вы даже не знаете, где они, что с ними?

– Почему не знаю? Знаю. Как я на ноги встала, как у меня бизнес пошел, так почти все мои родственники начали меня находить. Марине сейчас семьдесят три. Она лет пять назад звонила, жаловалась, что пенсии не хватает, что у дочери ее жизнь не сложилась, в разводе она. Просила помочь. А я ответила, что если бы хотела содержать дом престарелых и неудачников, то учредила бы такой фонд. И попросила больше мне никогда не звонить.

Илюша в Афгане погиб. Машку и ее двоих детей муж убил, пьяный топором зарубил. Это давно было, я тогда только-только школу закончила. Игорь от инфаркта умер в сорок лет. Ангелинка жива, ей уж шестьдесят четыре. Она на Украине живет, замуж туда вышла. Мы раньше к ней летом ездили. У нее там собственный дом с садом. Она баба хорошая.

Ванька у нас уголовник. По тюрьмам и зонам лет тридцать провел. Лена так в Череповце и прижилась. Видимся мы с ней редко, созваниваемся раз в месяц, весной к ней на юбилей поеду. С Валюхой мы и не расставались. Она меня в детдоме проведывала, подкармливала. Ей нелегко пришлось, она, как и я, сама в жизни пробивалась. С шестнадцати лет работала. Вот уж два года на пенсии. Я ей дачу купила, она огород разбила, в земле копается. Нравится ей это очень.

Павлик в Китае живет. Он электроникой занимается. Электронные табло в автобусах видела? Так вот, это его. После детдома смог и институт закончить, и диссертацию защитить. С ним мы всегда видимся, когда он в Россию приезжает. А Ольку в детдоме удочерили. Она красивая очень была девочка, послушная, тихая и умненькая. Я ее, как ни искала, найти так и не смогла.

– А мне всегда казалось, что большие семьи очень дружные, – сказала Инна. – Я сама-то единственный ребенок у мамы и всегда в детстве мечтала, чтобы у меня был брат или сестра.

– А я в детстве всегда мечтала, чтобы в комнате тихо было, когда я уроки учу, – засмеялась Манойлова. – А то я за учебники, а младшие в прятки играют, а старшие музыку слушают. Дурдом.

Закончив школу, Тася поступила в строительный техникум. Ее любимым предметом всегда было черчение, так что училась она с упоением и зарабатывала вторую стипендию, выполняя сложные чертежи для однокурсников.

Ее ближайшая подружка встречалась со студентом-физкультурником. Именно он как-то привел к ним в комнату своего соседа по общежитию. Звали его Гаврила Манойлов, и учился он на самом немужском факультете местного института – музыкально-педагогическом.

Молоденькую Тасю совершенно заворожили слова, которые сами по себе уже звучали как музыка: Шопен, Людвиг ван Бетховен, Аппассионата, аллегро… Гаврила казался ей человеком из другого мира. А еще он проникновенно читал мудреные стихи, смысла которых Тася не понимала.

Марш Мендельсона (по словам Гаврилы, у него была еще одна фамилия – Бартольди) прозвучал для Таисии, когда ей было девятнадцать.

– Коленька у нас родился спустя три года. Мы к тому времени уже оба институты окончили. Гаврила в школу распределился. Ему, как отличнику круглому, удалось выбить распределение в городе. Я в строительный трест устроилась. У меня зарплата даже побольше, чем у него, была. Да и квартиру нам довольно быстро, благодаря мне, дали.

Мы с ним хорошо жили, мирно. Он в семье за духовное отвечал: Коленьку по театрам водил, по музеям, книжки ему читал, репродукции в журналах разглядывал. А я по материальной части была: домой сметную документацию брала, подрабатывала в трех местах, чтобы денег заработать. Обычная семья, как у всех.

Мне всегда хотелось иметь только одного ребенка. Многодетность я на дух не переносила. Как видела на улице женщину хотя бы с тремя детьми, так прямо до рвотных спазмов… Но когда почти в сорок лет забеременела, подумала и решила ребенка оставить. Коленька уже школу заканчивал. Гаврила тоже был не против. Он-то всегда детей любил. Дочку очень хотел. Так у нас Эвелина родилась.

А времена были тяжелые, голодные. Я пока в декрете сидела, по сторонам-то огляделась и стала челноком в Польшу ездить. За год мы квартиру обставили, ремонт сделали, а потом я проанализировала, что и как, и со шмоток на стройматериалы перекинулась. Смекнула, что за ними будущее.

– А муж вам помогал? – спросила Инна, вспомнив разговор с Головко.

– Гаврила-то? Нет, его моя деятельность страшно бесила. Он кричал, что я спекулянтка, отказывался жить на деньги, заработанные нечестным путем, и все время боялся, что за мной придут. Ну, а когда бояться надоело, он просто от меня ушел.

– А как же дети?

– А что дети? – Манойлова пожала плечами. – Эвелине к тому моменту уже пять исполнилось, а Коленька институт закончил. Он мне так во всем помогал… И с дочкой, и с бизнесом…При таком сыне никакого мужа не надо.

– Ну, сын мужа не заменит.

– А-а-а, вы про любовников? Так они у меня всю жизнь были и сейчас есть. Гаврила мой был человек высокоинтеллектуальный. Его проза жизни очень мало волновала во всех ее проявлениях. Как период стихотворной читки кончился, так и интерес у него ко мне угас. А я женщина темпераментная. Но интересы тела от интересов семьи всегда отличала.

Раздались шаги, и в арке, соединяющей кухню с гостиной, появился Коленька Манойлов. Инна снова подивилась его несколько несуразной внешности. Невысокий, щупловатый, в очках, которые ему удивительно не шли, он никак не ассоциировался с успешностью и богатством.

– Ой, сыночек пришел! – заулыбалась Таисия Архиповна. – А мы как раз с Инночкой вроде бы разговор закончили. Готовы попробовать твою оленину.

– Прекрасно, – молодой человек галантно поклонился Инне. – Окажите нам честь, отобедайте с нами!

«Боже мой, какие церемонии!» – подумала Инна, но благосклонно приняла приглашение.

Глава 8
Урок от настоящего джентльмена

Не сравнивай свою жизнь с чьей-то. Ты и понятия не имеешь, что они испытывают на самом деле.

Регина Бретт

В мгновение ока Манойлов накрыл на стол. На нем появилась белая скатерть, салфетки, отороченные вологодским кружевом, хрустальные бокалы и серебряные вилки. Коленька повязал смешной ситцевый фартук, а за ворот белоснежной рубашки заткнул салфетку. Инна, не выдержав, прыснула.

Стерва Эвелина к столу выйти отказалась.

– Ты меня еще с прислугой обедать заставь! – крикнула она матери. Так громко, что Инна ни на секунду не усомнилась, что это было сделано специально для того, чтобы услышали все.

– Оставь ее, мама, пусть сидит голодная. Проголодается – поест, – пожал плечами Коленька.

Беседа за столом оказалась на удивление увлекательной. Манойлов отлично разбирался в современной литературе, зачитывался Пелевиным, отдавал должное Улицкой, был ярым поклонником творчества Татьяны Толстой и вообще производил впечатление по-настоящему интеллигентного человека.

Уписывая за обе щеки потрясающе нежное мясо, Инна думала, что ей давненько не было так интересно. После обеда она вместе с Таисией Архиповной отправилась на экскурсию по дому – фотографировать интерьеры.

В комнатах, в отличие от кухни, явно преобладал вкус маменьки: лепнина на потолке, плотные шторы с кистями, тяжелая мебель из натурального дуба, огромное количество статуй, картин в резных позолоченных рамах. От всего веяло роскошью, запахом больших денег и полным отсутствием вкуса.

Инна фотографировала хозяйку в разных ракурсах. Манойлова меняла костюмы, переодеваясь в роскошной спальне, где на огромной трехспальной кровати лежало постельное белье с ягуаровой расцветкой. Белью Инна подивилась отдельно.

– А почему Николай Гаврилович не женат? – выждав момент, спросила она. Щуплая фигура Коленьки Манойлова казалась ей чрезвычайно любопытной.

– Не может найти женщину, которая заставила бы его потерять голову. Это он так говорит, – охотно поддержала тему Манойлова. Разговор о сыне явно доставлял ей удовольствие. – Кроме того, он такой порядочный. Эта бабенка с двумя детьми, ну, я вам рассказывала, учительница, вцепилась в него мертвой хваткой. А он не считает возможным ее бросить. Говорит: «Мама, она без меня пропадет». Как по мне, так это он скоро пропадет.

– А живет он с вами?

– Да, с нами. Нет, у него, конечно, есть своя квартира в городе. Я, упаси бог, не ханжа, понимаю, что молодому мужчине нужно иметь место, куда удобно привести подружку. Да и у этой своей, – Манойлова поджала губы, – он пару раз в неделю остается, но постоянно живет здесь, в «Сосновом бору». И нам с Эвелиной спокойнее, и ему удобно. Он, знаете, Инночка, удивительно ко мне привязан.

– Он такой тихий, вежливый, воспитанный… – вслух подумала Инна. – Как же он бизнес ведет?

– Ну что вы, деточка! – с жаром возразила ее собеседница. – Коленька очень хороший бизнесмен. Деловой и собранный. Разве бизнесом могут заниматься только хамы? Он прекрасно ладит с людьми, но, где надо, проявляет жесткость и принципиальность. Это далеко не всем нравится. Вот, к примеру, недавно у него сожгли «Лексус». Вы представляете? Коленька расстроился, как ребенок. Машины – его страсть.

– Так, значит, страховку именно по его «Лексусу» недавно выплатила фирма «Берег»? – осенило Инну.

– Да, по его. Хорошо, что он застраховал машину. Удалось избежать денежных потерь. Он у меня такой предусмотрительный. И вообще очень хороший мальчик.

«Хороший мальчик» в это время сидел в своей комнате в наушниках и слушал музыку. Увидев стоящую на пороге Инну, он вскочил и резко выдернул штекер из компьютерного гнезда. По комнате понеслись звуки «Лунной сонаты».

– Любите классику? – спросила Инна, которую развеселило его смущение.

– Да, – он улыбнулся, и глаза за стеклами очков стали совсем беззащитными. – У меня папа учитель. Я вырос на настоящей музыке.

– Можно вашу комнату сфотографировать? – спросила Инна. Это оказалось единственное помещение, кроме кухни, где ей по-настоящему понравилось. Комната была отделана в стиле хай-тек и радовала обилием стекла и хромированного металла, света и воздуха.

– Конечно, – он снова застенчиво улыбнулся. – А взамен вы позволите проводить вас до дома?

– Я на машине, – пожала плечами Инна.

– Значит, мы поедем на вашей машине, а потом я вызову такси. Хорошо? Мне кажется, мы не договорили.

Инна согласилась и попросила проводить ее в комнату Эвелины. Та фотографировалась охотно, но вела себя по-прежнему грубо. Коленька, как мог, сглаживал колкости младшей сестры, Инна от души развлекалась. Комната юной стервозы тоже была вся в рюшечках, оборочках, мягких игрушках, вензельках и завитушках. Вкусом Эвелина Манойлова явно не блистала.

В общей сложности Инна провела в «Сосновом бору» более трех часов. «Пора и честь знать», – подумала она и поинтересовалась у Коленьки Манойлова, не передумал ли он ее провожать.

– Ну что вы! – вскричал он и покрылся ярким румянцем. Инна снова против воли рассмеялась.