Глава вторая
Дополнительная терапия

Элла

15:00. Манхэттен

– На самом деле… думаю, вы правы. Мое тело… срабатывало что-то вроде инстинкта выживания. Когда это начиналось, я закрывала глаза и больше ни о чем не думала. Просто не могла, – рассказывала я, отвечая на вопросы. – Шли месяцы, и я научилась считать секунды, чтобы успокоиться, уговорить себя, что он скоро закончит… и уйдет.

Я сидела на синем кожаном диване у своего психотерапевта Пола, к которому ходила два-три раза в неделю. Вот уже месяцев семь я посещала эти сеансы. Пола рекомендовал Коул, мой врач, который часто навещал меня, проверяя состояние моего здоровья. Он когда-то посоветовал записаться на прием к своему другу из-за ночных панических атак, но только через пять месяцев жизни в Нью-Йорке я наконец решилась. Меня подтолкнула Киара, которая заботилась обо мне даже издалека.

– И все те годы я просто выживала, тело больше не принадлежало мне. Я сама себе больше не принадлежала, я была его. Я была их. Я была словно кукла, робот, которому диктовали, что делать. Я… Я была пустой.

Темой сегодняшней беседы были мои травмы и их связь с приступами паники, особенно жестокими в момент, когда я просыпалась.

За последний год все переменилось. Я утратила контроль надо всем. А главное, над собой.

– Когда у меня началась другая жизнь, после Джона, я подумала… что попала в тот же порочный круг, но на самом деле нет…

– Что ты имеешь в виду? – мягко спросил Пол.

Я вздохнула.

Он всегда вытаскивал из меня подробности, чтобы разобраться в моих страхах, хотя я по натуре не очень разговорчива. Я больше люблю слушать. Но эти сеансы помогали мне принимать свои раны и противостоять посттравматическому стрессу… теперь в одиночку.

– Мне кажется… я убедила себя в том, что выздоравливаю, что благодаря новым возможностям смогу вернуться к более-менее «нормальной» жизни… без Джона.

Я невесело рассмеялась. Я смеялась над собственной наивностью.

Как часто делал он.

– Моя ошибка в том, что я вручила остатки своего сердца человеку, разрушенному сильнее, чем я сама… думая, что он мне поможет.

Все это его вина.

– Потому что с ним ты чувствовала себя в безопасности?

– Да, – проговорила я, закрыв глаза. – Я знала, что у меня много травм из-за Джона, просто я не знала их все. У некоторых не было случая всплыть на поверхность.

Я выпрямилась, глядя, как терапевт, пятидесятилетний мужчина, записывает мои ответы.

– Теперь, оставшись одна, я вижу их во всей красе.

– Потому что ты больше не чувствуешь себя в безопасности?

Я кивнула. Я никогда не жила одна в незнакомом городе. Приходилось сливаться с толпой, надеясь, что никто не обратит на меня внимания. Надеясь, что никто не разрушит тот панцирь, в котором я укрылась с момента приезда.

– Он единственный, у кого я чувствовала себя в безопасности, – ответила я, пожимая плечами.

– Ты действительно так чувствовала или просто убедила себя?

Я смотрела на него, не зная, что ответить. Несмотря ни на что, для меня это было реальностью.

– Я так чувствовала, – подтвердила я. – Кошмары бывали и в его доме… но не такие жуткие приступы паники, когда просыпаешься.

– Думаешь, именно из-за отсутствия ощущения безопасности у тебя появилась потребность постоянно проверять двери и окна?

Я уверенно кивнула. В этом огромном городе с населением в несколько миллионов у меня развилась настоящая «агорафобия», потому что одинокое существование в переполненном мегаполисе – не самое приятное в моей новой жизни.

Я привыкла находиться в доме, где был кто-то еще. Где был он.

Это чувство безопасности исчезло вместе с его серыми глазами, которых я так больше и не видела. Здесь я минимум шесть раз проверяла, что входная дверь надежно заперта, окна закрыты, а шторы опущены. Это было как наваждение.

Все это его вина.

– Когда ты проснулась после вчерашнего кошмара, началась такая же паническая атака?

Я опять кивнула. Всегда одно и то же. Снова. И снова.

– Ты делаешь то, что я посоветовал? – спросил Пол, устремляя на меня проницательный взгляд.

Я в очередной раз кивнула. Дыхательные упражнения помогали успокоиться во время приступов, но овладеть собой я могла не сразу, потому что тело отказывалось повиноваться.

– Скажи-ка, Элла… Сегодня у нас незапланированная встреча. Может, это какой-то особенный день?

Он захлопнул блокнот, посмотрел мне прямо в глаза и слегка улыбнулся. Я улыбнулась в ответ.

– Мне не хотелось оставаться одной дома, – призналась я почти смущенно. – Ну… сегодня мой день рождения…

– Что ж, с днем рождения тебя! – воскликнул он.

От его слов у меня сжалось горло и потемнело в глазах. Последним человеком, который поздравил меня с днем рождения, была моя тетя. Мне тогда исполнилось девять лет… или семь.

Это так тро-га-тель-но.

– А друзья знают про день рождения?

Я покачала головой. Никто не был в курсе. Даже в тот год я никому ничего не сказала. Раньше этот день был для меня в лучшем случае таким же, как любой другой, а в худшем – днем, который завершал очередной год беспрерывных злоключений.

– Но они же недавно тебя навещали?

– Да, – сказала я, глупо улыбаясь. – В том месяце на пару дней заезжала Элли, когда была на задании.

– И как ты себя чувствовала рядом с ней?

– Я была счастлива. Когда они здесь, я снова чувствую себя дома.

Когда я оставалась одна, квартира была лишь стенами, окнами, местом, где можно спать и укрываться от взглядов, которые слишком часто на мне останавливались. Но когда приезжал Бен, Киара или Элли… возникало ощущение, что я у себя. В Калифорнии.

– Что такое для тебя дом, Элла?

Я коротко взглянула на него. Ответ у меня уже был. Всю жизнь я кочевала из жилища в жилище, нигде не чувствуя себя дома. Пока наконец не нашла тот дом.

– Место, где находятся любимые люди, рядом с которыми я чувствую себя в безопасности. На самом деле дом для меня – это… некое чувство.

Рядом с Киарой, Элли или Беном я могла быть где угодно и все равно чувствовать себя дома. Потому что пустой дом – это не дом.

Он покачал головой все с той же легкой улыбкой. Потом снял очки и откашлялся.

– А этот Эш?

– Э-эшер, – поправила я, чувствуя, как снова сжимается горло. – Я зову его Эшер. Все остальные зовут его Эш, но мне больше нравится Эшер. Нет… никогда. Он никогда не приезжал.

– А ты не хочешь поговорить о нем? Ты так ничего о нем и не рассказала… Есть причина?

Я отвернулась к аквариуму, в котором все эти месяцы плавали одни и те же рыбки. И водоросли на переднем плане.

– Он причинил тебе зло?

– Нет, – поспешила ответить я. – Во всяком случае… не так, как те, другие.

– Почему же тогда ты его не любишь?

Потому что он поступил ужасно. Просто ужасно.

– А мне больше ничего не остается, – ответила я, любуясь рыбками. – Я не могу с ним говорить, я не могу его видеть, я не могу ему ответить.

– Почему? Он тебе запретил?

Я тихонько вздохнула.

– И я сама себе тоже.

– А почему ты запретила себе говорить с ним? – чуть нахмурился он.

Я нервно теребила пальцы. Нога подергивалась все сильнее по мере приближения к новой болезненной теме.

Эшер.

– Потому что он того не стоит. Он… Он дал мне уехать вот так. А в качестве объяснения прислал конверт с листочками.

– Листочками?

– Листочками, – вздохнула я, и перед глазами снова поплыли черные строки. – Он… Он записывает свои мысли в блокноты. Банально, но он действительно пишет, чтобы не доверяться другим.

Открыв глаза, я увидела, как психотерапевт мягко покачивает головой.

– Он не любит доверяться?

– Не до конца, – подчеркнула я, пожимая плечами. – Он прислал отрывки дневника, где пишет кое-что обо мне. Начиная с моего приезда к нему и до того дня, когда господин решил, что я должна уйти из его жизни. Ради моей безопасности.

Терапевт взглядом велел мне продолжить, не позволяя избежать неизбежного.

– Я… Я не видела его весь этот год, хотя его близкие меня навещали.

Горло опять сжалось. Невыносимо было вспоминать, что он решил не приезжать и не звонить. Решил забыть меня, словно я пустое место.

Я была всего лишь невольницей.

Киара права: он не стоит ни моих слез, ни моих чувств.

Все это его вина.

– Тебе его не хватает?

Еще как.

– Он того не стоит, – возразила я, возненавидев себя с новой силой.

– Ты не ответила, – мягко заметил терапевт.

– Да…

Конечно, мне его не хватало… Потому что мои чувства никуда не улетучились, а совсем наоборот. Каждый день они убивали меня изнутри. Каждый день они напоминали, что он меня забыл, и все, что мне оставалось, – это его слова.

Те слова, которые я хотела бы услышать год назад.

– Тебе снились кошмары, когда ты была с ним, я прав?

Верно, мне снились кошмары, когда я жила у него. Потом он меня припугнул, и они стали сниться все реже, потому что я боялась, что он меня придушит. Этот страх в конце концов переродился в нечто иное. В чувство безопасности, которое обволакивало меня, едва он переступал порог дома.

Столько всего произошло. Столько всего.

Об этом я и поведала терапевту.

– Можешь подробнее рассказать об этих листочках?

– Он там просто записывает, что обо мне думает, – проговорила я. – То есть мне оказана честь узнать причину некоторых его поступков.

Мой сарказм вызвал улыбку у терапевта, и он жестом попросил продолжить исповедь. Но у меня не было желания.

– Это не имеет смысла, давайте сменим тему.

Я не хотела говорить о нем.

– Ты уже рассказывала о своем соседе…

– Да, – признала я, сокрушенно покачав головой, – но он точно не моя тема… Мы такие разные…

Сосед, который думал меня обольстить, а на самом деле вгонял в крайнюю неловкость.

Потому что это был не Эшер.

– Он… Он хороший, но… с ним как-то не по себе, – тихо призналась я. – Я не чувствую себя собой…

– Может, тебе сказать ему об этом? – предложил Пол. – Если тебе с кем-то некомфортно, лучше обозначить свои границы.

– Знаю, но… у меня не получается. Я никогда не умела защищать границы.

Он их разрушил.

– Мы сейчас говорим о соседе?

Я улыбнулась. Конечно же нет. Сосед никогда не занимал моих мыслей. Там царил совсем другой.

– А тебе никогда не приходило в голову уехать обратно в Калифорнию? – спросил Пол. – Если тебе хочется туда вернуться, что мешает?

Я уставилась на него, обдумывая ответ. Он прав. Что мне мешает вернуться в Лос-Анджелес?

Там у тебя нет крыши над головой. Он тебя убьет или, хуже того, вообще перестанет замечать. А еще тебя могут похитить…

– Манхэттен предлагает мне новую жизнь. Возвращение в Лос-Анджелес стало бы шагом назад, – уверенно заявила я. – А я хочу двигаться вперед, хочу чего-то нового.

– Ты больше не хочешь, чтобы он был с тобой?

Я покачала головой. Я больше не хотела быть с ним, не хотела его любить. Я ненавидела себя за то, что не смогла изгнать эту любовь даже год спустя. Даже после всего, что он сделал. Он засел у меня в голове, как опухоль, и убивал, не прикасаясь, не разговаривая, не замечая.

Словно я пустое место.

Все это его вина.

* * *

22:00

«14 января.

Она похожа на Изобел… но с виду глупее. У нее физиономия младенца. А я терпеть не могу детей.

Интересно, сколько ей лет. Она выглядит моложе меня».

Я не удержалась. В очередной раз я перечитывала его записи. И снова с самого начала.

Он сломал меня.