– Ну ты не хватай его так за руки, он и не будет кусаться, – заметил сидящий за столом Фома Фомич.

– Так ведь как не хватать, убежит же, чертенок. Где его потом ловить?

– Да никуда он не убежит! – успокоил агента фон Шпинне и обратился к мальчику: – Ты же не будешь убегать, а, Марко?

– А вот и убегу! – прокричал мальчик, которого агент продолжал крепко держать за руку.

– Это кто же тебя так со взрослыми разговаривать научил, неужели господин Джотто? – спросил улыбающийся Фома Фомич.

– А хоть бы и он, вам-то что?

– Ты вот что, Силин, – посмотрел начальник сыскной на агента, – мальчонка у нас, я вижу, с характером. Давай веди его в подвал, в ту темную камеру, ну ты знаешь…

– Так там ведь гроб с покойником стоит! – воскликнул Силин.

– Какой еще гроб? – вскинул брови и непонимающе уставился на агента Фома Фомич.

– Ну, дык, нищий, которого возле Покровской церкви отравили.

– А почему он у нас?

– В мертвецкой места нет, попросили, чтобы сегодняшнюю ночь у нас постоял, а эта камера самая холодная. Ну, вот мы его туда и…

– А что, другого места нет мальца определить?

– Нет.

– Ну, тогда давай к покойнику. Он у нас храбрый, думаю, не испугается. Да он его и не увидит, там же темно…

– Нет! – даже не закричал, истошно завопил посыльный. – Не хочу к покойнику!

– А что делать? Придется, посидишь там до утра, может поумнеешь…

– Я уже!

– Что ты уже?

– Я уже поумнел!

– Быстро ты, – мотнул головой полковник. – Ну ладно, оставь его, Силин, сам за дверью постой. А то, может, врет, ты его отпустишь, а он бежать.

– Нет-нет, я никуда бежать не стану, вы только меня с покойником не запирайте! – стал истово заверять мальчик.

Агент послушно вышел, а начальник сыскной, глядя на все еще испуганного мальчика, спросил:

– Ты был в прошлую субботу в кухмистерской Кислицына?

– Был.

– Что ты там делал?

– Так это, вафельные рожки покупал, – успокоившись, ответил мальчик.

– Что, господин Джотто не позволяет хоть иногда пирожных поесть?

– Почему, позволяет!

– А зачем же ты к Кислицыну пошел рожки покупать? Да они, говорят, и не очень вкусные. Может, тебя кто-то попросил?

– Да! – кивнул мальчик. – Меня попросили!

– И кто же тебя попросил, если не секрет? Ты сколько там, кстати, рожков-то купил?

– Пять.

– Точно пять?

– Точно, да у меня и денег на больше не было…

– Теперь главное: кто тебя попросил вафельные рожки купить?

– Господин Джотто, – сказал мальчик таким тоном словно это было и так понятно.

– Ему-то зачем эти рожки понадобились?

– Я не знаю.

– Ну что же, хорошо. Понял я, что ты исправился, отпущу тебя домой. Но прежде просьба будет небольшая. Писать-то умеешь?

– Умею.

– Вот и замечательно! Бери стул и садись сюда, – начальник сыскной указал на небольшой приставной столик. – И напиши мне все это на бумаге.

– Понял, – с неохотой берясь на ручку, ответил Марко.

– А что недовольный такой?

– А вы, это, за ошибки ругать не будете? – покусывая ручку и исподлобья глядя на Фому Фомича, спросил мальчик.

– Нет, – улыбнулся начальник сыскной. – Я за ошибки ругать не буду, если мне что-то не понравится, заставлю переписать.

После того как посыльный написал, что от него требовалось, начальник сыскной взял в руки листок, прочел, слегка кривя губы, и сказал только: «Хорошо!»



Глава 6
Допрос Джотто

Отпуская Марко, начальник сыскной строго предупредил его, чтобы никому не говорил, где был и с кем разговаривал. Напомнил, что гроб с покойником все еще стоит в подвале. Мальчик ушел, а Фома Фомич тут же вызвал к себе Кочкина.

– Что будем делать? – спросил чиновник особых поручений после того, как фон Шпинне пересказал ему беседу с посыльным.

– Думаю, начнем со Скворчанского.

– А как же нищий у Покровской церкви?

– Про нищего ничего сказать не могу. Его отравление – или попытка запутать следствие, или месть кому-то, или еще что-то, чего мы пока не знаем. Скорее всего, это отвлекающее отравление. Городской голова, вот куда нужно направить внимание. Но это не значит, что мы должны забыть об отравлении нищего. Может так случиться, что мертвый нищий гораздо раньше приведет нас к убийце, чем мертвый Скворчанский.

– Значит, вы считаете – эти два отравления дело рук одного и того же человека?

– А ты-то сам как считаешь? Это дело рук одного человека или нет?

– Ну, я так сразу сказать не могу. Да мне и по должности не положено… – стал оправдываться Кочкин обычным своим оправданием, что, дескать, человек он маленький, а потому и спрос с него невелик.

– Да, тебе по твоей должности только и положено, что кашу с маслом, а мне – все остальное! – улыбаясь, заметил начальник сыскной.

– И все-таки отравление дело рук одного человека или не одного?

– Думаю, вопрос нужно поставить несколько иначе. Связаны ли эти два отравления друг с другом? Я полагаю, связаны. Даже если они осуществлены разными людьми. Однако что мы с тобой сидим? Разговорами делу не поможешь, нужно действовать. Самое первое – необходимо задержать Джотто и допросить его. Итальянец – единственный человек, с именем которого связаны оба отравления. Но, как я понял из материалов дела, следователь Алтуфьев даже не встречался с ним, не говоря уже о допросе, что весьма и весьма странно. С другой стороны, он уже нашел отравителя. Лишняя работа – верно?

– Верно! – согласился Меркурий.

– Так, ну что у нас со временем? – Фома Фомич достал из жилетного кармана золотые часы, щелкнул крышкой. – О, а день-то закончился, но не для нас. Для нас с тобой, Меркуша, он продолжается. Бери с собой двух агентов и тащите сюда итальянского кондитера. Поговорим! Может быть, он нам расскажет что-нибудь интересное.

Не прошло и часа, а Кочкин докладывал начальнику сыскной, что Джузеппе Джотто доставлен и ожидает в коридоре.

– Ну а чего ожидать, давай его сюда, время позднее, а разговор у нас будет длинный.

Джотто, мужчина средних лет и среднего же роста, черноволосый, с круглым привлекательным лицом, на котором красовались небольшие, тщательно ухоженные усики, вошел в кабинет начальника сыскной полиции и остановился у порога. Встретившись глазами с Фомой Фомичом, он улыбнулся, обнажая ровные зубы. Фон Шпинне улыбнулся в ответ:

– Синьор Джотто?

– Да, это я! – с легким акцентом ответил вошедший и немного наклонил голову вперед.

– Прошу вас, проходите, присаживайтесь. Вот на этот стул.

Пока кондитер не спеша садился, начальник сыскной наблюдал за ним. Одет безукоризненно: пиджачная пара в светло-коричневую, среднего размера клетку, коричневый жилет, ослепительно-белая рубаха, на шее в тон жилету шелковый платок. Шляпа, которую он, войдя в кабинет, предупредительно снял, тоже коричневая, с широкой, того же цвета атласной лентой. Джотто вел себя спокойно. Его движения были размеренны и точны, никакой указывающей на волнение суеты. Он выглядел как человек, совесть которого чиста, а душа непорочна.

Фома Фомич верил, что самое первое впечатление о человеке важно, поэтому рассматривал итальянца со всей внимательностью. То, что Джотто вел себя спокойно, еще не говорило о его невиновности. Напротив, подсказывало начальнику сыскной, что перед ним тертый калач. Невиновный ведет себя иначе, невиновный нервничает, возмущается, пытается задавать вопросы, словом, ведет себя так, как должен вести обычный человек, которого ни с того ни с сего хватают и доставляют в полицию. А когда он спокоен, вот тогда и стоит задуматься, кто перед тобой сидит и так ли он невиновен.

Кондитер, чуть поддернув впереди брюки, чтобы не вытягивались колени, сел и, закинув ногу на ногу, вопросительно и даже с некоторым вызовом уставился на Фому Фомича.

– Вы уж извините, синьор Джотто, что пришлось вас побеспокоить. Я пригласил вас потому, что у меня к вам возникло несколько совершенно неотложных вопросов. Это касается отравлений мещанки Селиной и господина Скворчанского…

После произнесенного фон Шпинне слова «пригласил» на лице кондитера появилась едва заметная ехидная улыбка.

– А разве этим делом занимается не следователь Алтуфьев? – спросил кондитер, обнаруживая для человека, которого ни разу не вызывали в следственную управу, довольно неплохую осведомленность.

– Да, вы правы, – кивнул фон Шпинне, – он занимается этим делом, как и делом об отравлении нищего, которое случилось в прошлое воскресенье на паперти Покровской церкви… Вы слышали?

– Краем уха.

– Так вот, этими тремя отравлениями, как вы справедливо заметили, занимается следователь Алтуфьев. Меня же просто попросили ему помочь. Рук не хватает. Но это вам неинтересная лирика. Давайте, чтобы не терять зря время, займемся делом.

– Давайте, – согласился Джотто и прихлопнул ладонями.

– Я здесь ознакомился с делом Скворчанского и нашел очень много странного и непонятного. Для меня непонятного, но я думаю, что вы мне все подробно объясните.

– Все, что будет в моих силах.

– Первое. Как показала горничная, ленточка на пакете с пирожными была завязана узлом, и горничная же утверждает, что никогда раньше ленточки узлом не завязывались, всегда был бантик. Вы можете дать мне объяснение, как такое могло произойти?

– Боюсь, что я ничего не могу сказать вам по этому поводу.

– А кто у вас занимается упаковкой готовых пирожных, какой-то специальный человек?

– Да, этим занимается мой приказчик Силантий, Силантий… – Джотто приложил пальцы ко лбу, – Силантий Цепов. Вернее, он сам, конечно же, не упаковывает… Следит.

– А кто упаковывает?

– У меня работают две женщины, подсобно. Когда нужно что-нибудь упаковать, они упаковывают, а в другое время помогают пекарям…

– Сколько у вас пекарей?

– Трое.

– Если подсобные рабочие занимаются упаковкой, то что входит в обязанности Силантия?

– У меня несколько десятков постоянных клиентов, которым наша служба доставки каждый день разносит сладости. Силантий следит за тем, чтобы все заказы были завернуты, чтобы в каждом свертке находились именно те пирожные и в том количестве, которые требуются клиенту. Ну и потом, он следит за цветными ленточками…

– А зачем за ними нужно следить? – спросил Фома Фомич.

– Дело в том, как я уже говорил, у меня несколько десятков клиентов, и для того, чтобы посыльным было проще, каждому клиенту мы присваиваем какой-нибудь цвет. Ну, например, городской голова имел красный. И вот его заказ обвязывался красной ленточкой. Посыльному сразу понятно, что пакет нужно нести в дом господина Скворчанского.

– Скажите мне, синьор Джотто, я, конечно, плохо разбираюсь в вашем деле, но мне кажется, что эти цветные ленточки такая морока… у вас никогда не возникало путаницы с этими ленточками?

– Нет! Если все должным образом организовать, то, напротив, все это заметно упрощает дело.

– А, к примеру, никто вам не жаловался на то, что количество пирожных не соответствовало заказанному?

– Может быть, такие жалобы и были, но я о них ничего не знаю.

– Из показаний все той же горничной, вы уж простите, но мне приходится время от времени обращаться к этому документу. – Фон Шпинне поднял со стола листок бумаги и положил на место. Джотто проследил за этим взглядом.

Необходимости извиняться, показывать листок у начальника сыскной не было, просто такова специфика допроса. Подозреваемый должен постоянно напрягаться, расслабляться, считать начальника сыскной сначала хитрым, а потом глупым или недалеким. Простодушным, злым, добрым. Он должен метаться между противоречиями.