Смотрю на него в упор, мечтая разодрать всё его лицо в кровь, а он как ни в чём не бывало достаёт телефон из кармана спортивных штанов, быстро набирает что-то и демонстрирует мне экран, на котором написано: «ничего не говори. Тебя, возможно, слушают».

Эмир вопросительно ведёт бровью и когда я киваю, он стирает надпись. Слегка помрачнев, он принимается набирать новый текст: «ты сбежала? Ты ослушалась Анастасию и захотела бежать? На его машине? Ты в своём уме вообще?»

Прочитав это, я возмущённо мотаю головой, даже пищу, подняв немой бунт, а следом Эмир показывает мне уже другую надпись, которой ещё больше выводит меня из себя:

«Вернись к машине, выложи всё из карманов пальто. Через десять минут следуй вверх по улице до здания с вывеской «Папа накормит». Войди внутрь, найди дверь с надписью «только для персонала» и открой её. Я буду там. Нам нужно многое обсудить».

Многое обсудить, – фыркнув, вскипаю я на раз-два.

Как много смысла в этих словах, да вот только мало толку.

Выбрасываю кукурузу в рядом стоявшую урну и тянусь за телефоном Эмира, а он заводит его за свою спину и беззвучно говорит мне: нет.

Следом пишет: «Сначала дай знак, что поняла меня».

Не успел объявиться, а уже выставляет мне свои условия.

Нет, так не пойдёт.

Разворачиваюсь на носках и делаю шаг в ту сторону, откуда пришла. Эмир тотчас ловит меня за руку, и я как перетянутая пружина возвращаюсь в исходное положение.

Он переворачивает кепку козырьком назад. Молниеносно, что не успеваешь опомниться, а потом он стискивает ладонями мою голову. Так крепко удерживает, притягивает к себе, что приходится встать на цыпочки. Он рассматривает моё лицо тщательно, будто запоминает или ищет изъяны. Бегает глазами по нему и кажется желает сказать что-то, наплевать на прослушку и прочее. В итоге он просто прикрывает веки и на шумном выдохе прикасается своими прохладными губами к моему лбу, заставив меня то ли всхлипнуть, то ли простонать.

Чёрт знает, что это было…

Я словно перенеслась на четыре с лишним месяца назад, где не было всё так плохо, но и не сказать, что было хорошо… Во всяком случае на тот момент у меня был человек, которому я могла доверить свою жизнь, не говоря уже о сердце.

А кто стоит передо мной сейчас – я не знаю.

С этой мыслью я заставляю себя отстраниться от Эмира. Пошатнувшись, он сам отходит от меня на пару шагов.

Я рассматриваю тот закуток, где мы сейчас вынуждены прятаться. Скамейка находится в удачном месте. В тупике, можно сказать, где позади неё раскинулись густые деревья, слева стоит высокое ограждение, за которым заканчивается набережная, а спереди – только море и уличный фонарь, развёрнутый так, что лучи света на нас не падают. Рядом со скамейкой я наблюдаю связку гелиевых шаров, удерживаемые специальным грузиком. Их там штук двадцать, если не больше.

Они появились здесь неспроста. Это часть конспирации, – думаю я.

Несмотря на то, что в кармане у меня лежит новенький смартфон, я выставляю ладонь кверху и жду, когда Эмир вложит в неё свой телефон. Нахмурившись, он нехотя подчиняется. Тогда я печатаю ответное сообщение: «Какой смысл скрываться? Если за мной следят, то они уже выследили меня и увидели нас вместе!»

Эмир читает сообщение. Во время того, как он набирает ответ, на его губах рисуется кривоватая ухмылка, а в глазах при этом мелькают смешинки.

«Я думал, ты в курсе, что за тобой может вестись слежка, поэтому ты и выбрала это место. Оглядись вокруг, мы ведь в слепой зоне. Они думают, что ты сидишь тут, и лопаешь всё это. Кстати, ты хотя бы почавкай для правдоподобности».

Прочитав, я разворачиваю обёртку от дёнер-кебаба. Не зря же я его купила, хотя бы попробую. Надкусываю огромный кусок и, уплетая за обе щёки сочное мясо с лепёшкой, весьма правдоподобно начинаю причмокивать.

Эмир прячет своё лицо в ладонях. Его плечи сотрясаются от немого хохота. Успокоившись, он поглядывает на меня исподлобья и губу нижнюю прикусывает, удерживая в себе смех.

– Боже, как же это вкусно. Ничего вкуснее в жизни не пробовала, – закатываю я глаза от удовольствия и мычу.

Следом Эмир демонстрирует мне уже другое послание: «Это очень мило, но не увлекайся так сильно. Не нужно есть эту гадость, просто имитируй, а лучше сделай, как я сказал».

Я отрицательно мотаю головой, понимая, что уже не смогу остановиться, пока не уничтожу всё до последней крошки. Это так вкусно, что мои щёки вот-вот лопнут оттого, как сильно я их набила. Тогда Эмир крадёт у меня дёнер и швыряет его в урну под мои негодующе пыхтящие звуки и топот ног.

«Возвращайся в машину!!!!!!!!» – очередной приказ, на что от меня никакой реакции не следует.

Со скучающим видом я разглядываю вибрирующие от ветра шарики. Тем временем Эмир демонстрирует мне уже другую запись: «прошу тебя, Диана. Мы теряем время. Скоро они всё поймут и тогда всё это станет бессмысленным».

– Извините, а могу я купить у вас шарик? – нарочито громко я спрашиваю, за что Эмир награждает меня укоризненным взглядом, убить им готов. – А хотя нет, можно сразу три? Сколько с меня? – я достаю из кармана двести лир, сую Эмиру в сжатый кулак, а он тут же отшвыривает их от себя, слово деньги пропитаны ядом.

Злобно оскалившись, Эмир поднимает связку воздушных шаров, отсчитывает три штуки и передаёт мне.

– Спасибо большое! – фальшиво я улыбаюсь и выставляю руку в сторону, взмахиваю ею, намекая на то, что время вышло и ему уже пора уходить.

– Пожалуйста, Диана. «Папа накормит», – беззвучно он произносит, шевеля лишь губами.

Эмир ладонь мою сжимает, удерживает молящим взглядом ещё пару секунду. Затем он переворачивает козырёк бейсболки вперёд, сдвигая её практически на глаза, и уходит прочь, укрывшись под огромным облаком из шаров.

Я наблюдаю за его удаляющейся фигурой ещё какое-то время. Пару раз его останавливают детишки, чтобы купить у него разноцветные шары. В итоге он просто запускает их в небо и теряется в толпе отдыхающих.

Падаю без сил на скамейку. Разглядываю шары: «Весь мой мир – это ты!» – написано на одном из них. Ради интереса читаю, что написано на остальных: «Улыбнись!» и «Нет ничего невозможного».

Как было бы здорово, если бы все проблемы разрешались одной лишь улыбкой.

Отпускаю шары. Они медленно поднимаются в небо, закручиваясь в танце от порывов лёгкого ветра. Они кружат над землёй до тех пор, пока не исчезают в темноте вечернего неба.

Как было бы здорово, если бы всё, что осточертело, можно было бы так же запустить в небо.

Спустя ещё некоторое время я возвращаюсь к машине, взглядом сканируя рядом припаркованные автомобили.

Какова вероятность, что в одном из них находятся люди Рифата? Быть может, они затерялись среди прохожих. Но ведь он дал обещание, что слежки за мной не будет.

Учитывая в каких условиях мне приходилось жить рядом с ним, для меня всё должно было быть предельно очевидным.

Обещания – это лишь слова, выпущенные на ветер, как и эти дурацкие шарики.

Анастасия уверяла меня в том, что Эмир стал заложником обстоятельств. Чтобы сохранить мне жизнь, ему требовалось следовать чужим правилам. Она попросила меня выслушать его на каком-то там ужине, который состоится на следующей неделе, и только после давать оценку его поступку. Но как быть с тем, что я давно уже дала оценку этому поступку.

Я открываю дверь с пассажирской стороны, выгружаю из карманов плаща всё содержимое, и оставляю в подстаканнике. Туда же отправляю и ключи от автомобиля.

Угонят – так и чёрт с ним.

Лавируя между прогуливающимися прохожими, я поднимаюсь по тротуару вдоль улицы, мельком осматриваю горящие вывески забегаловок, заманивающие своей яркостью туристов и отдыхающих.

Метров через сто в глаза бросается вывеска «Папа накормит». С виду обычная таверна, ничем непримечательная. Но, судя по всему, внутри неё куча народа. Двери только и успевают впускать внутрь новых посетителей, среди которых оказываюсь и я.

Внутри таверны царит весёлый галдёж, разбавленный живой музыкой. Душный воздух тут спёрт. В нос ударяет целый букет ароматов, начиная от жареного мяса, заканчивая потом и алкоголем. Глаза мои разбегаются, и голова идёт кругом. Появляется мысль просто уйти отсюда.

Когда я решаю так и сделать, буквально из ниоткуда ко мне подлетает официантка в годах. Поверх чёрного засаленного платья на ней надет идеально белый передник с вышитой надписью: «мама накормит». Эта «мама» окидывает меня оценивающим взглядом, останавливается на выпирающем животе, который я тут же накрываю ладонью.

– Вам повезло! У нас остался только один свободный столик. Как раз для вас, – она беспардонно хватает меня за запястье и ведёт куда-то за собой, а я понимаю, что нигде свободного столика-то и не видать. Это очередная ловушка. – Давайте я вас провожу! У нас сегодня в меню овощи на гриле. Просто пальчики оближите! Хотите? Папа вас быстро накормит!

– Нет, я не хочу, – пытаюсь вырваться, потому что она продолжает настойчиво вести меня внутрь забегаловки. – Постойте!

9. Папа накормит

На фоне начавшегося приступа паники я уже чуть было не закатываю скандал, как вдруг женщина притормаживает резко, но не у свободного столика, о котором судачила без умолку, а у той самой двери с табличкой «только для персонала».

Она своими ярко выраженными бровями поигрывает, поглядывая то на меня, то на табличку, и вид у неё такой жизнерадостный, будто за дверью меня ждёт чудо из чудес, а не Эмир.

Оглядевшись по сторонам, женщина с проницательным взором, какие бывают только у сыщиков, вглядывается в лица посетителей. Она тщательно разведывает обстановку позади меня и, только убедившись, что никому до нас нет дела, она чуть приоткрывает дверь, за которой тьма, да и только. С улыбкой от уха до уха она буквально заталкивает меня внутрь.

– Ваш столик, госпожа. Самый лучший, прошу заметить. Располагайтесь, не стесняйтесь! – торжественно произнеся, она захлопывает дверь с обратной стороны.

Оказавшись в тёмном помещении, первым делом я осматриваю пространство вокруг себя. Впереди виднеется серебряное сияние, отбрасывающее тусклые лучи из небольшого окошка, а за окном чьи-то ноги мельтешат туда-сюда, но так как забегаловка находится на цокольном этаже, света от уличных фонарей недостаточно для того, чтобы озарить даже такую крошечную комнатушку.

– Есть тут кто? – подаю я свой слабый голос, специально не произнося его имя вслух, а то мало ли что.

В ответ молчание.

Изо всех сил я напрягаю зрение, но вижу только сгустившийся мрак. Я предусмотрительно вынимаю руки из карманов плаща и наготове перед собой держу, чтобы в случае чего атаковать ими.

Из-за угла вдруг показывается устрашающая тень. Зловещие очертания стремительно увеличиваются в размерах и в результате перекрывают собой единственный источник света из окна. Тёмная фигура плавно надвигается в мою сторону, вынудив меня лопатками вжаться в дверь. Шагов не слышно, тем не менее я слишком остро реагирую на каждый приближающийся шаг: внутри меня что-то напрягается до натяжения, а потом с треском лопается.

Ощущая как, волосы на загривке шевелятся и по телу врассыпную ползут мурашки, я лихорадочно нашариваю за спиной круглую ручку, хватаюсь за неё, чтобы прокрутить и бежать отсюда как можно скорей.

Но самое страшное остаётся позади. Тяжёлая волна страха отступает, скатываясь по телу вниз, стоит знакомым рукам накрыть мои плечи и окутать своим успокаивающим теплом.

Я ведь знала, что тут может быть только он, но в последнее время я перестала верить даже железобетонной правде. Я так часто попадала в различного рода передряги, что теперь от всего жду неприятности, даже от самой себя.