Я нахмурилась. Ещё и восьми утра не было.

– Что за человек? – оставшаяся после сна расслабленность прошла. Я приподнялась на локте, пристально глядя на мужа. – Ты что-то недоговариваешь, так?

На его губах появилась кривоватая улыбка. Вместо того, чтобы ответить, он снова подошёл и, обхватив за шею, подволок меня. И опять поцеловал. Только теперь глубоко, с чувством.

– Так кто там к тебе должен приехать?

– Глеб, – сказал Алекс, отпустив меня.

– Глеб? – нахмурилась, пытаясь вспомнить, кто это. – Что ещё за Глеб?

– Да так, – пренебрежительно поморщился он и, оставив меня догадываться самой, вышел в холл.

Я подтянула к себе ноги. Села, придерживая одеяло под грудью. Что за тайны такие?! Просидела минут десять, мысленно подпинывая себя к ванной, хоть никакого толка от пинков не было.

Неожиданно Алекс снова появился в спальне. Уж не знаю, куда он дел футболку, с которой вышел, – на нём её не было. Вместо неё он держал поднос.

– Подумал тут… – поставил его на постель и сам сел рядом. – Пять минут у меня ещё есть. – Он подал мне чашку с кофе и кусок мясного пирога.

– И всё-таки, что за Глеб, Алекс? – спросила с подозрением, беря чашку. – Я его знаю?

– Возможно, – отозвался он и отхватил от своего куска. – Чёрт, ты меня укатала сегодня, – схватил ногу и положил к себе на колени. Погладил лодыжку вначале с нажимом, потом нежно и скинул обратно на постель, процедив сквозь зубы «от греха подальше».

Вместо того, чтобы принять душ, я наполнила ванную. Добавила несколько капель эфирных масел и, забравшись в воду, блаженно откинула голову на удобный бортик.

– Перестань, Стэлла, – сказала вслух, поймав себя на том, что опять пялюсь в потолок. На этот раз самый обычный. Если, конечно, можно считать обычным потолок ванной, зеркало над раковиной в которой украшено бриллиантами.

Согнула в колене ногу, и душистая вода колыхнулась у груди. Коснулась ключиц, провела вниз до живота и плавно обрисовала пупок. Погладила ещё ниже. Закрыла глаза и вдруг чётко представила себе момент, когда скажу Алексу. Как, где и когда. На берегу Средиземного моря, в лучах закатного солнца. Представила парящих над водой чаек, дожидающиеся нас в стороне байки и песок под ногами. Шепчущие о вечном волны и поигрывающий с волосами ветер Майорки. Но самое главное – взгляд Алекса. Его молчание и прикосновение рук. Его поцелуи и гортанное рычание у себя над ухом. Рокот в его груди…

Сама не заметила, как ладонь с живота опустилась к лобку. Облизнув губы, я коснулась себя. Раздвинула складки плоти, погладила у самого входа и тронула клитор. Второй ладонью обхватила ноющую грудь и потихоньку сжала. Погладила сосок. Мягко ласкала себя и представляла, как муж смотрит на меня, как серебристую сталь его глаз пронизывают тёмные всполохи.

– М-м-м, – застонала, шире разводя ноги.

Алекс не просто починил меня. До него я могла доставить удовольствие любому мужчине, знала об этом всё, но, что оно в сущности такое, не имела даже слабого представления. Прикосновения вызывали отвращение, собственное тело было источником боли и унижений, сама я – инструментом ублажения тех, кому меня швырнут в ноги. А теперь…

Сильнее откинула голову. Маленькие лампочки превратились в звёзды, с каждым прикосновением живот стягивало всё сильнее. Вода плескалась у локтя, у груди, запах эфирных масел будоражил сознание. Коленки ныли, соски стали совсем твёрдыми. Я надавила на клитор, и удовольствие зашкалило за грань разумного. Ещё немного…

– Да, – слетело с моих губ. – Да…

На смену достигшему апогею напряжению пришла чувственная агония, за ней – расслабленность. Я порывисто выдохнула и, не сдвигая ног, погрузилась в воду по самую шею.

Лучше могло быть, только если бы мы сделали это вместе с Алексом. Если бы сейчас я сидела, откинув голову ему на плечо. Но раз уж у него с самого утра такие важные дела… Что бы он там от меня не скрывал, мне это было не по душе. Но я заставила себя отбросить всё это.

– Какая разница, – повернувшись на бок, я нашла своё отражение в зеркале над раковиной, в уголке которого бриллиантами переливалась окружённая вензелями буква «А». Когда-то в нём отражалась отчаянно хватающаяся за жизнь тень без прошлого и будущего. Мечтающая быть хоть кому-то нужной и боящаяся признаться в этом даже самой себе дворняга. Я никогда не боялась зеркал, потому что зачастую они были правдивее людей. Изменилось ли во мне что-то? Да. Но перемены эти произошли только благодаря Алексу. Если бы не он, я бы так и осталась всего лишь сломанной игрушкой, пусть даже знали бы об этом одни только зеркала.

Зайдя в кухню, я наткнулась на Киру. В её распахнутых глазах читался откровенный испуг. Не так уж Алекс был далёк от истины, сравнив её с лемуром.

Доброе утро, Стэлла Эдуардовна, – она засуетилась. Включила кофемашину. Поправила и без того идеально отглаженный фартук. – Надия позавтракала. Съела почти всю кашку и…

– Что случилось, Кира? – заметив, как у неё подрагивают руки, перебила я.

Насколько мне известно, в питомнике с ней не успели сделать ничего страшного. Только несколько раз показывали клиентам. Что это могли быть за показы, я знала на собственном опыте. Для того, чтобы вывернуть душу, не всегда нужна сила.

В самый первый вечер Кира, захлёбываясь слезами, призналась, что её заставили голой танцевать на столе перед стаей зажравшихся ублюдков. Дальше дело не зашло, но, что она пережила, догадаться было не трудно. Я только и могла стискивать зубы. Моя бы воля, взяла бы ствол и, не колеблясь, выстрелила бы в каждого.

Девчонка застыла. Из пальцев её выскользнула серебряная ложечка и со звоном упала на поднос. Я проследила за её взглядом.

– Кто приехал к моему мужу? – спросила резко.

– Вы… Вы разве не знаете? Там…

Из коридора послышались голоса. Один из них принадлежал Алексу, второй был мне не знаком. Горничная стала совсем бледной. Мелькнувшая догадка мне не понравилась.

– Это кто-то из тех, кому тебя показывали в питомнике? – я подошла к ней и, взяв за руку, заставила посмотреть на себя.

Она отрицательно качнула головой.

– Неужели Александр Викторович Вам не говорил? Там… – прежде, чем она успела ответить, задняя дверь приоткрылась. Медленно, поцокивая по кафелю когтями, в кухню вошёл огромный чёрный доберман. Широко зевнув, он приблизился ко мне и, обнюхав ногу, прижался боком. Ткнулся носом в ладонь и лизнул пальцы. Кира сжалась.

– Его надо убрать, – затараторила она.

– Бонду можно гулять, Кира. Я же тебе говорила.

– Нет, Вы не…

Голоса стали ближе. Я обернулась как раз в тот момент, когда Алекс и его гость появились в кухне.

Вот чёрт! Само собой я схватила пса за шипастый ошейник. Бонд был единственным из пяти доберманов, которому разрешалось свободно ходить по территории в любое время. И всё-таки Кира была права. Вряд ли кому-то понравилось бы, если бы это адское отродье сожрало нашего президента.

– Кира, сделай два крепких кофе и принеси в кабинет, – распорядился Алекс и вернулся к прерванному разговору.

Вид натянувшегося при виде чужака пса президента не смутил. Поздоровавшись со мной сдержанным кивком, он ответил моему мужу, и они пошли дальше.

– Что ему тут нужно? – спросила я скорее саму себя. Кто-кто, а девочка из питомника ответа на этот вопрос дать не могла.

Чашки зазвенели у неё в руках. Родом Кира была из крохотного посёлка. Всё, что она видела в своей жизни, – коровьи хвосты и пропитую рожу собственной мачехи.

– Давай я помогу, – забрала я у неё кофе. – Кира, Глеб Акулевский – такой же человек, как и все остальные.

– Ничего себе такой же… – с придыханием отозвалась она. – Я как увидела его, думала, умру.

– Вряд ли ему бы это польстило, – я заправила кофемашину.

Бонд так и крутился рядом, дожидаясь ласки. Я погладила его ещё раз и жестом велела лечь в углу. С улицы донёсся голос Надии, а ещё через секунду дочь влетела в кухню.

Кира расслабилась. Наконец я увидела на её губах улыбку. Видимо, представила, как замертво падает к ногам Акулевского. Я улыбнулась в ответ. Она одна из. Сколько ещё таких – напуганных, беззащитных девочек. Сколько было и сколько будет? И когда всё это закончится?! Когда сдохнет последняя гнида, промышляющая жизнями слабых? Сколько бы я ни успокаивала себя тем, что спасти всех невозможно, не помогало. Когда-нибудь эта грязная система похоронит сама себя. Когда-нибудь каждый из грязной смрадной цепочки получит своё. И я сделаю всё, чтобы этот день наступил как можно скорее. В память о своём отце. В память о своей матери и о девочке со светлыми волосами, чей мёртвый взгляд навсегда остался в моём подсознании. Я смогла получить свободу, она – нет. Ей было всего двенадцать…

– Мама, а когда мы поедем? Я хочу покататься на яхте. И ещё… Папа говорил, что мы будем кататься на пони. А кто такие пони, мам?

Надия была доказательством. Моим личным торжеством жизни над смертью. Заговорив, она вернула меня в настоящее и вместе с тем одним своим появлением напомнила, ради чего всё. Ради того, чтобы у каждой девочки из питомника появился шанс на такое вот торжество.

– Пони, – я взяла из вазы яблоко. Только вчера Милана дала мне их целую корзину – свежих, сладких и кисловатых, красных и зелёных. – Это такие маленькие лошадки. Тебе разве папа не рассказал?

Я разрезала яблоко на несколько долек и протянула одну дочери. Вторую откусила сама.

– Рассказал. Но я не поняла. Папа ничего не умеет рассказывать. Мам, а когда мы будем кататься на пони? Когда мы поедем?

– Завтра, – я наконец села за стол. Две чашки кофе были уже готовы, и Кира поставила вариться третью – для меня. Отрезала толстый ломоть сыра.

Поставив на поднос молочник и сахарницу, Кира взялась было за салфетки. Но не успела она положить их, Алекс снова появился в кухне. Не зашёл, только осмотрел нас всех.

– Самолёт будет готов через три часа, – выговорил он, остановив взгляд на мне. – Собери всё, что тебе нужно, Стэлла. Планы поменялись. Мы вылетаем сегодня.

Стоя на балконе, я проводила взглядом последнюю из пяти чёрных иномарок президентского картежа. После произошедшего около двух лет назад покушения Глеб Акулевский усилил охрану. Его и прежде-то всегда сопровождала свита, теперь эта свита стала ещё многочисленнее.

Но куда больше президентских шакалов меня волновало, что за дела у него с моим мужем. Почему, чёрт возьми, Алекс на ходу меняет планы, если дату вылета мы обговорили ещё пару недель назад?! В конце концов, на этот вечер у меня была запланирована встреча с одним из спонсоров благотворительного фонда «Не одна». Так какого лешего я должна отменять её?!

Зад последней машины мелькнул у ворот, шорох шин затих, однако к раскуроченному чемодану возвращаться я не торопилась. Алекс и Денис разговаривали, стоя у фонтана. Много бы я дала, чтобы знать, о чём.

Муж посмотрел на дом. Нет, не на дом – прямо на меня. Я поджала губы и сложила руки на груди, различив его прищур. Бонд грелся на дорожке возле каменной лавочки. Шипы на его ошейнике отливали серебром, как и глаза Алекса, и в этом было нечто до мурашек схожее, предопределяющее.

– Я не хочу, мам! – с возмущённым возгласом влетела в спальню Надия.

Пришлось закончить и с наблюдением за происходящим во дворе, и с мыслями. Я перевела взгляд с дочери на появившуюся вслед за ней няню. Спрашивать не стала, только посмотрела с вопросом. Девочкой она была толковой – поняла меня без слов. Её я тоже взяла из питомника сразу после рождения Надии.

Увы, хоть в последние годы Правительство сделало довольно много, чтобы остановить беспредел, пропадать девочки не перестали. И торговать ими тоже не перестали, несмотря на то, что теперь это было вне закона.