Он поравнялся с бывшей соседкой, которой грозила одержимость. Девушка, отскочив к окну, бледная, с мокрыми от слез щеками, прижимала к себе дурацкую пластиковую читалку, закрывая нижнюю половину лица. Будто хотела защититься.

– Эта хрень разрушает нейронные связи, ты в курсе? – бесстрастно произнес Силас.

Девушка, видимо, не услышала – она подвывала, дрожа.

В конце концов, она сама сделала выбор.

– Так будет лучше, правда. Когда тобой завладеют все эти книги, ты не обрадуешься. Реально.

Читалка разлетелась на сотню осколков, и те вонзились в лицо девушки, разорвав ей челюсть.

Силас развернулся. Теперь он смотрел в конец вагона, где давились последние пассажиры. Маленькая девочка споткнулась, и двое мужчин бессовестно пробежались по ней. На то, чтобы уложить обоих, хватило двух пуль. Силасу почудилось, что девочка, которая с окровавленным лицом плакала на полу, сжимая руку, подмигнула ему. Это, конечно, было маловероятно, но все же он ясно видел: девчонка ему благодарна. Призраки снова явили себя! Да, это были они! Девчонку нужно пощадить. Решено.

Силас перезарядил дробовик и выстрелил в затор, образовавшийся в конце вагона. Толпа взревела во весь голос и рванула наутек, словно стайка кроликов. В одном направлении.

К Пьеру.

Можно не сомневаться: тот же спектакль идет полным ходом в другом вагоне. Люди окажутся в тупике, в тисках, две толпы столкнутся, каждая захочет смять другую… А потом они поймут.

Куда бежать в поезде, который мчится на полной скорости? В конце концов кто-нибудь дернет стоп-кран, чтобы его остановить, затем все бросятся в поля. И будут как на ладони.

Тогда они с Пьером усядутся на подножке вагона, повыше, и прицельно перестреляют столько беглецов, сколько смогут. Это будет просто.

Реальная бойня.

Силаса переполняла гордость. Они войдут в историю.

Поставят новый рекорд.

1

Веки, налитые свинцом, приподнялись с большим трудом. Тонкая полоска света резанула по уставшим, чувствительным глазам. Людивина глухо замычала, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Губы разлепились, как молния, которую медленно расстегивают. Во рту было гадко, язык распух, горло саднило. Вместе с ней проснулась пульсирующая боль в голове и теперь все сильнее давила на виски.

Черт возьми… Что я опять натворила?

Она медленно моргала, привыкая к свету, пытаясь различить контуры потолка, карниза, бархатных штор. Постепенно начали возвращаться воспоминания о вчерашнем, и вскоре им стало тесно в голове, пульсирующей от боли, словно все пространство в ней было занято алкогольными парами.

Унылая вечеринка. Дичайшая тоска – пять баллов из пяти. Огненно-красный уровень опасности. Срочно приняты спасательные меры. Лексомил не подействовал. Ксанакс не справился. Ей нужно было почувствовать жизнь, окунуться в мир, в толпу, видеть улыбки, упиваться смехом, взглядами, словами, жестами, попасть в центр внимания, чтобы ее окутало, объяло, одурманило. Поэтому…

Бар. Бухло. Парни.

Парень.

Людивина вздохнула и помассировала лоб, прежде чем решилась открыть глаза пошире. Опасения оправдались: она не дома. И не у кого-то из знакомых. Морщась, она приподнялась на локте и сфокусировалась на лежащем рядом теле. Щетина, густые лохматые брови, на шее и плечах татуировки – языки пламени и каббалистические мотивы. Здоровенный мужик, но не брутальный. Черты лица грубоватые, хотя вполне симпатичные. Он тихо похрапывал, криво приоткрыв рот.

Людивина заглянула под одеяло. Как и следовало ожидать, она была голая.

Только бы презерватив не забыли…

Она в изнеможении упала на подушку и закрыла лицо руками.

Как прошел остаток вечера, вспомнить не получалось. У них был секс? По крайней мере, внизу она ничего особенного не чувствовала, да и не помнила ничего вообще. Впрочем, немудрено – ее дыханием сейчас свечки можно было зажигать.

Ну что же ты опять наделала, подруга? По ходу, это сильнее тебя.

До Людивины вдруг дошло, что она не знает ни какой сейчас день, ни который час, и разом накатила паника. А если у нее новое расследование? Она вскочила и обшарила скомканную одежду, валявшуюся у кровати. Телефон нашелся в заднем кармане джинсов, на экране высветилось: «10:12».

Черт!

«Понедельник, 5 мая».

Значит, вчера приключилась воскресная хандра. Гребаная воскресная хандра! Жуткая штука. Хуже не бывает.

Людивина быстро перетряхнула воспоминания и сразу успокоилась. Она ничего не пропустила, сегодня у нее выходной.

Голова гудела, на тонкие височные косточки что-то напирало изнутри, словно хотело вырваться наружу.

Очень понятное желание. Ей и самой хотелось бы вырваться из собственной головы.

Людивина натянула трусы, поглядывая на кровать. Нога татуированного мужика высунулась из-под одеяла – на лодыжке красовался еще один шаманский знак.

Его зовут Дом. Доминик, что ли? Нет, Дам. Дамьен… Точно, Дамьен! Работает в похоронном бюро или типа того.

Да какая, блин, тебе разница?!

Людивина скривилась от головной боли. И вправду слишком много вчера выпила. Тут проснулся желудок, живот скрутило сильным спазмом, и она согнулась пополам, прижав ладонь ко рту. Закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, но так стало еще хуже – мир в темноте принялся раскачиваться. Пищевод обожгло желчью, но Людивина, стиснув кулаки, подавила приступ рвоты. Надо срочно уходить. Чтобы никаких объяснений и неловких похмельных разговоров между случайными любовниками, и уж точно никакого вежливого обмена телефонами. Она натянула джинсы – вернее, втиснулась в невероятно узкие скинни, – подобрала с пола топ и сняла с дверной ручки лифчик.

Вчера ее понесло в бар не только потому, что хотелось побыть среди людей, нечего себя обманывать. В белом топе, на котором красовался череп, расшитый пайетками, она производила ошеломительное впечатление на мужчин. Весьма откровенное декольте неумолимо притягивало взгляды, и Людивине об этом было отлично известно. Она никогда не надевала этот топ просто так, без умысла. И уж точно не вчера. Вчера она хорошо знала, что делает.

Разыскивая под кроватью босоножки на танкетке, Людивина наткнулась на разорванную упаковку от презерватива и вздохнула с облегчением. Ну хоть что-то – одной глупостью меньше.

В желудке стремительно набухал новый обжигающий комок. Нужно было срочно бежать отсюда.

Она на цыпочках выскользнула из квартиры, не оставив записки и даже не бросив прощального взгляда на Дама с тату. Они на пару ужрались и перепихнулись – этого вполне достаточно. То есть не вполне, а более чем, поправилась Людивина. С Дамом она больше не увидится. Зачем ей это живое напоминание о собственных ошибках и провалах? Ни к чему оно.

Людивина осторожно прикрыла дверь, стараясь не хлопнуть. Спускаться в метро не понадобилось, – оказалось, Дам с тату живет в десяти минутах ходьбы от ее дома.

Вот ведь идиотка! Не могла найти кого-нибудь на другом конце Парижа?

Впрочем, Людивина не была уверена, что узнает этого парня, если они случайно столкнутся на улице. И он наверняка тоже ее не вспомнит.

От теплого воздуха в голове немного прояснилось, но злое весеннее солнце так било в глаза, что пришлось надеть темные очки. Светлые локоны заплясали над толстой оправой. В таком виде она походила на миленькую дурочку, едва протрезвевшую гламурную девицу, которая воскресным вечером позволила себя охмурить прекрасному незнакомцу. Гадость. Жалкая карикатура. Людивина ненавидела себя в такие моменты.

Дома она сбросила босоножки и сразу направилась в ванную, к аптечке. Выпила таблетку пронталгина, потом включила на кухне чайник. Хотелось чаю, в горле пересохло, во рту застоялся привкус пива и текилы. Под душем сразу полегчало – вода смыла прогорклые ночные запахи секса, ее и чужого пота, и она долго стояла, очищая от скверны свои феромоны. Затем добрела до гостиной и опустилась на диван со второй чашкой «Инглиш брэкфаст» в руке.

Теперь, когда в синем небе сияло солнце, на улицы вернулась цивилизация, а Людивина ощутила жизнь вокруг, слушая умиротворяющие звуки где-то вдали, она с тревогой вспоминала свои недавние поступки. Вчера ей не удалось взять себя в руки, успокоиться, обуздать свои опасные порывы, действовать как разумная взрослая женщина. Нет, она просто камнем ушла на дно.

Поднявшись с дивана, Людивина вернулась на кухню и остановилась перед календарем пожарных Парижа. Маркером зачеркнула цифру 2 и рядом нарисовала 3.

3/5.

Три из пяти.

Людивина позволяла себе пять загулов в год. Пять раз срывала предохранительный клапан. Такое количество казалось ей приемлемым для того, чтобы продолжать достойное существование, не впадая в крайности. За неимением лучшего приходилось упорядочивать зло математическими методами.

Уже три, а сейчас только май. Год будет долгим.

Прошлый год она пережила без эксцессов – а сейчас-то в чем дело? Прошло уже полтора года со дня смерти Алексиса и резни в Валь-Сегонде^[5]. Самый тяжелый период позади, так почему же она сорвалась именно теперь?

Когда я в последний раз приносила цветы на его могилу?

Людивина тряхнула головой. Нужно было найти себе оправдание.

Она снова посмотрела на календарь.

3/5.

Похоже на формулу ее душевного здоровья. Или на уравнение силы сопротивления безумию. Говноотстойник заполнен на три пятых, пора задуматься о том, куда все это слить. И как.

Она возобновила занятия боевыми искусствами – джиу-джитсу, крав-мага^[6], – посвящала тренировкам несколько вечеров в неделю, чтобы выпустить пар. Еще ходила в стрелковый клуб, хотела превратить себя в совершенную боевую машину, неуязвимую, не ведающую сомнений. Но всего этого оказалось мало. С самого начала ей было ясно: доводить себя до физического и умственного изнеможения – это не терапия, а способ ненадолго снять симптомы.

Надо поработать. Уйти в расследования с головой, и станет легче.

Людивина забросила маркер на холодильник.

Все полтора года она изучала психологию самых извращенных убийц. Читала книги, слушала публичные лекции, ходила на вечерние курсы, чтобы понять, с чем имеет дело. Все выяснить, чтобы успокоиться. В свое время ей попадались жуткие экземпляры, и, чтобы избавиться от их призраков, она решила препарировать души. Сделать вскрытие, чтобы унять свои тревоги, рассеять кошмары, посмотреть научным, медицинским взглядом на этот почти детский страх перед чудовищами. Справиться с чувствами, подавить неврозы и преобразовать энергию ужаса в чистое знание. От эмоционального восприятия перейти к сухой аналитике.

Но эмоции часто брали верх, они выскакивали как черт из табакерки, требовали выкрутасов, желаний, впечатлений. Нельзя взять и задушить в себе то, что делает тебя живым. Так гораздо лучше, но слишком уж больно.

Наставник говорил: чтобы понять демонов этого мира, нужно изучить темную сторону, на которой они живут. А путешествия на ту сторону не обходятся без риска.

На журнальном столике в гостиной запел и завибрировал мобильный телефон. Звонил Сеньон, ее напарник.

– Птичка моя, у нас сегодня полевые стрельбы, – сразу обрадовал он.

– Что случилось?

– Ночью ожидается гоу-фаст^[7], бригада по борьбе с наркотиками перехватила инфу на прослушке. Контртеррористы^[8] загружены под завязку, они не могут отреагировать так быстро, а полковник не хочет лишить нас заслуженных лавров, так что мы все участвуем. Рандеву в двадцать ноль-ноль на летучке.

А дела-то налаживаются, подумала Людивина.