Смрад сгустился. Жандармы почти одновременно перешагнули порог, обводя помещение лучом фонарика и стволом пистолета. Бледный конус скользнул по стенам, покрытым такими же надписями, и высветил на полу огромную пентаграмму. Затем под фонариком блеснуло лезвие тесака. Людивина ждала, что вот-вот появится перекошенное изуродованное лицо, но вместо этого в круге света возникла омерзительная гора останков. В углу, занимая треть комнаты, были сложены десятки трупов собак и кошек, которые разлагались, источая ту самую вонь. То ли жертвенные дары, то ли источник чернил для демонических надписей на стенах…

В этот раз Сеньон не сумел сдержать горестный стон.

Людивина отвела взгляд. Она повидала много трупов, в том числе жертв самых изуверских убийств, но обстоятельства гибели этих животных делали всю картину еще нестерпимее.

Нельзя терять хладнокровие. Помни о периметре безопасности. Живо возьми себя в руки!

Сеньон уже вышел в узкий коридор, продолжая исследование, и щелкнул пальцами, привлекая внимание напарницы. Там, где коридор делал поворот, угол мерцал неверным оранжевым отсветом. Они осторожно двинулись вперед и оказались в третьей комнате, широкой и довольно длинной, которая была заставлена мебелью: журнальными столиками, креслами, этажерками с безделушками, старинными подставками для ног, чучелами животных. Здесь лежали ковры и стояли на полу запыленные картины. Предметы громоздились в полнейшем беспорядке, как в антикварной лавке. Среди всего этого добра были расставлены горящие свечи – дюжины свечей на коврах и столиках. Язычки пламени создавали в помещении атмосферу храма.

Людивина опустила фонарик, обводя взглядом этот причудливый хаос. Она старалась выделить важные детали, но тут было столько всего, что они с Сеньоном не сразу заметили странный шкаф в глубине комнаты.

Присмотревшись, они поняли, что это не шкаф, а исповедальня. Пространство внутри было разделено на две части: одна сторона завешена темной шторкой, вторая закрыта решетчатой дверцей. Между ними висело перевернутое серебряное распятие – знак дьявола. Внутри исповедальни тоже горели свечи.

У Людивины екнуло сердце, когда она увидела ногу в ботинке, торчащую из-под шторки. Там кто-то сидел. Она молча указала Сеньону на ногу, тот вскинул пистолет, и они как можно тише пошли вперед. Продвигаться тихо в захламленной комнате получалось медленно и мучительно. Все время надо было через что-то переступать, что-то огибать, следить за тем, чтобы не задеть что-нибудь…

Когда они добрались до исповедальни, Людивина аккуратно раздвинула дубинку и ее концом резко откинула шторку.

– Жандармерия! Не двигаться! – рявкнула она.

Но грешник и не думал двигаться. У него это и не вышло бы.

Человек сидел на табурете, прислонившись к деревянной стенке, и смотрел в пустоту. Ему было лет тридцать. Тонкие усики, белая рубашка, бежевые холщовые брюки. Из раны на шее бежали последние ручейки крови, вместе с которой вытекла жизнь. Эта рана – кошмарный рот поперек горла – была настолько глубокой, что голова неестественно завалилась набок. Все пространство исповедальни было изрисовано пентаграммами.

Людивина опустила дубинку, парализованная этим ужасающим зрелищем.

И снова раздался треск.

На этот раз звук исходил не от здания, а от самого дьявола.

Он возник за спиной. И был огромен.

Гигантские злобные глаза на двухметровом лице и клыкастая пасть проступили из тьмы. А в следующий миг демон ринулся на Людивину и Сеньона.

7

Здоровенная дьявольская голова падала на жандармов. Разинутая пасть норовила схватить крохотных человечков, разорвать и расплющить острыми зубами.

Сеньон едва успел протянуть руку и оттолкнуть Людивину, а сам откатился в сторону. И деревянное изваяние рухнуло между ними.

Это был идол, оставшийся от ярмарки, поезда-призрака или какого-то еще пошлого аттракциона.

– Лулу! Ты там как? – обеспокоенно спросил Сеньон, поднимаясь на ноги.

Падая, Людивина врезалась в этажерку, множество фарфоровых фигурок посыпались на нее и разбились на полу. Что-то еще упало у выхода, и послышался звон бьющегося стекла.

Людивина заметила, как по стене скользнула тень.

– Он там! – крикнула она. – Убегает!

И бросилась следом, спотыкаясь обо все на своем пути.

Она выскочила в узкий коридор, но тень уже исчезла за поворотом. Людивина смутно угадывала присутствие – скорее слышала, чем видела. Они тут не одни!

Сеньон, чертыхаясь, ломился следом за ней.

Людивина, не сбавляя темпа, пробежала мимо горы разлагающихся трупов, не обращая внимания на чудовищную тошнотворную вонь. Луч фонарика прыгал вверх-вниз, вправо-влево, как свет стробоскопа, и Людивина старалась держать его прямо, чтобы обнаружить беглеца. Вдруг это убийца человека в исповедальне?

Не суетиться. Все просчитать. Ладонь на пистолет, мало ли что.

Если он вооружен, то может устроить засаду за каждым углом. Преследовать его вдвоем – безумие.

Поскольку быстро бежать с пистолетом в руке было бы неудобно, Людивина решила сначала выследить беглеца по его перемещениям.

Скрипнули подошвы по линолеуму. Значит, он уже в главном коридоре. Она прибавила скорость, схватилась на повороте за ручку двери, чтобы не потерять темп, и бросилась дальше в погоню.

Фонарик высветил прямо по курсу силуэт. Человек в серой толстовке с капюшоном, надвинутым на лицо, маневрировал между обломков скутеров.

– Стой! Стрелять буду! – закричала Людивина, стараясь не сбить дыхания.

Но человек не остановился – наоборот, ускорился, нырнул за угол и исчез где-то в стороне лестничной клетки. Теперь Людивина все-таки достала свой девятимиллиметровый из кобуры. Ситуация сделалась слишком опасной – она рисковала в любую секунду налететь на нож, и тогда у нее не было бы времени отреагировать. Позади гулко звучали тяжелые шаги Сеньона.

Выскочив в холл, Людивина остановилась. Никаких следов беглеца. Поднялся наверх или спустился в подвалы? Дверь лестницы, ведущей вниз, была приоткрыта, но может, это они оставили ее так, когда вошли?

Ее догнал запыхавшийся напарник.

– Ты наверх, я вниз, – сказала Людивина и двинулась к лестнице, но стальные пальцы Сеньона сомкнулись у нее на руке, удержав на месте.

– Ни в коем… случае. Нельзя… разделяться.

Она скрипнула зубами.

– О’кей, тогда пошли вниз. Он наверняка хочет выбраться из здания.

Они сбежали по ступенькам, держа пистолеты на изготовку, и снова предстали перед ликом дьявола в адском пламени. Их встретила сырая темнота подвалов.

Людивина сдерживала дыхание, внимательно прислушиваясь к звукам, пытаясь уловить движение в этом лабиринте из обломков, но не слышала ничего, кроме свиста сквозняков, скрипа стального каркаса здания и нескончаемой капели. Тяжело дыша через нос, она останавливалась у входа в каждый подвал и обводила его лучом фонарика. Сеньон как мог прикрывал тыл – скудный свет не позволял много разглядеть. У обоих по лбу и спине струился пот.

Шаг за шагом они продвигались по коридору.

Подвал с трубками для крэка.

Соседний, с выпотрошенным матрасом и презервативами.

Третий, заваленный пустыми ящиками.

Людивина направляла в проем ствол пистолета и фонарик. И быстро обводила взглядом помещение.

Огибая или переступая препятствия, они потихоньку приближались к выходу. Людивина чувствовала, что нужно торопиться. Если беглец мчался всю дорогу, он уже далеко отсюда. Но если он затаился где-то здесь, нельзя проскочить мимо…

Они почти добрались до лестницы, ведущей вверх, когда Людивина ощутила чье-то присутствие. Инстинктивно, необъяснимым образом. Просто заглянула в очередной отсек и вдруг почуяла что-то живое. Это случилось мгновенно, словно вспышка, но все же чуть запоздало. У нее хватило времени лишь на то, чтобы вскинуть пистолет, но для защиты, а не для нападения. Металлический прут молнией мелькнул в конусе света от фонарика и в следующий миг выбил у нее из руки «зиг-зауэр». Возникли несколько человек в красной, коричневой и черной одежде. Один бросился на Людивину. Нижнюю часть лица закрывал платок, верхнюю – низко надвинутый капюшон. Ярко-алый.

Шагнув назад, Людивина уклонилась от прута, летевшего ей в голову. И рефлекторно нанесла ответный удар. Годы занятий боевыми искусствами не проходят даром. Пяткой по колену, чтобы лишить противника равновесия. Замах, упор кулаком в ладонь и шаг вперед от бедра, чтобы придать максимальное ускорение локтю. Мощный удар.

Локоть, самое опасное оружие человеческого тела, врезался под нос нападавшему. Тот опрокинулся навзничь.

К ней метнулся второй силуэт, на миг оказавшись в конусе света. Сеньон взмахнул длиннющими руками, и раздался глухой удар, затем еще один и еще. Человек грохнулся на пол с залитым кровью лицом и ошарашенным взглядом.

Третьего врага Людивина заметила слишком поздно. Бейсбольная бита на полной скорости влетела в ее ограниченное поле зрения – девушка успела лишь отклониться, чтобы удар прошелся по косой, и вскинуть руку для защиты. Удар пронзил ее болью и отбросил к стене. Боль пока ощущалась огненной вспышкой, а бита поднялась в воздух для нового удара. Людивина выронила фонарик, перехватила кулак, сомкнутый на бите, и сжала его изо всех сил. Другой рукой она нащупала шею противника. Отыскав нужную точку большим пальцем, вдавила его в плоть на несколько сантиметров, чтобы добраться до нерва. Человек взвыл, парализованный болью, которая молниеносно прошила всю нервную систему.

И тут Людивина узнала заморыша, который пригрозил, что она «огребет».

Она толкнула его обратно в полутьму, которую с трудом рассеивал упавший под ноги фонарик, впечатала спиной в стену и три раза ударила коленом по гениталиям. Третий удар был самым яростным. По подбородку пацана потекла струйка слюны, а изо рта вырвалось невнятное бульканье.

Обернувшись, Людивина увидела, как напарник сокрушительным ударом ноги отбрасывает к стене очередного противника и довершает дело кулаками. Парень сполз на пол, постанывая.

Затем Сеньон, огромный и внушительный, развернулся к выходу, и двое оставшихся парней замерли на пороге, а потом рванули в коридор.

– Ты как? – спросил Сеньон.

– Нормально, – отозвалась Людивина, осторожно пошевелив травмированной рукой. – Всего лишь пара синяков.

Боль уже начинала заявлять о себе. Людивина знала, что впереди немало неприятных ощущений.

– Нашего среди них не было.

– Нет. Из-за этих олухов мы его потеряли.

Она была в ярости. Злилась и на себя, и на банду малолетних придурков.

– Думаю, теперь пора вызывать кавалерию, – вздохнул Сеньон. – У нас труп.

Людивина кивнула. Подобрала фонарик, бросила мрачный взгляд на заморыша, который корчился в углу, и отвела душу, засадив ему ботинком между ног.

8

Сумерки неспешно ползли с востока, оккупируя небосвод и нависая над миром темной массой. У окраины городка Ла-Курнёв полицейские мигалки заливали фасады домов сапфировыми всплесками. На паркинге в пятидесяти метрах от заброшенного барака стояли пикапы мобильной жандармерии, служившие генштабом, откуда контролировался периметр безопасности, а люди в полной экипировке растянулись цепью вдоль сотни метров желтой ленты, перекрывая посторонним доступ в сектор. Там же стояли пожарные машины, автомобили местной полиции, администрации и уголовного розыска.

Зеваки, столпившиеся небольшими группками, вытягивали шею, пытаясь рассмотреть какие-нибудь пикантные детали или просто насладиться всеобщим оживлением, развеявшим привычную скуку. В окнах горел свет, на балконы высыпали жильцы, а кое-где любопытные зрители вылезли на крыши. Пока никаких эксцессов не наблюдалось. Народу собралось очень много, и всем было слишком интересно, что происходит на месте преступления.

Людивина и Сеньон уже несколько часов томились на заднем сиденье своего «пежо», раздав поручения коллегам из местной полиции. У тех были особые отношения с жителями Ла-Курнёв, им проще было собрать всевозможные сведенья о Чудиле и о завсегдатаях барака. Полковник Жиан тоже приехал – он лично руководил всеми действиями на месте событий, куда прибыли и местные чиновники, и прокурор, и все службы.