Повреждения влагалища и ануса свидетельствовали о крайне жестоких, возможно, неоднократных актах насилия, хотя ткани, по большей части поврежденные «из-за тщательного промывания дезинфицирующим средством», не позволяли утверждать это с уверенностью. В случае с женщинами речь, вне всякого сомнения, шла об изнасиловании: проникновение было не случайностью, не результатом неконтролируемого гнева, а причиной нападения, основным мотивом. Напротив, в случае с Лораном Браком признаков изнасилования не наблюдалось.

Почему ты взялся за мужчину? Выбрал жертву, способную дать отпор?

Нет, тут что-то не сходится. Людивина не сомневалась, что ключевым моментом первых двух убийств было насилие. Между ними прошло восемь месяцев – восемь месяцев, на протяжении которых убийца наверняка прокручивал в голове воспоминания о своем первом разе. Восемь месяцев фантазии становились изощреннее, а злость подавлялась. Поэтому он и накинулся на вторую жертву? Заставил заплатить за то, что слишком долго ждал?

Людивина встряхнула головой. Нет. У него с жертвами прямая связь, он использует их, чтобы утолить свою жажду, но не сажает под замок на несколько дней.

Похищены, изнасилованы, убиты и выброшены менее чем за сутки. Настоящие сексуальные извращенцы, которые в первую очередь действуют ради удовольствия и умеют себя контролировать, обычно создают себе сексуального раба. Они похищают жертву и держат ее взаперти на протяжении по крайней мере дней, удовлетворяют все свои фантазии, а потом убивают.

Но он предпочитает действовать быстро. Несколько проникновений за пару часов, затем смерть. Он не сожительствует с будущей жертвой, удерживает ее лишь короткое время, сводит к минимуму контакт, не хочет наслаждаться ею, просто удовлетворяет неудержимый позыв. Но при этом крайне осторожен…

Он объективирует женщин до крайности. Они стали одноразовыми.

Во тьме сознания Людивины вдруг забрезжил свет. Крошечная точка засияла, словно маяк в ночи.

Фантазии сильнее, чем наслаждение. Он фрустрирован. Он разочарован, разгневан. Вот почему он быстро убивает. После первого раза он продержался восемь месяцев, потому что все прошло хуже, чем он представлял. Когда желания стали слишком навязчивыми, он вновь взялся за дело, но на этот раз все прошло еще менее удачно, и он впал в ярость. Он бил вторую жертву снова и снова, стремясь выместить на ней всю свою фрустрацию…

После этого он продержался еще почти два года и взялся за мужчину – Лорана Брака.

Нет, сексуальное желание – это главный мотив, повторяла себе она, но Брака он не насиловал. Значит, есть какой-то еще мотив, кроме секса.

К тому же два года ожидания – долгий срок для извращенцев, настроенных так решительно. Обычно наоборот: по мере обретения уверенности такие преступники все охотнее идут на поводу у фантазий, все чаще переходят к действию…

Может, те два года он провел в тюрьме? С Лораном Браком?

Как вариант. К тому же убийца работал настолько аккуратно, настолько выверенно, что Людивина не сомневалась: каждый раз все повторялось в точности. Первые два раза его не поймали, так что у него не было причин изобретать что-то другое. Столь уникальный метод сам по себе казался воплощением фантазий, частью почерка преступника, изменить его было бы нелегко. Нет, других преступлений, помимо этих трех, он не совершал.

Если только другие случаи не сочли суицидом и по-быстрому не сляпали дело, не заметив следов сексуализированного насилия, и не закрыли его как есть, без расследования…

Людивина отметила себе, что надо копнуть глубже, составить список всех самоубийств на железной дороге, изучить профиль жертв и разузнать подробности.

И все же это не объясняло, почему он убил мужчину, действуя по той же очень личной схеме, но без сексуализированного насилия, важного элемента динамики его преступлений.

Может, Марк Таллек прав? Может, это убийство совершила исламистская сеть?

Нет, этот человек слишком эгоистичен, он убивает в одиночку. Он делает это ради себя, ради собственного удовольствия, ради удовлетворения своих нужд – этим нельзя делиться с другими.

А может, это заказное убийство?

Людивина вздохнула. Маньяк становится киллером? Безумная идея.

Так бывает разве что в кино. Настоящий извращенец откликается только на глубинные сокровенные желания, он раб своей патологии и уж точно не способен использовать ее ради оказания услуг или ради денег!

Полная нелепица. Потому она и не любила сериал «Декстер» и другие фильмы такого рода. Сплошной Голливуд, ни капли достоверности, полное непонимание психологических механизмов, превращающих человека в убийцу.

Но почему же поменялся профиль жертвы? Почему Лоран Брак? Он хотел убить именно его или Брак просто попался под руку?

Людивина решила отвлечься и принялась расхаживать по своей просторной гостиной. Огонь в камине уже догорал, и она пошевелила угли кочергой, чтобы его оживить. Ее лицо осветилось красным светом, в зрачках отразились язычки пламени.

Он помешан на чистоте.

Сам по себе этот элемент мог бы указать на вполне конкретный тип извращенцев, но Людивина не могла не принимать в расчет остальные детали. Особенно ногти и волосы.

Во всех трех случаях преступник вычистил ногти жертв настолько тщательно, что порезал одной из них палец, а затем наклеил поверх разные ногти от разных людей. Точно так же он впутал в волосы жертв аккуратно срезанные пряди чужих волос. Возможно, Сеньон был не так далек от истины, когда пошутил, что убийца Лорана Брака рылся в мусорных баках возле парикмахерских и маникюрных салонов.

В горле первой жертвы обнаружили жевательную резинку с ДНК другого человека. Людивина была готова поспорить, что это ДНК случайного прохожего, по несчастью выбросившего жвачку как раз там, где ее подобрал убийца.

Он любит запутывать следы. Отсюда и железнодорожные пути. Потому что тела будут повреждены еще сильнее, потому что в этом месте полным-полно мусора, потому что полицейские соберут там сотни, если не тысячи образцов и получат столько же результатов анализа ДНК.

Стала проясняться общая картина.

Он не моет их перед тем, как убить. Ему плевать. Он делает это потом, только для того, чтобы стереть все свои следы. Их чистота его не волнует, он не хочет оставить улик, ведущих к нему. Даже наполняет влагалище и прямую кишку дезинфицирующим средством и трет…

Чудовище.

Постепенно, читая подробные отчеты, Людивина начала делать выводы. Чем дальше, тем сильнее бросалось в глаза очевидное. К этому у нее был талант. Великий криминолог Ришар Микелис, взявший ее под крыло, мог ею гордиться. Она много работала и усвоила огромный объем теоретической информации. Она знала схему. Ее сильной стороной была способность методично применять эту схему, а не только чувствовать факты, угадывать смысл или верно интерпретировать каждый жест. Конечно, она умела примерить на себя шкуру безумца, понять его, восстановить внутреннюю, неадекватную логику по следам, которые тот оставлял на своих жертвах, но прежде всего она знала, как заставить говорить эти следы, эти отчеты и фотографии…

Дождь за окном стих, но Людивина этого не заметила; не смутило ее и то, что босые ступни заледенели на холодном паркете.

Дисплей на роутере показывал полночь. А она все еще стояла перед стеной с заметками в полной уверенности, что Рельсовый убийца, как она его теперь называла, совсем рядом, прямо перед глазами, и его имя преспокойно лежит в папке.

И вдруг, так же легко, как при смене угла зрения складывается рисунок-анаморфоза, Людивина посмотрела на данные с другой стороны – и все сложилось.

16

Как удержать равновесие, когда нет ориентиров, а вокруг вездесущая пустота?

Людивина без конца задавала себе этот вопрос, стараясь не утратить ясности мыслей, не поддаться страху, не позволить захватить себя безжалостным щупальцам ужаса, которые отбирают смысл, лишают всякой способности мыслить и действовать.

Ей казалось, что она плывет во тьме, оцепенев от долгих часов неподвижности, в полном одиночестве, в холоде, не чувствуя времени, только жажду и голод, которые начали ее терзать.

Мотылек не случайно сгорает заживо у раскаленной лампочки. Он горит потому, что слишком долго порхал вокруг, зачарованный, летел к ней, несмотря на опасность, – это было сильнее его. Людивина стала такой вот бабочкой. Она слишком приблизилась. Но ее зачаровал не свет, а тьма. И он не смог этого допустить. Больше не было сомнений в том, что ее похитил именно он. Именно он сейчас ждал где-то наверху. Теперь Людивина была в этом уверена.

Все началось вечером в пятницу, у железнодорожных путей, с трупа Лорана Брака.

Где и как все закончится?

Стоп. Это мне не поможет. Только полезные мысли. Все обдумать. Все вспомнить. Проанализировать. Понять. Сделать выводы.

Людивина знала, что Рельсовый убийца недолго держит при себе жертву. Откровенно говоря, она сама не понимала, почему до сих пор жива. Почему он ее еще не изнасиловал.

Она сжала кулаки, и боль из стянутых запястий пронзила током до самых плеч. Хомуты были затянуты настолько туго, что глубоко впились в кожу.

Вот и еще одно доказательство – хомуты.

Людивина тут же постаралась отогнать образы женщин, которых душат пластиковыми полосками.

Только полезные мысли!

Кто он? Что у него за фантазии, потребности, что за жизненный опыт? Что за путь проделала его психика, чтобы дойти до первого преступления? Где он сейчас? Людивина должна была сосредоточиться на чем-то способном подпитать надежду, что таяла с каждой секундой, и не позволить тьме проникнуть в душу. Ей нужно было найти брешь, пусть крошечную, просвет, сквозь который можно пробраться в его голову, чтобы он хоть на миг перестал видеть в ней непослушный инструмент, а увидел человека.

Слишком много преград отделяют его сострадание от людей – это неприступный бункер. Не стоит разыгрывать эту карту. Ничего не выйдет, он никогда не увидит во мне женщину, живое существо, для этого нужно гораздо больше времени, такой вариант точно не годится!

Оставался единственный способ: стать зеркалом. Понять его так хорошо, чтобы он остановил занесенную над ней руку, чтобы услышал ее. Ее слова должны быть точными и сразу попасть в цель. Она должна рассказать ему о нем самом. Ничто не сделает ее женщиной, достойной его уважения, но она может стать его отражением, фрагментом его сознания, погребенного глубоко под толщей страданий, равнодушия, эгоизма. Такой извращенец не станет слушать никого, кроме себя.

Да, именно так. Для этого мне нужно найти ошибку в его рассуждениях, разбить броню насильника и убийцы, проникнуть в него.

От последних слов ее бросило в дрожь.

Она отказывалась верить, что все закончится вот так – после всего, что она пережила, с чем столкнулась, когда начала вновь чувствовать себя женщиной, а не закрытой раковиной. Нет, этого не может быть.

Но Людивина знала, что ей не хватает деталей. Она отлично все помнила, но так и не видела ни единой лазейки, через которую можно пробраться.

Еще немного времени – вот и все, о чем я прошу.

Начать расследование сначала. Наверняка там было больше, чем ей запомнилось. Что она упускает?

Ее охватило отчаяние. Людивина привыкла к срочным расследованиям, к этому ужасному ощущению, что каждый проходящий день – это день, дарованный преступнику для того, чтобы он продолжал свои дела, что каждая новая неделя расследования – возможно, последняя неделя жизни мужчины или женщины, которых преступник выберет в качестве жертвы. Но на сей раз жертвой была она сама. Она одновременно играла на всех досках, и от этой мысли опускались руки. Сколько у нее времени? Несколько часов? Пара минут?

Она медленно выдохнула, прикрыв глаза. Тьма во тьме. Все тело ныло, ягодицы болели оттого, что она уже давно не двигалась, запястья горели, горло пересыхало.