– Да, – прошептала она. Ева хотела бы бежать, но словно оцепенела, да и люди не спешили покидать анатомичку, пока она ждала хоть кого-нибудь. Как будто один из случайных людей мог ей помочь.

Было прохладно, начинало темнеть, редкие фонари на территории медгородка уже горели, глаза Ильи Александровича блестели жадностью в их свете. Подул ветер. Ева поёжилась.

– Вы сейчас куда? Домой? – От его взгляда не укрылось, что Ева немного опешила от этой неожиданной встречи. Ему было весело. Его студентка казалась очень напуганной и от этого особенно привлекательной и похожей на ту давнюю знакомую из его прошлого.

– Да. – Мысли в голове были об одном: «Бежать, и быстрее».

– Я провожу, – он абсолютно точно знал, зачем вызвался, ведь ещё при той встрече в парке собирался проводить её до дома и узнать, где она живёт. Сейчас к этому добавлялись его мысли о том, что Ева могла прекратить строить из себя недотрогу на радостях от сданной анатомии. В том, что она сдала, он не сомневался. В другом же случае он был готов подставить своё крепкое мужское плечо. Плачущие девушки его возбуждали.

– Домой одна дойти сумею. – Ева немного осмелела, судя по отсутствию реакции, они жили в разных культурных контекстах, но она не жалела об этом. Хотелось бы ей быть такой же дерзкой, как Маргарита в её любимом отрывке «Фауста». Ева хмыкнула, шутка придала ей ещё немного храбрости.

– Я не спрашиваю. Знаю, как ты умеешь приключения находить на свою…

– Главное приключение, – Ева не захотела дослушивать, она уже достаточно хорошо знала своего преподавателя и его отношение к ней, чтобы понять, что там будет какая-то очередная пошлость, – которое я нашла, это вы, Илья Александрович. – Робость прошла, на смену ей пришли язвительность и негодование.

– Пойдём, – на этот раз Ева поняла, что он не спрашивает.

В его улыбке не было ни капли доброжелательности, было видно, что он преследует какие-то корыстные цели и от своего ни за что не отступится. Ему оставалось всего ничего. Он и так отставал от своего графика. Графика по разбиванию женских сердец. Она могла сколько угодно упираться, но он-то знал, что на самом деле Ева думает о нём, и довольно часто.

– А если я закричу? Что вы меня домогаетесь? Насилуете? Народ сбежится. – Она всегда знала, что лучшая защита – это нападение. Она пыталась тянуть время. Почему никто не выходит из корпуса? Наверняка уже человека два-три сдали и сейчас в коридоре рассказывают остальным, как всё прошло, пока она здесь стоит один на один с человеком, с которым её сводит злодейка-судьба снова и снова.

– Кричи сколько влезет, но я бы предпочёл, чтобы это было в несколько иных обстоятельствах. – Он представил, как сладко она будет стонать и извиваться от удовольствия под ним, а потом как будет расстроена, когда он уйдёт, не проронив ни слова, и начнёт делать вид, будто её не существует. Еве стало плохо от его хищного взгляда, но она пообещала себе, что больше не растеряется. – Все они слишком заинтересованы своими отработками. Они будущие медики, а не спасатели, никому из них нет дела до тебя.

Илья Александрович ошибался не часто, но сейчас как раз был один из тех редких случаев, когда он оказался не прав. Если бы он не был так занят пожиранием Евы взглядом, а она – мыслями о том, как же хочет убежать, то они бы заметили, как слегка скрипнула дверь анатомички и оттуда вышел кудрявый мальчик. Хотя Ева не была до этого момента на кафедральных отработках, происходящее после них она представила правильно. В коридоре корпуса парень с кудряшками встретил своего одногруппника, тоже пришедшего на отработку, и разговорился с ним о том, кто сегодня принимал и как. Узнать заранее о том, кто из преподавателей вытянул короткую спичку и будет вынужден сидеть на кафедралке, возможности не было. Расписания отработок с преподавателями не вывешивали, а лаборанты, на которых оставалась вся надежда, только отшучивались: «Кто надо, тот и будет». Кудрявый мальчик так и остался около двери и слышал достаточно, чтобы понять, кто перед ним, и что ситуация, свидетелем которой он стал около месяца назад, сейчас повторялась. В ту злополучную пятницу, которую Ева вспоминала с омерзением и неприятной тяжестью в животе и на душе, парень с кудряшками тоже был на кафедре биохимии. Он оставил свою тетрадь с лабораторными работами в кабинете и осознал это, только когда спустился в холл. Ему пришлось возвращаться за ней. Когда проходил мимо 304-й аудитории, услышал приглушённые голоса. Он быстро понял, что беседа носит отнюдь не учебный характер, и смекнул, что к чему. Кудрявый мальчик решил остаться под дверью и продолжить слушать на случай, если ситуация примет критический характер. Когда зазвонил телефон, парень с кудряшками успел сделать пару шагов назад. Илья Александрович стремительно вылетел из аудитории, даже не оглянувшись. Он не понял, что кто-то остался стоять за распахнутой дверью, надёжно спрятанный от чужих глаз. А Ева убежала слишком быстро, и кудрявый мальчик не успел её окликнуть, пришлось идти в аудиторию, где осталась тетрадка.

Еву он узнал бы из тысячи. Они учились второй год вместе на одном потоке, а если бы он был на одну группу ближе, то они бы оказались в смежных и ходили бы вместе на многие предметы. Он видел её на всех лекциях, видел на стадионе во время физкультуры, видел на летних экзаменах. Биологию они сдавали в одно время, в одной аудитории, но сидели за столами разных преподавательниц. Он очень часто видел её фото в разделе «возможно, вы знакомы». Нет, он не следил за ней, просто очень удачно оказывался всегда где-то рядом и непроизвольно пытался выхватить её глазами из толпы или проводить взглядом. Когда вы учитесь в одном институте, на достаточно большом факультете, возможны лишь два сценария: вы либо будете пересекаться практически каждый день, либо никогда. Узнать, кто преподаватель, было несложно: при входе на кафедру висело расписание, а парень с кудряшками знал и номер группы Евы, и день недели, и время, и даже номер кабинета. Оставалось узнать последнюю графу.

Кудрявый мальчик очень переживал за эту студентку, поэтому решил пойти за Евой и Ильёй Александровичем. Он держался в нескольких метрах от них, чтобы не было слышно его шагов. Преподаватель был по-прежнему очень увлечён своей студенткой и не замечал ничего вокруг. Парень с кудряшками слышал их разговоры и понимал, что Еве они не очень приятны. Видел, как Илья Александрович время от времени пытался приобнять Еву за талию. Студентка поначалу скидывала его руку и делала шаг в сторону, но потом осознала, что эти попытки бесполезны, прекратила сопротивляться и продолжила покорно идти рядом, погрузившись в свои мысли. Он чувствовал, как его сердце сжималось, когда пальцы преподавателя касались тела студентки или дистанция между идущими перед ним людьми резко сокращалась. Он надеялся, что Ева живёт недалеко и они совсем скоро доберутся до её дома. Чувствовал себя мерзко, потому что вёл себя как чёртов сталкер, но был не в силах как-то вмешаться. Что-то его останавливало.

Наконец парочка остановилась около подъезда, дорожка перед ним была освещена, а парень с кудряшками остановился в паре метров от них, там, где его удачно укрыла тень дерева. Он был достаточно близко, чтобы отчётливо слышать голоса. Ему по-прежнему удавалось оставаться незамеченным.

– До двери провожать не нужно, в подъезде со мной ничего не случится. – Ева была рада, что её пытка почти окончена.

– А вдруг маньяки? – Илья Александрович решил, что во что бы то ни стало попадёт к ней домой – желание овладеть этой девушкой было слишком сильным. Идея стала навязчивой, превратилась в манию. Он пошёл со своих не самых сильных аргументов.

– Да вы что, их там и не будет, если вы, Илья Александрович, останетесь снаружи. – Ева злилась и прикидывала, сможет ли быстро открыть домофонную дверь, заскочить в подъезд и так же быстро закрыть её. Изнутри ручки не было, это всё усложняло. В кармане чёрной кожаной куртки Ева держала в кулаке ключи. Большой декоративный ключ был зажат у неё между пальцев, чтобы в случае чего можно было защититься. Его она купила год назад в одном магазине для творчества исключительно для эстетических целей, но сейчас эта покупка казалась ей как нельзя более актуальной. Она бы очень хотела попасть своим импровизированным оружием Илье Александровичу в глаз, в целях самообороны, конечно же. Но Ева не была уверена, хватит ли у неё на это духу. Жалела, что не стала покупать себе перцовый баллончик или электрошокер, хотя эти мысли не раз её посещали, когда она только-только начала жить одна. Если выберется из этой ситуации, то обязательно приобретёт что-то посерьёзнее декоративного ключа.

– Ева, зачем же ты меня так обижаешь, – он разозлился, но ещё мог держать себя в руках и старался не подавать виду. – Я о тебе забочусь. Ты же знаешь, я не сделаю тебе ничего такого, о чём ты сама не попросишь. Я по-дружески проводил тебя, а ты… Где же твоё гостеприимство? Может, хотя бы на чай позовёшь? – Челюсти его сжались.

– Какая жалость, у меня нет ничего к чаю, никаких сладостей, – её очень раздражало, что он ни с того ни с сего перешёл в диалоге на «ты». Ей хотелось пробежать пару лестничных пролётов до второго этажа этой старой пятиэтажки и оказаться дома, в безопасности, за металлической дверью с двумя замками, закрыться в своей комнате и забыть об этой прогулке как о страшном сне. Сделать вид, что ничего не было, что Ильи Александровича, с его биохимией, никогда и не существовало. В последнее время ей много чего хотелось забыть, но ничего не выходило. И кто вообще решил, что хорошая память – повод для зависти? И как назло, нет никого из соседей во дворе. Она была бы сейчас рада даже алкашам на лавочке или полуглухой бабульке из квартиры сверху, вечно смотрящей новости на полной громкости. Лишь бы кто-нибудь, хоть кто-нибудь, услышал её крик.

– Ева, – его тон сменился, она поняла, что он сейчас перейдёт обратно на «ты», – да зачем мне сладости? – Он опёрся вытянутой рукой на дверь чуть выше её головы, почти как в тот вечер в туалете клуба. Но в этот раз он хотел воспрепятствовать её возможному отступлению. На неё нахлынули непрошенные воспоминания. – Когда есть такая конфетка, как ты? Я бы очень хотел попробовать тебя на вкус. – Он нахально улыбнулся, облизнул губы и решил рискнуть.

Еве показалось, что она хлопнется в обморок от страха. Как в замедленной съёмке она видела, как он начал наклонять свою голову в сторону её лица, почувствовала ледяной аромат мятной жвачки. Расстояние между губами сокращалось. Ева замерла: если она не будет сопротивляться, будет не так страшно. Так опоссумы замирают перед хищниками и падают замертво, чтобы переждать несколько мгновений, пока опасный зверь обнюхает их и уйдёт восвояси.

– Ева! – Чей-то окрик выбил её из состояния анабиоза, она резко повернула голову в сторону звука и сделала шаг от Ильи Александровича. – А я думал, ты уже давно вернулась домой. – Кудрявый мальчик быстрым шагом приближался к парочке, пытаясь не сорваться на бег. Он переживал, не было ли слишком поздно, сердце бешено билось, он пытался сохранять внутреннее хладнокровие и выглядеть радостно и беспечно, но получалось не очень. – Ты же очень рано на отработку вышла, я думал, ты самая первая ответишь. Как всё прошло?