Дженнифер Хартманн: Две мелодии сердца. Путеводитель влюблённого пессимиста

Jennifer Hartmann

A Pessimist’s Guide to Love

Copyright © 2023 by Jennifer Hartmann

All rights reserved.

© Белякова А., перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Плей-лист

«A Lot of Things» – Rosi Golan

«Don’t Swallow the Cap» – The National

«Time Ago» – Black Lab

«In This Life» – Delta Goodrem

«Inside These Lines» – Trent Dabbs

«Heart on Fire» – Scars On 45

«Breathe (2AM)» – Anna Nalick

«I Get My Beat» – Richard Ashcroft

«Thunder Clatter» – Wild Cub

«Can’t Go Back» – Rosi Golan

«Desert Days» – Elenowen

«If I Die Young» – The Band Perry

«Ready to Start» – Arcade Fire

«Give Me Something» – Scars On 45

«You’re My Home» – Joshua Radin

«Mine Again» – Black Lab

«Run Away to Mars» – TALK

«Over My Head (Cable Car)» – The Fray

«Break» – Gin Blossoms

«Can’t Get It Right» – Matthew Perryman Jones

«Something in the Orange» – Zach Bryan

«I Need My Girl» – The National

«Apocalypse» – Cigarettes After Sex

«Eleanor Rigby» – The Beatles

«Here With Me» – d4vd

«I Will Follow You into the Dark» – Daniela Andrade

Глава 1

Люси, 13 лет

Ночь, когда она не вернулась

Меня будит чей-то крик.

Сначала я думаю, что дело в высокой температуре: уже несколько дней я борюсь с вирусной инфекцией. Однако меня не знобит и я не покрылась потом, и все же в реальной жизни никто не может так кричать.

Это всего лишь лихорадочный бред. Ночной кошмар.

Перевернувшись, я глубже зарываюсь под одеяло.

И в ту же секунду вновь раздается крик:

– Нет, нет, пожалуйста, нет!

Я распахиваю глаза, а затем резко принимаю сидячее положение и устремляю взгляд в окно.

Капли дождя скользят по стеклу, ветер гулко завывает наряду с криком женщины.

Буря бушует. А мое сердце бешено колотится.

Творится что-то непонятное.

Я сбрасываю одеяло и выскальзываю из кровати, а затем, поправляя хлопковую ночную рубашку, подхожу к окну. Из-за шторма ветки деревьев покачиваются взад-вперед, исполняя жуткий танец. Порыв сильного ветра ударяет ими о сайдинг, отчего я в страхе отпрыгиваю.

– Моя малышка! Моя малышка!

Отбросив страх в сторону, я бросаюсь вперед и прижимаюсь носом к стеклу. Сначала мое внимание привлекают огни полицейской машины. Красный и синий. Они размыты из-за дождя. Патрульная машина припаркована на нашей улице прямо перед домом Бишопов.

Сама же миссис Бишоп лежит на подъездной дорожке, держась за лодыжку полицейского.

Все мое тело начинает дрожать от чего-то, что намного хуже лихорадки.

Эмма. Кэл.

О нет, нет, нет.

Только не это.

Я срываюсь с места, даже не думая схватить пальто, обувь или зонтик. Мне не стоит выскакивать под дождь, будучи больной и с температурой, но я ничего не могу с собой поделать. Спустившись босыми ногами по лестнице, я вылетаю из дома. Сильный ветер и проливной дождь едва не сбивают меня с ног.

Они пытаются удержать меня внутри.

Не хотят позволить узнать причину, по которой миссис Бишоп плачет на своей подъездной дорожке, умоляя, чтобы ее малышка вернулась.

Наверно, мне стоит подслушать, но я не буду. Я продолжаю бежать по траве к своему любимому дому слева. Меня охватывает облегчение, когда я вижу Кэла, стоящего около крыльца.

С ним все в порядке. С Кэлом все в порядке.

– Кэл! – кричу я сквозь громыхающее небо. – Кэл, что происходит?!

Я тяжело дышу. Сердце грохочет громче шторма.

Хрип вырывается из легких, и я замедляю шаг, подходя к Кэлу на лужайке. Моя белая хлопковая ночная рубашка полностью промокла, а ступни горят от бега по камням. Миссис Бишоп снова начинает рыдать, и офицер садится на корточки, чтобы успокоить ее. Я закрываю рот рукой, чувствуя пробирающийся под кожу страх.

Я оглядываюсь вокруг и нахожу мистера Бишопа: он сидит на сырой траве, обхватиив голову руками и качаясь из стороны в сторону. Затем переключаю свое внимание на Кэла, мне страшно спросить его о том, что случилось. Страшно узнать правду.

Где она?

Где Эмма?

Я, кажется, догадываюсь, но не хочу знать наверняка.

Наконец Кэл бросает на меня взгляд, который я никогда не забуду. До конца своей жизни. Его темно-каштановые волосы прилипли ко лбу из-за проливного дождя, а глаза кажутся стеклянными и опустошенными. И в тот момент, когда молния озаряет небо приглушенным желтым цветом, он тихо произносит:

– Она умерла.

Мне становится больно дышать.

– У-умерла? – заикаюсь, моя нижняя губа начинает дрожать, а все тело трясти. Наверно, я неправильно его расслышала. Вероятно, ветер спутал его слова. – О чем ты? Она собиралась к Марджори. Она у Марджори.

Я настаиваю на своем. Мне необходимо, чтобы мои слова оказались правдой.

Она не умерла, она у Марджори.

Кэл отворачивается, глядя на землю.

– Мне следовало поехать с ней. Я виноват в этом. – Качая головой, он бьет себя кулаками по бокам. – Черт возьми, Люси. Черт… она умерла. Умерла, и это моя вина.

Нет. Не верю.

Отказываюсь верить в это.

Слезы наворачиваются на глаза. Горло саднит от недоверия.

– Нет… нет, Кэл, с ней все в порядке. – Я смотрю на двор, на огни, на страдания, на капли дождя, подобные душевной боли.

Она не в порядке. Ничто не в порядке.

Гнев и печаль овладевают моим телом, и я бросаюсь на друга, колотя его кулаками по груди.

– Ты лжешь! Возьми свои слова обратно. Прошу тебя, возьми их обратно… – Кэл хватает меня за запястья, медленно вскидывая подбородок: в его глазах отражается весь ужас, который я ощущаю внутри. Он продолжает мотать головой, черты его лица искажаются от ужаса.

Я впадаю в такую истерику, что, кажется, сердце вот-вот остановится.

Я никогда бы не подумала, что переживу ее.

– Нет! – кричу и умоляю о чем угодно, но не об этом. Слезы смешиваются с каплями дождя. Кэл сжимает мои руки, но я уже перестала бороться. Он говорит правду. Как бы мне хотелось, чтобы он солгал, но увы. – Только не она, Кэл. Не Эмма. Не Эмма.

Отпустив мои запястья, он обхватывает меня руками, прижимая к своей груди.

Мы оба начинаем рыдать. Я разжимаю кулаки и цепляюсь пальцами за его мокрую футболку, наши ноги подгибаются. Мы падаем на лужайке перед домой, и Кэл обнимает меня.

– Люси, Люси, Люси… – Он снова и снова повторяет мое имя, словно пытается зацепиться за него. Зацепиться за меня.

Дрожа и плача, я крепко удерживаю его на случай, если он попытается отстраниться.

И в этот момент чья-то чужая рука хватает меня. Кто-то оттаскивает меня от Кэла, и я наблюдаю, как мой друг падает вперед, зарывая пальцы в траву и склоняя голову от тяжести горя. Стон скорби срывается с его губ.

– Нет! Нет, отпусти меня! – визжу, дергая ногами, и тянусь к Кэлу. – Отпусти меня, я ему нужна!

– Люси, дорогая, успокойся! Все будет хорошо.

Это папа.

Отец уносил меня подальше от моего друга.

Однако я нужна Кэлу, я ему нужна, он нуждается во мне.

Я нуждаюсь в нем.

Я пытаюсь сказать отцу, что ничто не в порядке, что Эмма умерла, но он не слышит. Лишь шепчет ласковые слова мне на ухо, гладя меня по волосам и все дальше и дальше оттаскивая от дома Бишопов.

А потом все как в тумане.

Я мало что помню о той ночи, кроме одного.

Бросив взор вверх, я замечаю падающую звезду в почерневшем небе.

Небольшое пятно света в темноте.

Похожее на светлячка.

Я загадываю желание, по-прежнему выкрикивая имя Кэла, а также дергаю ногами и плачу, зная, что ничто уже не будет прежним.

Я загадываю единственное желание.

Эмма, вернись. Пожалуйста, вернись…

Наши дни

– Пустите меня. Я ей, черт побери, нужен.

Я слышу голос. Нечеткий, приглушенный.

Каким-то образом я знаю, что он принадлежит ему.

Словно он мне снится. Холод пронизывает меня, как будто зима вгрызается в кожу. Наверно, я делаю снежного ангела или катаюсь на санках. Прошло много времени с тех пор, когда я в последний раз каталась на санках.

Я даже соскучилась по этому.

– Пустите… Люси!

Голос снова прорывается сквозь сон, проблески света мерцают и проплывают перед глазами. Маленькие дорожки звезд. Я не могу обрести голос, не могу позвать его, но мне хочется сказать ему, что я здесь.

Я тут. Тут.

Кэл.

В груди что-то толкается. Ударная волна. Покалывающее тепло пронзает меня, отчего мне хочется вопить, кричать, но я не могу сообщить об этом.

Еще больше света, еще больше звуков.

Ощущение такое, будто я застряла в собственном теле. Частично я все осознаю, но в то же время чувствую себя беспомощной. Глаза не открываются, они кажутся липкими, как ириски. Ужас проникает в меня вместе со странным шумом, который раздражает слух. Разум воскрешает в памяти образ Кэла, нависающего надо мной.

Мы лежим на снегу. Может, мы и правда катаемся на санках у подножия холма, окутанные любовью и смехом. Он нависает прямо надо мной и говорит все, что я жажду услышать.

Веки слегка трепещут.

Кажется, я вижу его.

– Люси… Люси, черт… солнышко…

Это его голос, я уверена в этом.

Я слышу писк, шум, звон в ушах.

Кэл. Кэл. Я здесь.

Его размытое и подсвеченное резким свечением лицо – последнее, что я вижу. Ореол солнечного света. Беспокойство, боль и разбитое сердце смотрят на меня. Он шевелит губами.

Называет меня своим солнышком, тогда как он – мое.

Я тянусь к свету.

А затем…

Все погружается в темноту.

Глава 2

Кэл

– Счастливого Рождества.

Поначалу я едва слышу слова, затерявшиеся в голове. Я до сих пор нахожусь на тротуаре посреди хаоса, воспроизвожу образ того, как парамедик возвращает Люси к жизни, пропуская через ее грудь разряд тока дефибриллятором. Я вижу, как ее вялое, бледное и безжизненное тело трясется и подпрыгивает.

Я чувствую холод.

«Счастливого Рождества».

У кого-то хватает наглости желать мне счастливого Рождества, пока я сижу в кресле приемного отделения, обхватив голову руками.

Я поднимаю взгляд.

Мне улыбается медсестра в розовой униформе.

Я вновь опускаю голову, закрываясь руками от слишком яркого света, стерильных стен и медсестер, желающих мне гребаного счастливого Рождества.

Силуэты размыты, а весь бессмысленный шум приглушен.

За исключением проклятых рождественских песен, вылетающих из колонок, как пощечина.

Нет… не пощечина, удар под дых.

Свинцовая пуля застряла в животе.

«Самое волшебное время года», – поет Адам Уильямс, и мне хочется задушить его так же, как мою грудь душит вес пятидесяти тысяч тонн кирпичей.

Чьи-то дрожащие пальцы гладят меня по спине, подобно прикосновению матери, но я знаю, что это не моя мать. Она никогда так не делала. Затем рука движется выше, ложится на мое плечо, сжимая его, и плач женщины прорезается сквозь песню.

Мама Люси. Фарра Хоуп.

Она какое-то время рыдает, а после убирает руку с моего плеча.