Сказать, что голландская армия была не подготовлена к противостоянию германской военной машине, будет громадным преувеличением. Пока другие европейские страны наращивали военную мощь, чтобы не отставать от германского вермахта, в который вкачивались невиданные средства, Нидерланды в 1940 году не владели ни одним танком. Военные расходы, удвоенные в 1938-м, по-прежнему составляли всего четыре процента от национального бюджета – по сравнению с двадцатью пятью процентами в Германии ^[9]. Единственным прибавлением в армии в период между двух войн стали два полка велосипедистов, один из которых включал военный оркестр: тот ездил на велосипедах со специальными рулями, которыми можно было управлять одновременно с игрой на музыкальных инструментах. Его девизом было: «Быстрый и решительный – уверенный и достойный» ^[10].

Главная оборонная стратегия страны осталась неизменной с XVII века. Она подразумевала отступление на северо-восток и юг страны с одновременным затоплением низко лежащих регионов – тех, что уже находились ниже уровня моря, – включая крупнейшие голландские города Дордрехт, Утрехт, Харлем и Амстердам, – за линией, идущей с северо-запада мимо озера Эйссел на юго-восток до рек Амстел и Рейн. Немцы могли войти в страну, но их встретили бы болота, слишком мелкие для судов и лодок и слишком топкие для пехоты и артиллерии. Города за линией были укреплены недавно построенными бункерами и крепостями, возведенными благодаря небольшому повышению оборонного бюджета.

Жизнь семьи Оверстеген в Харлеме шла по-прежнему, но и до них доносилась барабанная дробь из-за горизонта. Однажды Тринтье попросила Трюс и Фредди забрать мальчика с девочкой с другой конспиративной квартиры в Харлеме и привести к ним на ночь. Девочки возмутились, узнав, что в их и без того переполненном жилище появятся временные постояльцы. Тринтье не стала их слушать. Эти дети убежали из Германии в одиночку, без родителей, сказала она дочерям. Они совсем одни, напуганы и понятия не имеют, что с ними будет. Как могут Трюс и Фредди быть такими мелочными эгоистками?

Девочки – сами еще дети – устыдились и побежали выполнять приказ матери.

Трюс нанялась убирать в семью еврейских эмигрантов из Германии, которая владела в городе мебельным магазином. Они бросили все, когда бежали от нацистов. Однажды Трюс подслушала, как гость, явившийся из Германии, уговаривал их ехать дальше, в Америку, – он был уверен, что Гитлер вскоре захватит Нидерланды, как захватил Польшу.

Трюс спросила себя, не стоит ли их собственной семье уехать в Америку. В ту же ночь она переговорила об этом с матерью. Война все ближе, смогут ли они покинуть страну?

– Для этого нужны деньги, – напомнила дочери Тринтье. – Да и куда мы поедем? ^[11] На это у Трюс ответа не нашлось.

* * *

Десятого мая 1940 года семья Оверстеген вместе с соседями проснулась под угрожающий рев самолетов над головой. Все повыскакивали на улицу в халатах и пижамах посмотреть на авиацию, пролетающую над Харлемом. День был погожий и ясный, небо – ярко-голубое. Казалось невозможным, нереальным, что самолеты на самом деле несут в себе бомбы и что голландские противовоздушные установки сейчас стреляют по немецким бомбардировщикам. Потом один из серо-зеленых бомбардировщиков задымился. Мгновение спустя он уже падал с неба, и зеленый крест возле его хвоста стремительно вращался в падении. Не было ничего нереального в содрогании земли, последовавшем за падением, и взрывом, когда самолет заполыхал.

Кто-то поставил на подоконник радиоприемник и включил его на полную громкость. Там передавали странную шифровку, сопровождавшуюся треском помех. Позднее стало ясно, что это было закодированное послание, вероятно, предназначенное для британцев, но в тот момент все еще сильней перепугались и растерялись. Наконец выступил представитель правительства с новостями на внятном голландском: на них напала Германия. Немцы вторглись в Королевство Нидерланды несколькими фронтами.

Какая-то женщина зарыдала: «Иисусе, и куда нам теперь бежать?!», а вокруг нее соседи стояли, цепляясь друг за друга и пытаясь осознать, чем это обернется для них ^[12]. Трюс, Фредди и Тринтье тоже пытались разобраться, что происходит. И вдруг младший брат девочек, Робби, просто от нервов начал петь песенку «Иду по тюльпанам» знаменитого голландского певца кабаре Луиса Давидса ^[13].

Наконец все разбрелись по домам – слушать собственные приемники и отслеживать новости о нападении из своих гостиных.

Тринтье немедленно приступила к действиям. Пришло время отправить все ее левацкие книги, рисунки, фотографии собраний социалистов, ее памфлеты и листовки в печь – сейчас же. Вчетвером они провели большую часть дня, собирая и сжигая любые вещественные доказательства их причастности к деятельности левых ^[14]. В доме не должно было остаться ни следа от них, когда нацисты постучат в двери.

Гитлер отдал приказ о вторжении в Нидерланды всего днем ранее. До момента вторжения большинство голландцев пребывало в полной уверенности, что их гитлеровское нашествие обойдет; накануне утром одна из газет вышла с передовицей под заголовком «НАПРЯЖЕНИЕ СПАЛО. ОЖИДАЕМОГО НЕ ПРОИЗОЙДЕТ» ^[15].

Солдаты голландской королевской армии мужественно сражались – это относится и к велосипедным полкам, которые справились на удивление достойно. Но немецкая огневая мощь быстро подавила сопротивление. Чтобы не допустить предсказанного затопления голландских низин, немцы сбросили десанты в аэропортах и в Гааге, где заседало правительство страны. Голландские войска сопротивлялись им, и местами разгорались серьезные сражения. Но еще больше немцев наступало с юга и востока, через провинции Лимбург и Северный Брабант.

Немцы при вторжении применяли хитрость. Возле голландской границы с Германией группа солдат вермахта, переодетых в форму голландской военной полиции, перешла мост с контингентом немецких «военнопленных». Как только они миновали настоящих голландских полицейских, охранявших переход, то немедленно развернулись и атаковали. Некоторых десантников также переодевали в форму голландских солдат, и, чтобы отделить своих от чужих, солдаты королевской голландской армии в Гааге начали требовать от незнакомцев, чтобы те произнесли название местного прибрежного городка, Схевенинген, которое немцам было трудно выговорить правильно ^[16].

Голландцы отчаянно нуждались в помощи союзников, но и Великобритания, и Франция сами столкнулись с серьезными проблемами и помочь не могли. Кроме того, немцы позаботились о том, чтобы Голландия не получила помощи через Бельгию на западе, сосредоточив свои войска близ Гааги вокруг области, отделявшей Южную Голландию и столицу провинции Роттердам от Северной Голландии и Амстердама.

Целясь на Гаагу, немцы явно собирались захватить в плен королеву и правительство. Однако за два дня до вторжения, 12 мая, кронпринцесса Юлиана с детьми и мужем Бернхардом бежала в Англию на британском судне. Главнокомандующий голландских вооруженных сил заявил королеве Вильгельмине, что не может далее гарантировать ее безопасность в Нидерландах, и на следующий день, 13 мая 1940 года, она также бежала в Англию. Правительство последовало за ней.

По прибытии в Лондон королева выступила с заявлением, в котором говорила своему народу продолжать бороться и заверяла, что сможет эффективно управлять Королевством Нидерланды, находясь в безопасности в Британии. Оттуда она будет противостоять нацистской тирании и препятствовать угрозе со стороны японцев, уже протягивавших руки к голландской Ост-Индии, колониальному двигателю национальной экономики. Вильгельмина объявила Лондон временным центром управления Королевством Нидерланды и местопребыванием правительства в изгнании.

Скорость, с которой произошли перемены, была поистине головокружительной. Семья Оверстеген, и без того не симпатизировавшая королевскому семейству и правительству консерваторов, чувствовала себя обманутой успокоительными заверениями, которые раздавались за считаные дни до вторжения. Теперь, спустя четыре дня после атаки, им сообщали, что королева и правительство бросили их и укрылись в Лондоне. На следующий день стало еще хуже.

Голландцы продолжали сражаться даже после того, как правительство бежало из Гааги, но их зажали в регионе, известном как Крепость Голландия, – он располагается вокруг больших городов в западной части страны. Во вторник 14 мая Германия предъявила ультиматум, угрожая разбомбить Роттердам, если голландские власти продолжат сопротивление. Нацисты установили срок – 15:00 текущего дня, когда голландская армия должна была сдаться. Голландский главнокомандующий принял выдвинутые условия.

Однако на момент достижения соглашения немецкие бомбардировщики уже находились в воздухе, готовые к атаке. Авиадиспетчеры передали распоряжение об отмене удара, но часть бомб все равно была сброшена по назначенным целям.

Пятьдесят четыре самолета «Стука» бомбардировали город; смерть и разрушение волной пронеслись по Роттердаму. По словам голландского историка Лоэ де Йонга, «огонь полыхал тут, там и повсюду, и меньше чем за двадцать минут больше пяти квадратных километров городских кварталов превратились в пылающий ад» ^[17].

При бомбардировках погибли сотни людей; еще сотни задохнулись в дыму пожаров; тысячи остались бездомными. Все дороги из Роттердама были запружены толпами беженцев, в отчаянии пытавшихся спастись из горящего города. Несколько немецких бомб попали в городской водный резервуар, отчего пожарные гидранты перестали работать и пожарные команды не смогли остановить огонь. Пожары уничтожили городской зоопарк, и экзотические животные вырвались на улицы. Сообщалось о пациентах горевшего Роттердамского городского госпиталя, которые спрыгивали с верхних этажей и разбивались насмерть, чтобы не стать жертвами пламени, ревевшего у них за спиной ^[18].

Пожары продолжались и на следующий день, когда были подписаны условия капитуляции Голландии. Голландские военные части еще сражались в Зеландии, на северной оконечности страны, но их сопротивление продолжалось недолго. Девять миллионов голландцев внезапно оказались под сапогом рейхстага. По словам де Йонга, «за пять дней борьба, запланированная на пять месяцев, была окончена» ^[19].

Полностью значение тех событий страна осознала не сразу, но кое-какие плачевные последствия прихода нацистов стали очевидны уже в первые дни, особенно в Амстердаме, где оказалась большая часть евреев, бежавших из Германии через Нидерланды. Количество самоубийств в тот день, когда Гитлер с приспешниками оккупировали страну, было таким огромным, что Департамент здравоохранения Амстердама оказался неспособен собрать все трупы и вывезти их на каретах скорой помощи. Пришлось дополнительно нанимать грузовики ^[20].

Первым делом новый режим в Нидерландах освободил всех членов NSB, сидевших в тюрьме по приказу голландского правительства за коллаборационизм с немцами, в том числе Антона Мюссерта. Теперь они расхаживали с выпяченной грудью по улицам Амстердама, Харлема, Гааги и по еще дымящимся руинам Роттердама, как гордые собой петухи.

Всего в Роттердаме погибло более девятисот человек и более десяти тысяч осталось без крова; было разрушено тринадцать банков, девятнадцать консульств, тридцать один магазин, два музея, четыре церкви, двадцать два кинотеатра и пятьсот семнадцать кафе. Город практически сровняли с землей ^[21]. Для Великобритании, которой еще предстояло побывать под бомбардировками немецкой люфтваффе, Роттердам оказался мрачным предзнаменованием еще более тяжелых разрушений, которыми Германия грозила мирному населению Европы.

Пятнадцатого мая 207-я германская дивизия вошла в Амстердам с юго-востока, пересекла Амстел и продолжила движение на запад к Харлему.