Чтобы лучше понять разницу между системными и несистемными факторами, возьмем первую характеристику капитализма, обсуждавшуюся в предыдущем разделе, – растущую долю дохода от капитала. Это системный признак либерально-меритократического капитализма, поскольку является результатом ослабления переговорных позиций рабочей силы. Это ослабление позиций, в свою очередь, результат (а) изменения в организации труда в условиях постиндустриального капитализма, когда на смену большим физическим скоплениям рабочих в одном месте пришла децентрализованная рабочая сила работников, которые зачастую физически не взаимодействуют друг с другом и не могут легко организоваться, и (б) глобализации в целом, и особенно роста глобального предложения рабочей силы, в том числе за счет аутсорсинга производства. Подобные явления – следствие глубоких изменений в характере труда в условиях более развитого капитализма и глобализации, и в среднесрочной перспективе не стоит ждать, что они уйдут в прошлое.

Ассортативное брачное поведение также является системным фактором в той степени, в которой оно связано с более равным доступом к образованию для женщин и мужчин, что само по себе проистекает из системной особенности меритократического (и особенно либерального) капитализма – приверженности равному обращению с людьми независимо от пола, расы, сексуальной ориентации и т. п. Есть еще одна, более тонкая причина, по которой эту черту можно считать системной. В обществе, где дискриминация, по крайней мере формально, запрещена, предпочтение партнерству с человеком, который похож на него самого, может выражаться более свободно, чем в системе, где приняты браки по расчету. Другими словами, предпочтение того или иного типа супруга само по себе не является чем-то внеисторическим, а меняется в зависимости от характера общества, в котором живет человек^[16].

Неспособность многих экономистов различать системные и случайные факторы иллюстрируется непониманием некоторых ключевых формулировок Томаса Пикетти, особенно выражения r > g (означающего, что норма прибыли на капитал выше, чем темпы роста экономики). Дебрадж Рэй (Ray 2014), например, указал, что эта взаимосвязь зависит от склонности капиталистов к сбережениям: если бы капиталисты просто потратили весь доход, который получили на свой капитал, то r > g не оказало бы никакого влияния на последующие доходы от капитала, потому что запас капитала и получаемый с него доход остались бы прежними. Таким образом, утверждает Рэй, ни увеличение капиталоемкости продукта, ни увеличение доли дохода, получаемого капиталистами, не является чем-то неизбежным. Эти доводы справедливы, но не имеют отношения к делу. Они справедливы в том смысле, что если бы капиталисты действительно потратили всю свою прибыль, то не было бы ни прироста капитала, ни прироста неравенства. Но тогда и капитализма бы не было! На деле, одна из основных черт капитализма – возможно, важнейшая из них – заключается в том, что это система роста, в которой капиталисты не ведут себя как феодалы и не потребляют излишки, а инвестируют их. От Смита и Маркса до Шумпетера и Джона Мейнарда Кейнса функцией капиталиста, или капиталиста-предпринимателя, всегда считалось накопление сбережений и реинвестирование прибыли. Если бы капиталисты перестали вести себя подобным образом, то обнаруженная Пикетти закономерность не работала бы, но тогда система, которую мы обсуждаем, была бы не капиталистической, а какой-то другой.

Помнить об этих различиях между системными и случайными чертами абсолютно необходимо, если мы хотим изучить эволюцию либерально-меритократического и (в главе 3) политического капитализма. Когда мы смотрим на системные особенности, мы абстрагируемся от случайных вариаций и национальных особенностей; мы сосредотачиваемся на элементах, которые определяют систему, и на том, как они могут повлиять на эволюцию этой системы.

2.2
Системные неравенства

2.2a
Растущая совокупная доля капитала в национальном доходе

Примерно десять лет назад стало заметно, что доля дохода от капитала в чистом национальном доходе растет. Расхожая экономическая мудрость гласила, что доли капитала и труда должны быть стабильны, так что, скажем, примерно 70 % национального дохода должны приходиться на труд, а 30 % – на капитал (как это и закреплено в Законе Боули, о котором шла речь в разделе 2.1a). Более того, были и теоретические основания так считать. Речь идет о так называемой унитарной (единичной) эластичности замещения между капиталом и трудом, согласно которой, по мере того как относительная цена труда увеличивается на x процентных пунктов по отношению к капиталу (то есть труд становится относительно более дорогим), относительное использование труда по сравнению с капиталом снизится на x процентов. Сокращение использования более дорогостоящего фактора производства в точности компенсирует рост его цены, так что доля совокупного дохода от этого фактора производства (и, по определению, другого фактора производства, поскольку их всего два) останется неизменной.

Представление о том, что доли труда и капитала должны быть постоянны, было настолько распространенным, что экономисты уделяли очень мало внимания тому, как именно доход распределялся между капиталом и трудом, и даже тому, что происходило с концентрацией дохода от капитала. Они полностью сосредоточились на доходах от труда и растущих зарплатах более образованных работников по сравнению с менее образованными. Одно это и должно было объяснить весь рост неравенства. К такому выводу пришли, например, авторы влиятельной книги «Гонка образования и технологий» Клаудия Голдин и Лоуренс Кац (Goldin and Katz 2010). Идея восходит к мысли Яна Тинбергена о том, что технологические изменения повышают производительность высококвалифицированной рабочей силы и что в отсутствие достаточного увеличения предложения такой рабочей силы неравенство доходов от труда будет расти.

Но капитал игнорировали. Это было ошибкой, потому что доля капитала в национальном доходе возрастала, как это показали Элсби, Хобийн и Шахин (Elsby, Hobijn, and Şahin 2013) для США и Карабарбунис и Нейман (Karabarbounis and Neiman 2013) как для богатых, так и для развивающихся стран^[17]. Они обнаружили, что доля рабочей силы в Соединенных Штатах, которая в конце 1970-х годов составляла около 67 %, к 2010 году снизилась примерно на 4–5 процентных пункта. Доля капитала должна была тогда увеличиться на 4–5 процентных пункта, что, учитывая, что изначально на капитал приходилось около трети национального дохода, довольно много^[18]. В исследовании, в котором участвовали страны с развитой, переходной и развивающейся экономикой, Дао и соавторы (Dao et al. 2017) обнаружили, что сокращение доли труда в странах с развитой экономикой было связано в основном с уменьшением доли доходов работников средней квалификации, главным образом за счет снижения их заработной платы.

Причины роста доли капитала обсуждаются, и в ближайшее время эти споры вряд ли полностью улягутся. Может оказаться так, что на этот вопрос невозможно дать окончательный ответ, потому что каждый из факторов, предлагаемых в качестве объяснения, может давать ожидаемый эффект, если изменять только этот фактор, а все остальные держать постоянными. Но возможно, что многие из этих факторов взаимозависимы и все они изменяются одновременно, поэтому рассмотрение их по отдельности, хотя и имеет эконометрический смысл, может не дать удовлетворительного аналитического объяснения.

Карабарбунис и Нейман (Karabarbounis and Neiman 2013) утверждают, что рост доли капитала не является результатом изменения структуры производства (например, роста отраслей с высокой долей капитала), поскольку они обнаружили, что доля капитала растет внутри разных отраслей и даже разных регионов Соединенных Штатов. Они утверждают, что рост доли капитала был вызван снижением стоимости капитальных товаров (вспомните об относительно дешевых компьютерах); это увеличило использование капитала (за счет замены низкоквалифицированной рабочей силы техникой) и увеличило его долю в чистом продукте. Но это не объясняет всего роста, утверждают они: отчасти он связан с увеличением власти монополистов и ростом их наценок – тенденция, существование которой подтверждают и другие авторы^[19].

Согласно Роберту Солоу, доля капитала растет из-за изменения относительной рыночной силы труда и капитала. Когда организованный труд был относительно могущественным, как это было во времена Детройтского договора 1949 года между профсоюзами автомобильных рабочих и работодателями, труд был способен сместить распределение доходов в свою пользу^[20]. Но когда власть организованного труда снизилась – со сдвигом в сторону услуг, а также к глобальной капиталистической системе, которая более чем удвоила количество наемных рабочих во всем мире, – сила труда ослабла, и функциональное распределение доходов сместилось в пользу капитала^[21].

В интересном подходе Баркаи (Barkai 2016) утверждалось, что доли и капитала, и труда сократились, в то время как роль третьего фактора производства, предпринимательства (которое обычно объединяется с капиталом), возросла. Согласно этой точке зрения, доля капитала, определяемая как доход, получаемый только собственниками капитала, снизилась, в то время как корпоративная прибыль (прибыль предпринимателей) резко подскочила вверх^[22]. Причина, по словам Баркаи, заключается в растущей монополизации экономики, особенно в секторах, которые росли быстрее других, таких как информация и коммуникация^[23].

В книге «Исчезающая американская корпорация» Джеральд Дэвис (Davis 2016) подчеркивает изменения в структуре и размере компаний в Соединенных Штатах. По словам Дэвиса, компании с самыми высокими доходами в прошлом нанимали и больше всего людей. Они соблюдали негласные договоренности с работниками, выплачивая им зарплату несколько выше рыночной. Возможно, они делали это из эгоистических соображений, чтобы повысить лояльность к компании, улучшить отношения с работниками, уменьшить количество забастовок или конфликтов, связанных с «работой строго по правилам» (work-to-rule conflicts). Но, утверждает Дэвис, когда эти компании передали на аутсорсинг многие услуги, которые прежде предоставлялись собственными силами, их отношение к рабочей силе изменилось: подрядчики – не часть рабочей силы компании, и исчезла необходимость вознаграждать лояльность или обеспечивать комфортную и дружественную рабочую атмосферу. Подрядчикам они могли платить по минимальной рыночной ставке. Как следствие, доля труда в доходе сократилась.

Могут существовать и другие объяснения сокращения доли труда (и тем самым роста доли капитала), но интересным фактом для наших целей является то, что рост совокупной доли дохода от капитала – с учетом того, насколько он сконцентрирован и где в распределении доходов находятся получатели более высоких доходов от капитала, – будет оказывать прямое влияние на неравенство доходов между людьми.

2.2б
Высокая концентрация собственности на капитал

Накопленные имущества всегда были более сконцентрированными (то есть более неравномерно распределенными), чем доход. По сути это трюизм: распределение имущества – это результат его постепенного накопления и передачи внутри домохозяйств и между поколениями; оно также имеет тенденцию к экспоненциальному росту не только при удачном инвестировании, но даже при вложении в безрисковые активы. Мы эмпирически знаем, что единственные серьезные потрясения для высокой концентрации имущества в истории вызывались войнами, революциями и, в некоторых случаях, непредвиденной гиперинфляцией^[24].