Кита осторожно кивнул. Слова императора могли быть как похвалой, так и критикой. Косуги обычно считали наименее способным из королей Тиро в период восстания против империи Ксана, и восстановленный под его началом Хаан был первым из государств на Большом острове, павшим перед армиями императора Рагина. Лучше было не углубляться в эту историю.

– Мне подумалось, что я узнаю царственную душу в изящном потоке начертанных логограмм! – воскликнул польщенный Рути. – Ты воистину искусен в обращении с писчим ножом для человека столь юного. – Тут он понял, как это звучит, и закашлялся, скрывая смущение. – Разумеется, мы ничего не знали о происхождении соискателя, поскольку все оцениваемые эссе были анонимны.

Кадо покачал головой.

«Если станет известно, что ляпнул здесь Рути, те кашима получат лишнее основание для своих обвинений в предвзятости и фаворитизме».

– Ты написал в своем эссе, – сказал Куни, – что нынешняя администрация Дара не способна существовать в течение длительного периода времени. Позволишь мне прокомментировать твою мысль?

Возбужденные шепотки пробежали по двум колоннам сановников. Кадо наблюдал, как Дзато Рути обводит глазами полный удивленных чиновников зал. На лице императорского наставника играла довольная улыбка.

«Хитрый старый лис! – подумал Кадо. – Естественно, он решил представить этот аргумент из эссе в самом приглаженном виде, замаскировав истинный его язвительный смысл. Таким образом он дистанцируется от Киты Ту, если довод сей вдруг вызовет недовольство императора, а обильные похвалы писчему мастерству юноши только помогут ему оправдаться в случае необходимости: Рути всегда может сослаться на то, что поддался очарованию формы, не придав особого значения содержанию».

Кадо лишний раз порадовался, что держится как можно дальше от двора Куни. Большой зал для приемов – это глубокий пруд, под спокойной поверхностью которого бурлят мощные водовороты, и неосторожному пловцу легче нырнуть в него, чем выбраться на берег. Он еще ровнее встал на коленях, держа плечи опущенными, а взгляд сосредоточил на кончике носа.

Кита Ту посмотрел на императора, и лицо его выражало исключительно благоговение и почтение.

– Разумеется, ренга. Я с нетерпением ожидаю вашей критики моих глупых идей.

* * *

За троном висел тяжелый гобелен с картой Дара, а за гобеленом имелась дверка, ведущая в личную комнату императора, где он вместе с женами переодевался и готовился к выходу ко двору. Теперь, когда шло официальное собрание, помещению этому полагалось оставаться пустым. Однако другая его дверь, из коридора, ведущего в частные покои императорской семьи, медленно приоткрылась.

– Быстрее! Забирайтесь, пока нас никто не заметил.

Тиму, Тэра и Фиро проскользнули в комнату и аккуратно прикрыли за собой дверь. Эта последняя выходка была затеей Тэры. Фиро сомневался, что подглядывать за Дворцовой экзаменацией будет весело («Мне и собственные-то экзамены никогда не нравились!»), а Тиму боялся гнева отца и учителя Рути, если их поймают.

Но Тэре удалось увлечь Фиро интригующей картиной («Разве ты не хочешь посмотреть, как отец будет трясти этих книжных червей?») и убедить Тиму, что ему все равно не избежать наказания, даже если он не пойдет туда сам («Разве не является долгом старшего брата удерживать младших от неразумных поступков и авантюр? И разве не виноват он наравне с ними, если не исполнит свои обязанности?»). В конце концов оба мальчика, один с энтузиазмом, а другой против своей воли, согласились пойти с сестрой.

Лампы в помещении для переодеваний еще горели, и дети едва не завизжали от ужаса, поняв, что комната отнюдь не пуста. Госпожа Сото, наперсница императрицы Джиа и воспитательница Тиму и Тэры в бытность их малышами, строго посмотрела на троицу со стороны двери, ведущей в Большой зал для приемов.

– Не стойте столбом, – прошипела женщина. – Раз уж все равно собрались подслушивать, так подходите ближе!

Глава 10
Полет на воздушном шаре

Где-то над морем к северу от острова Полумесяца, первый год правления Четырех Безмятежных Морей (за пять лет до первой Великой экзаменации)

«Любопытная черепаха» лениво плыла над бескрайним морем.

– Гляди! Гляди! – закричала Дзоми, указывая на юго-восток.

Покрытое легкими волнами море вздыбилось, и огромное тело, гибкое и темное, выпрыгнуло из воды. Даже с такого расстояния было очевидно, что оно во много раз больше воздушного шара, на котором путешествовали наставник и ученица. Громадная рыба зависла на мгновение в воздухе, тысячи черных чешуек блеснули на солнце, как бриллианты, а затем мощно рухнула обратно в воду. Вскоре до путешественников донесся всплеск, похожий на раскат грома.

– Это крубен, властелин морей, – сказал Луан Цзиа. – Их часто встречают в море между Руи и островом Полумесяца. Я думаю, им нравится нырять в жерла подводных вулканов и греться в теплой воде – так жители Фасы обожают горячие источники близ водопадов Руфидзо.

– Никогда не думала, что увижу его! Он такой… – Дзоми замялась, – прекрасный. Нет-нет, не так. Он прекрасно-величественный, великолепно-удивительно-расчудесный, потрясающе-ослепительно-упоительный. Прости, у меня нет слов. Это все восторженные эпитеты, которые я знаю.

– Мир велик и полон чудес.

Луан улыбнулся, слушая болтовню девушки, и вспомнил, какую неописуемую радость испытал сам, впервые увидев с палубы хаанского рыболовного судна крубена, выпрыгивающего на поверхность воды. Ему тогда было десять, и его отец, главный авгур Хаана, стоял рядом, наблюдал за резвящимися крубенами, положив руку на плечо сына и рассказывая ему про этих чешуйчатых китов.

«Откуда ты так много узнал о мире, отец?»

«Я всегда следую любопытству, ибо это качество Луто ценит превыше всего».

«Буду ли я когда-нибудь знать столько же, сколько ты?»

«Ты узнаешь гораздо больше меня, Лу-тика. Мир естественным образом устроен так, что сыновья превосходят отцов, а ученики учителей».

– Можем мы взглянуть поближе? – с жадностью спросила Дзоми.

– Попробуем, – кивнул Луан. Он сглотнул ком в горле и отвернулся, чтобы спрятать навернувшиеся на глаза слезы. – Посмотрим, на нашей ли стороне сегодня удача.

Он перегнулся через борт гондолы, отвинтил пробку с фляжки и аккуратно повернул сосуд так, что из него потекла тонкая струйка красного вина. Жидкая линия устремилась вниз, но, приближаясь к морю, изогнулась в сторону юго-запада и превратилась в россыпь багровых капель, падающих в воду.

– Отлично, – произнес Луан. – У поверхности дует северо-западный ветер. Мы можем его оседлать.

Подняв над головой руки, он обеими сразу принялся поворачивать вентиль, имеющий примерно фут в диаметре. Через систему ремней и шестеренок вентиль соединялся с расположенной выше печкой, которая питалась жидким продуктом перегонки, предназначавшимся в хозяйстве для чистки и обесцвечивания, а не для питья. В результате усилий Луана толстый тканевый фитиль стал втягиваться в печь. Ревущее наверху пламя поутихло и ослабело, и шар начал опускаться.

– Так мы целиком зависим от милости ветров? – поинтересовалась Дзоми. Шар продолжал снижаться до тех пор, пока северо-западный ветер не подхватил его. – А что, если тебе не удастся найти ветер, дующий в нужном направлении?

Луан снова потянулся и повернул вентиль в противоположную сторону. Фитиль выдвинулся, пламя ожило, шар прекратил падать и поплыл на юго-восток.

– Тогда нам придется лететь куда-то еще, – ответил он. – Воздухоплавание не для тех, кто имеет точный пункт назначения. «Любопытная черепаха» не всегда находит путь в ту сторону, куда ты хочешь двигаться, но непременно доставит тебя туда, где есть что-нибудь интересное.

Достигнув того места, где недавно вынырнул на поверхность крубен, Луан снова добавил пламени, чтобы шар приподнялся над ветром, и они застыли над волнами. Вода опять забурлила, и Дзоми в лихорадочном нетерпении перегнулась через борт гондолы в надежде увидеть новый акробатический прыжок. Но на этот раз крубен только поднял голову над водой, выставив гигантский, словно корабельная мачта, бивень, и с шумом выдохнул, выбросив высоко, до самого шара, фонтан водяного пара. Дзоми завизжала от радости и повернулась к Луану.

– Он играет со мной! – Лицо девушки расплывалось в улыбке и было влажным от выброшенных крубеном капелек. Смеясь вместе с ученицей, Луан вдруг почувствовал себя одновременно совсем старым и таким молодым.

* * *

Во сне Дзоми привиделся родной дом.

«Не знаю, как долго я буду отсутствовать», – сказала Мими.

Аки кивнула. Она заворачивала в кусок ткани стопку смазанных медом лепешек из сорго и баночку с солеными гусеницами.

«Если соскучишься по дому, – произнесла она, не глядя на Мими, – возьми пирог, он напомнит тебе о сладости нашего лета. А если загрустишь, съешь гусеницу и вспомни, как мы вместе их собирали».

«Госпожа Кидосу, – заговорил Луан. – Я обещаю хорошо заботиться о вашей дочери. Она необычайно талантлива, но не сможет научиться тому, что я хочу преподать ей, не увидев мир».

«Спасибо вам, – поблагодарила его Аки. – Мне всегда хотелось, чтобы Мими была рядом и вела одну со мной жизнь, но то было эгоистичное желание, продиктованное тем, что боги и так забрали слишком многих, кого я люблю. Но я всегда знала, что она особенная, и меня нисколько не удивило, что вы ее нашли».

«Я познаю секреты мира и вернусь, чтобы обеспечить нам всем лучшую жизнь, – пообещала Мими. Она так много хотела сказать, но боялась, что голос ее дрогнет, поэтому добавила только: – Ты будешь каждый день есть белый рис».

«Учись прилежно, Мими-тика, – промолвила Аки. – И не думай обо мне слишком много. Ты моя дочь, но не моя собственность. Единственный долг ребенка перед родителями – это прожить жизнь так, как соответствует его природе».

* * *

Дзоми проснулась.

Наверху негромко гудело пламя, «Любопытная черепаха» продолжала плыть по ветру. Повсюду вокруг виднелись звезды, крошечные яркие огоньки, похожие на светящихся морских медуз, которых она видела, купаясь в бухте в течение короткого лета, когда вода становилась достаточно теплой. Дзоми нравилось плавать: вода избавляла ее от обузы непослушной левой ноги, и она двигалась изящно, собранно, не чувствуя себя хромой и уродливой.

Ей нравилось летать по ночам на воздушном шаре, это было все равно что плыть по космическому океану.

Йи-и-пик… Йи-и-пик…

Странный звук привлек внимание девушки. Она повернулась и увидела, что Луан сидит у противоположного борта корзины, вытянув перед собой ноги. На правой его лодыжке было какое-то странное приспособление из палочек и бычьих сухожилий, и, когда наставник сгибал ногу, оно издавало тот самый услышанный ею ритмичный звук.

– Что это, учитель?

Вздрогнув, Луан перестал сгибать ногу и бросил взгляд на Дзоми.

– Да так, ничего, – сказал он. – Спи дальше. Через пару часов я тебя разбужу и передам управление шаром.

Дзоми хотелось задать еще вопросы, но Луан набросил на ногу одеяло и открыл толстую книгу, которую всегда носил с собой. Девушка выведала, что книга эта называется «Гитрэ юту», что на классическом ано означает «Познай себя». То был неизменный спутник, которого ее учитель любил больше всего на свете: он никогда не рассказывал о близкой ему женщине, ребенке или родителях. Что заставляет советника, который помог королю построить империю, предпочитать общество неграмотных детей и непокорных морей? С Луаном было связано много всего такого, чего девушка не понимала.

Звезды водили хоровод над головой, полет в гондоле убаюкивал, и Дзоми снова погрузилась в сон.

* * *

Пока Луан управлял шаром, Дзоми, вооружившись табличкой и куском мела, упражнялась в написании букв зиндари. Ветер дул ровный и сильный, наполненный свежим запахом открытого моря.

– Сколько нам еще лететь до острова Полумесяца? – осведомилась Дзоми. Она перестала писать и зевнула.

– Если ветер будет дуть ровно, то еще пару дней, но ветер никогда не бывает ровным, – сказал Луан и с сочувствием посмотрел на нее. – Уже устала? Ты пишешь всего четверть часа.