Видимо, боги наконец смилостивились над Сином, потому что на месте был сам лис. Он любовался тем, как играет лунный свет на деревьях, как те гнутся и скрипят на ветру, но стоило тяжелому дыханию кота развеять это умиротворение, и советник тут же повернул в его сторону белое мохнатое ухо.

– Боги, Син! – ахнул он, поворачиваясь и оглядывая его. Он подлетел, приобнял его, задел руками синяки на спине, и ханъё еле сдержался от слез и облегчения разом. Танака прижал его щекой к своей груди, в которой с равнодушной размеренностью, ни капли не ускорившись, билось сердце. – Что с тобой, мой мальчик?!

– Генерал… Хэджайм… – простонал Син. Лис отстранил его от себя и посмотрел в несчастное зареванное лицо гвардейца. Светлый лик советника казался белее луны, серебряные длинные волосы делали его узким, и весь Танака был как прекрасная, но смертоносная катана.

– Что с тобой сделал этот мерзкий генерал? – произнес Танака с холодным гневом.

Син попытался улыбнуться, но боль остановила эту попытку на корню.

– Ничего, господин Танака, – пробормотал Син, еле переводя взгляд с белоснежных волос советника на костыль, к которому, видимо, придется на некоторое время привыкнуть. – Просто маленькая неприятность.

Танака отпустил его, оставив руки на поникших плечах кота, его взгляд оставался пристальным. Легким движением руки советник достал из хакама чистый платок, он намочил его уголок слюной и начал стирать кровь с лица Сина.

– Неприятность? – фыркнул Танака. – Я не думаю, что твои «неприятности» должны включать пытки от генерала.

Син молча кивнул, благодаря богов за заботу советника. Танака вновь обнял его, словно пытаясь передать тепло своей защиты.

– Мы разберемся, Син. Никто не может безнаказанно причинять боль моим ханъё.

Син снова кивнул, чувствуя слабость в ногах и то, как веки наполняют благодарные слезы.

– Я обещаю тебе, мой мальчик, я отомщу ему.

Все тело болело, ныло, жгло. Его пытали. Ни за что пытали! Так жестоко и так долго, что небо успело чуть посветлеть на востоке.

Син даже не сразу понял, почему его не держат ноги. Решил, что это просто костыль выскользнул. Но тело делалось тяжелее, перед глазами запорхали черные бабочки, вдруг ему стало тошно и очень холодно.

Советник Танака сделал шаг назад. С той же ловкостью, с которой он вынул из хакама платок, он спрятал в рукав нож, достав его из бока Сина.

Вот как, подумал ханъё. Он так измучен, что даже не почувствовал этой боли.

– Почему? – едва слышимо спросил Син.

– Увы, я слишком хорошо тебя знаю. Ты ведь все ему рассказал, верно? Ну-ну, не смотри на меня так. Ты же обещал служить мне, помнишь? Твоя смерть поможет мне, – цепкие пальцы сжали его подбородок. – Так что давай, умирай. Это мой последний приказ.

Мир сузился и теперь вбирал в себя только лицо советника Танака, только его грустные глаза. Все вокруг становилось черно-белым, тускнело, гасло.

А потом ярко полыхнуло и исчезло вместе с болью. Син умер со вздохом облегчения.

Сакура цветет, надежда в моей груди – встретимся ли вновь?

После того странного вечера я ждала встречи с Сином, как никогда прежде: не для того, чтобы нарушить правила и целоваться до рассвета, а потому что хотела узнать, так ли все печально на самом деле. Действительно ли ханъё недолюбливают людей даже в столице? В поместье меня окружали только люди, среди моих знакомых не было иных ханъё. Я томилась, вздыхала и запрещала себе засыпать: вдруг не услышу стук в окно?

Но зеленоглазый кот не пришел ни в эту, ни в следующую ночь. Не ударялись о бумагу на моем окне мелкие камушки, не шуршала крыша под его легкими шагами.

Зато Хэджайм был тут как тут. Постоянно мозолил глаза! Всюду, где я появлялась, он, будто преследовавший меня мстительный дух, оказывался рядом. На улице, в книжной лавке, даже в моих снах – там, где его быть не должно.

Таков был его замысел. Стоило мне высказать недовольство, как он тут же заметил:

– Вы же сами согласились познакомиться ближе, прежде чем примете окончательное решение, верно?

– Верно.

– И как нам знакомиться, если вы просите меня держаться подальше?

Волей-неволей мы проводили много времени вместе. Я увереннее чувствовала себя в лавке, где мы обсуждали книги и делились впечатлениями, но каждый раз, когда тема касалась ханъё и людей, разговоры становились напряженными.

Хорошо, что рядом всегда была Амэя – я показывала ей наш секретный жест, и она спешила придумать повод, чтобы увести меня из-под надзора генерала. На этот раз нам срочно потребовалась ткань для кимоно – все-таки скоро был праздник, и нам нужны были новые платья. Пока мы перебирали отрезы шелка, я решила расспросить свою служанку о том, что происходит в столице. Амэя всегда была на шаг впереди.

– Ты ничего не знаешь про какой-то бунт? Говорят, недавно случился. И туда гвардейцев отправили вроде как…

Амэя прищурилась, закидывая на одно мое плечо персиковую ткань с камелией, а на другое – ярко-синюю с лепестками сакуры. Мне не понравилась ни та, ни другая, и я столкнула с себя шелк веером.

– Ох, госпожа, зачем вам это? Неужели вам мало забот?

– Забот хватает, – вздохнула я. – Еще и Сина давно не было видно. Может, хоть про это ты знаешь?

Служанка мне не ответила – отвернулась к лавочнице, а потом и вовсе ускользнула следом за ней в другую комнату, оставив меня стоять на небольшом подъеме посреди залы совсем одну. Я вздохнула и обмахнула шею: снова было слишком жарко для этого месяца, но жара заботила меньше, чем рой гудящих оводов в моей голове. Каждая мысль жалила большее предыдущей: резкие слова отца, которого теперь я вполне обоснованно, обидевшись, избегала, неожиданное предложение замужества и то наше последнее ночное свидание с Сином, «клинок знакомого», приказ о деторождении и «плодятся, как муравьи», и то, что Хэджайм никак меня не оставит в покое. Чем дольше была моя разлука с ханъё, тем больше наши свидания казались мне странным и глупым сном, пусть и сладким, но тем, что развеивается поутру, ничего после себя не оставляя. Тогда я поняла, что привязалась к нему, да, но, кажется, не любила. Хэджайм был интересным, умным собеседником и привлекательным, чего скрывать, мужчиной, героем в глазах других нарцев, генералом Драконьего войска. Интересно, если мы поженимся, смогу ли я полюбить его когда-нибудь? Или любовь – это вообще что-то из сказок, и только?

Я вздохнула. Как низко я пала в своем отчаянии. Как быстро смирилась со своей участью мешка риса. Но какой еще у меня был выбор?

Амэя принесла ткань, но я даже не посмотрела на нее. Мы вышли на омываемую зноем улицу. Воздух был таким тяжелым, таким густым, его будто не хватало для дыхания, от пыли жгло горло. Я ощутила себя кусочком тофу в бурлящем котелке с мисо, не спасал ни веер, ни зонтик от солнца. Такая жара изгнала с улиц гуляющих, нам встретился только один бедняк, что не первый год просил «хоть горсть риса, хоть гнилую луковицу» недалеко от идзакаи и, кажется, постоянно забывал, какую именно ногу потерял в бою: пустой оказывалась то левая, то правая штанина. Мы спустились к краю города, где мне на глаза попались стражники, патрулирующие улицу ханъё в темных хаори с серебряными драконами. Следовало пройти мимо, но я обхватила локоть Амэи и быстро засеменила к ним.

– Что ты задумала?! – прошипела Амэя, пытаясь вырваться, но мы уже нагнали их.

Старший стражник, высокий ханъё-лис со светло-карими глазами и серыми волосами замедлил шаг, когда я поклонилась, пресекая их дальнейший путь. Моей служанке ничего не оставалось, кроме как последовать моему примеру.

– Что вам нужно? – резко спросил он.

Амэя представила меня, и стражник лишь кивнул в знак приветствия. На мой вопрос о Сине, он ответил резко:

– Нам нечего вам рассказывать, госпожа. Идите своей дорогой.

Он осмотрел меня с головы до ног, словно я была преступником, пойманным по локоть в чужом кармане. Взгляд стражника был холодным, неприязненным, и я поняла, что здесь не стоит ожидать искренних ответов.

– Я его знакомая, – настаивала я, несмотря на суровость стражника. – Вы не знаете, где Син? Син Микан? Ханъё-кот?

Он резко шагнул ко мне, заставив отступить. Склонился надо мной, грубо отодвинув в сторону зонтик, так что луч солнца резанул мне по глазам.

– Это не ваше дело, госпожа. Это дела ханъё, и мы сами разберемся.

– Мы просто ищем Сина, – сказала я настойчиво, задирая нос, чтобы смотреть прямо в его высокомерное лицо.

Стражник молча нахмурил брови, но в этот момент его собрат вмешался:

– Хватит, Кендзо. Пусть идут своей дорогой. Нам нечего им рассказать.

– Спасибо за ваше внимание. Мы не будем вас беспокоить больше, – поклонилась Амэя, и я почувствовала, что она подталкивает меня ладонью в поясницу, заставляя сделать то же самое.

Одинаково хмыкнув, стражники ушли, оставив нас на раскаленной улице. Мы остались стоять, окутанные расплавленной медью воздуха и мучительной тишиной. Что-то не так. Я не могла понять, что именно, но ощутила тревогу.

У моего отца было достаточно связей отправить ханъё подальше из столицы, чтобы он не мешал планам свадьбы. Не меньшей властью обладал и сам Хэджайм. Неужели они что-то сделали за моей спиной?

Ага, Соль. Например, сговорились о свадьбе. Почему бы им так же не договориться убрать ненужного человека… то есть, ханъё? Предложить ему какое-нибудь лакомое местечко в другой провинции. Или просто приказать уволиться немедленно, пригрозив расправой?

Но это не было похоже на моего отца. В тяжелых думах я забралась в карету и отправилась обратно в поместье.

Амэя молча сопроводила меня в комнату, и только там, в своей полутемной обители, я позволила себе слабо вздохнуть и опуститься на пол. Я чувствовала себя потерянной в этой игре, где ходят за меня другие, а я лишь марионетка в руках судьбы. Почему так? Разве мало того, что я была послушной всю свою жизнь? Син был единственным глотком свежего воздуха в моей жизни, где все было как надо. Да я разве что беднякам на улице рис не раздавала, чтобы и вовсе стать небожительницей!

Мне нужно было поговорить с Сином. Найти его. Посмотреть ему в глаза.

Я взяла в руку кисть, макнула ее в чернила и, придерживая рукав, быстро вывела записку, написала короткое хокку, где просила ханъё о встрече. Амэя, пусть и неодобрительно блеснула глазами, но взяла мое послание, в которое я вложила засушенную веточку цветущей сакуры. Если кто-то и сможет найти Сина, то только она.

Жизнь коротка, как цветение вишни. Но почки распускаются снова и снова даже после самых жестоких испытаний и самых суровых холодов.

Было рано отчаиваться. Я решительно расправила кимоно ниже пояса и отправилась к отцу. Нам надо было серьезно поговорить. Его не было в своем кабинете. Я спустилась, и удивилась тому, что раньше не услышала шум. Одновременно говорили несколько мужчин. Проскользнув по коридору, я слегка приоткрыла дверь, и увидела стоящих спиной мужчин с этими странными воинскими прическами – я видела только торчащие вверх косицы, похожие на венчики для чая. К выбритой голове одного из них были прижаты уши, хвоста было не разглядеть в полутьме. Буси^[21]? Что у нас забыли буси?

Воины были во всеоружии, в громоздких доспехах. По другую сторону, лицом ко мне, сидел на коленях Хэджайм, наклонив голову и положив ладони на колени, а рядом с ним – Тоширо, растрепанный и, кажется, напуганный. Отец же туда-сюда расхаживал по комнате. Он даже не заметил меня.

– …у нас есть свидетели, они видели вас в дворцовых садах в ту ночь. Вас и ваших людей, господин ши Тайра.

– Это невозможно! – вскрикнул Тоширо. Буси раскрыл деревянный свиток и зачитал с него:

– Видел высокого мужчину, похожего на господина Хэджайма ши Тайра, одет он был в черное хаори с вышитыми на нем золотыми воронами. С ним было несколько солдат.