Гжесь выпустил из правой руки-сопла узкий ураган, подняв разноцветные тучи листьев и методично сметая их в угол дворика Уэстгейт, на бывшую парковку. Алиса резвилась в этих шелестящих тучах, размахивая ручками, будто ветряная мельница, а ее ириготи – Слава Осени и, похоже, наложенный на нее Цирк Пчел – гонялись вокруг за кружащими листьями, будто диснеевские щенята, щебеча рекламные джинглы прошлого века.

У подножия осыпающегося небоскреба Гжесь встретился с Дагеншеллом.

– Этот твой ящик ловит ультразвуки?

– Не бойся, малышка ничего не услышит, ты все заглушаешь своим ревущим кулаком.

– Она не услышит, да и в любом случае не поймет, но ириготи все теснее связываются с Маттернетом. У Чо тут везде уши.

– Теперь уже ты впадаешь в паранойю.

– Погоди, пока я в самом деле не дал тебе повод для паранойи, – Гжесь фактически перешел на ультразвук.

– Нас не могут надуть сильнее, чем уже надули, – проворчал Дагеншелл, эмотируя фак-офф для Бычков, гномиков и всего проекта «Генезис».

– И что? Ляжете брюхом кверху и будете ждать потопа?

– Ха! В «Большом Замке» теперь строят орбитальные планы. Нужно, понимаешь, повесить новые спутники, восстановить глобальную связь, а потом торговать этой монополией.

– Уже вижу. Как они вдруг достают из рукава отряды космических инженеров. Кто из трансформеров был в Раю специалистом по топливу для ракет-носителей? Даже не смешно. Нет-нет, я имею в виду кое-что иное.

– Что?

– Чтобы вы все-таки состряпали эту новую жизнь в океанах.

– Как?

– Силами своих Чо, Ярлинок и Лагир.

Дагеншелл эмотировал полное непонимание.

– Говори, говори.

– Знаешь, что они со мной сделали?

– Замедлили тебя по-уральски на всю войну, ты уже мне плакался по кабелю.

– Не только. У них мои бэкапы, – Гжесь эмотировал едкую, будто кровь инопланетян, горечь. – Они подстраховались, чтобы не остаться без мастера-умельца по харду. Если я захочу уйти, меня запустят с запасного сервера. Потом проверят, не хочет ли и этот дубль уйти, и будут каждый раз предлагать новые условия, пока не убедят какого-нибудь меня остаться, и я стану без конца грести навоз для доктора Чо.

Дагеншелл замер на половине тирады Гжеся.

– Ты хочешь уйти к нам?

Гжесь дохнул соплом на десять метров, и Алиса с ириготи погнались за его выдохом до самого перекрестка аллей.

– Я же тебе говорил: сам я ничего хорошего для вас не сделаю, я спец по харду, в жизни два-ноль не разбираюсь. Как, впрочем, и в жизни один-ноль. Я разбираюсь в машинах.

– Так что тогда?

– Я спец по харду, у меня есть все ключи и отмычки, это я продуваю им системные платы и чищу оптическую память. Рори могла вломиться в нейрософт, но я – я вхожу в подвалы серверной, извлекаю те модули памяти, отсоединяю RAID-массивы^[106].

– Ты говоришь о физической краже?

– А как? Мне незачем ломать защиту софта и строить из себя программиста – которым я не являюсь, – чтобы открутить винты и отсоединить жгуты. А потом козлики из «Роял Альянса» наверняка вгрызутся в это на своих компах в Японии методом брутфорса^[107], и вы создадите там собственных Чо, Картеров и Ярлинок, всю команду проекта «Генезис».

– Они голосовали против нас, а теперь вдруг захотят для нас работать?

– Подумай немного. Вы сделаете в точности то, на чем подловила меня Рори: будете запускать этого Чо раз за разом, до тех пор, пока какая-то из версий сама не пожелает повторить у вас сотворение мира. Могу даже предположить, какова будет ее мотивация: о, тот Чо – вовсе не я, я другой Чо, лучше которого нет, и я покажу старику Винсенту, как делается жизнь!

– И что, тогда будут два проекта «Генезис 2.0», две природы, два человечества?

– По крайней мере два.

Слава Осени тем временем завладела большей частью охваченной сетью материи над Чарльз-ривер, десятки ириготи крутились под стальными ногами Гжеся и Дагеншелла, складывая из листьев и веток фрактально прекрасные мандалы, будто тибетские песочные мантры. Гжесь сразу же сдувал их в сторону общественной свалки, но это нисколько не смущало меланхоличный вектор Маттернета/ириготи, и он начинал заново, изображая при этом симметричные граффити на матерницевых поверхностях зданий и дорожек. Несколько дней назад Гжесь с крыши Медиалаба наблюдал, как по матернице МТИ проплывают векторы ириготи величиной в пять-десять квадратных километров, сиявшие ночью, как уцелевшие огни небоскребов Бостона.

– А ты? – Дагеншелл заскрежетал металлом о металл Гжеся – брутальное эхо дружеской фамильярности. – Что ты с этого будешь иметь? Кроме мести?

– Я, само собой, хочу невозможного. То есть того же, что и все, – возвращения в Рай, – он выключил воздуходувку и посадил себе на плечо хохочущую Алису. – Когда снова возьметесь за Homo sapiens, я хочу воспитать его по-своему. От эпигенеза до сказок на ночь. Не так, как здесь. Здесь был эксперимент и полный беспредел, они сами не знали, что делают.

– В первый раз тем более никто не знал.

– В первый?..

– Ну, в Раю. Эволюция. От амебы. Естественная история человека. Тоже ведь беспредел?

Гжесь выдержал многозначительную паузу (отсутствие эмота – тоже эмот).

– Знаешь, что означает на сленге Проекта «минусы»? Я бы тебе показал, будь у нас время. Ярлинка держит их в формалине рядом со своими комиксами. Некоторые даже сами выглядят так, будто прямо из «Марвела». Приплод номер один они воспринимают как рождение Христа – лишь годы спустя от него начали отсчитывать весь Проект, рекомбинация за рекомбинацией. До этого же состоялось полтора десятка полностью неудачных попыток эпигенеза. Вроде ДНК в порядке, а рождается чудище. Или вообще не рождается, скисает в утробе инкубатора. И это как раз те самые «минусы» – приплоды минус один, минус два, минус пять, минус пятнадцать.

– Черт побери. Так что, мы, мы из Рая, считая все те миллиарды лет назад, мы все были – чем? Цивилизацией минусов?

– Ха! Жизнь минус.

Они дошли до кучи листьев, и Алиса спрыгнула с головы Гжеся прямо на спины и лапы ириготи.

– Ура! Ура их, ура!

Гжесь запустил воздуходувку на полную мощность и, присев, направил сопло под углом от земли, так что бегущие к нему и Алисе ириготи попадали прямо в ревущий поток воздуха и, внезапно взмыв, пролетали по дуге несколько метров, размахивая ручками, ножками, хвостами, усиками, крыльями, прежде чем с писком шлепнуться в мягкую груду листьев.

Цирк Пчел на это время завладел всем Маттернетом вдоль Амхерст-аллеи, даже фонари вдоль аллеи и свет в окнах МТИ мигали в ритме Гжесевых ураганов.

– Вот и вся твоя уборка.

Гжесь эмотировал Дагеншеллу самую широкую из улыбок Шрека.

– Зато веселья хоть отбавляй!

– Ура! Ура! Ура!

– И ты в самом деле к этому готов? Оставить тут ее, их всех? – Дагеншелл показал инфракрасным лучом на Алису, которая валялась в листьях, покрикивая на подлетающих талисманов. – Ты никогда больше их не увидишь, тебя к ним не допустят.

– Знаю.

– Это твоя семья.

– Семья?

Гжесь попытался вспомнить соответствующие записи из Рая.

Семья? Как эмотировать это чувство?

(В чем состоит разница? И существует ли вообще таковая?)

Он высветил Дагеншеллу поток векторов, наложенный на топографию МТИ.

– Что это? – Даг изобразил знак вопроса в видимом диапазоне.

– Взгляни сюда, на этот вектор в Маттернете, и взгляни на Алису.

Какое-то время они молча смотрели на мерцающий в тенях сумерек кампус и на раскрасневшуюся от возбуждения девочку среди перепачканных и растрепанных игрушек.

– Видишь?

– Что?

– На самом деле вовсе не векторы отражаются в ириготи и в Маттернете, будто снимок с поведения наших ребятишек. Скорее, дети и есть эти векторы, часть векторов – точно так же, как ириготи.

Дагеншелл сделал зум на девочку – аж линзы вылезли из глаз.

– Вы не имплантировали им какие-нибудь нейрочипы?

Гжесь насмешливо фыркнул.

– Какие нейрочипы? Нет, они просто в этом росли с самого младенчества. Так по кому я буду тосковать – по Алисе или по этому фенотипу векторов? Где заканчивается Слава Осени и начинается Алиса?

– Я же тебе говорил – у нас еще есть в Японии свои ириготи.

– Но я не позволю им воспитывать моих детей.

Дагеншелл эмотировал некий неясный клубок противоречий.

– Anyway. Чем дольше мы об этом говорим, тем больше вероятность провала.

– Я предупреждал, что тобой тоже овладеет моя паранойя.

– Я имею в виду параллельный процессинг твоих бэкапов. Если Рори запустила твою контрольную копию, у нее тоже возникла мысль сбежать обратно в РА.

– Мяч на твоей стороне, Даг. У вас есть физический транспорт через океан – лишь потому у нас может все получиться. Я иду в серверную CSAIL, демонтирую зеркала, пересаживаюсь на игуарте, пакуюсь вместе с тобой в дрон – и до свидания. Одно железное условие для Пожирателя Душ: я сижу там у вас на внешних машинах, под собственным крипто.

– Какие тут у вас есть игуарте?

– Для работы в замкнутой среде. Этакие человекоподобные двухтонные танки, переделки военных «Церберов»^[108]. Поднимешь?

Безумного Эрнесто Игуарте («идите и саморазмножайтесь») уже изгнали со всех серверов; по последним сведениям, он перемещался в стае краденых мехов, целиком скопированный в их скромную память и процессоры. Некоторые металлисты впоследствии восприняли подобную модель существования как некий идеал. До Погибели, однако, было построено не так уж много роботов, снабженных суперкомпьютерами, которые могли полностью самостоятельно обеспечить процессинг трансформеров, без необходимости поддерживать связь с сервером-маткой, а гномики еще долго не смогут создать подобную производственную линию.

Дагеншелл думал, считал и наверняка вел диалог с остальными членами японской делегации. Алиса тем временем устала и вернулась к Гжесю. Тот взял ее на руки «Тауруса» и уложил, будто в колыбель, на левый локоть. На обратном пути она заснула.

Над Новой Англией наступила ночь, и по кампусу МТИ плыла Невыносимая Легкость Бытия^[109].

– Окей, – Дагеншелл спроецировал бьющий колокол. – За четверть часа до полуночи, отлет из Логана.

– Буду.

Алиса лишь зачмокала во сне, когда Гжесь оставил ее в спальне в здании Малого Гнезда, на задах бывшего спортивного центра имени Цезигера. Три меха-няньки «Филипса-Диснея», измазанные фломастерами и спреями, склонялись над ее кроваткой, будто греческие хоры, чуткие богини урожая и плодородия.

Именно такой прощальный кадр Алисы Гжесь закинул себе в самые глубокие архивы, такие обои поставил на экране памяти.

Затем он пересел на серийного «Бурга», сразу же поставив в очередь «Цербера». По дороге к CSAIL никого не встретил.

Стата-центр^[110] уже в проекте архитектора выглядел как склад сломанных игрушек, а по прошествии тридцати лет буйства стихии и трансформеров превратился в настоящий храм механического хаоса. Здание пребывало под тихими векторами матерницы, погашенные огни не зажигались для Гжеся. Ему пришлось перейти на инфракрасный, к которому все еще нелегко было привыкнуть, – так же, как он на самом деле до сих пор не привык к металлическому телу и пикселям в глазах.

В Гейтс-тауэр, в коридоре под этажом выделенных для трансформеров серверов, из-за приоткрытой двери бил холодный свет люминесцентных ламп. Гжесь прибавил чувствительность микрофонов и услышал дыхание человека.

Он подошел, топая тяжелым железом.

– Болтаешься по ночам, а потом Фрэнсис Афина устраивает мне скандалы.

– А, это ты, – Инди добрался до старых игровых гаджетов. В Большом Гнезде у ребятишек имелась лучшая электроника для игр, последние модели до Погибели, шесть больших игровых комнат с аппаратурой от «Сони» и «Майкрософта». Самым старшим, однако, постепенно переставало этого хватать. – Я поспорил с Чарли, ничего не говори.