Сегодня утром на перевязке присутствовала доктор Герда Кранц. Она осмотрела заживающую рану, затем изучила больничную карточку пациента, в которой фиксировалась температура и назначения врача. Перевязку сегодня делала Кристель, но в присутствии врача она была не похожа сама на себя: серьезные глазки, ловкие руки, быстрая сосредоточенная работа. На майора Кауфмана девушка даже не смотрела –  косилась в основном на врача, госпожу Кранц.

Сосновский тоже посмотрел на немку. Строгое лицо, плотно сжатые губы, локоны светлых волос вьются вокруг правильного арийского лица. «Типичная», –  в который уже раз подумал Сосновский, с удовольствием разглядывая врача. Вот походка у нее не женская. Как на ходулях ходит. А ведь, судя по фигуре, спортсменка. Такая, как кошка, должна ходить.

– Почему вы на меня так смотрите, господин майор? –  не поворачивая головы, спросила врач.

Сосновский машинально, как нашкодивший мальчишка, отвел взгляд. Черт, у нее глаза на затылке? А, нет, не на затылке –  до Михаила дошло, что женщина заметила его взгляд в зеркале, висевшем на стене напротив перевязочного стола. Надо было спасать положение. Конечно, можно все свести к шутке, но это будет совсем не по-немецки. Да и вести себя майор вермахта должен иначе, не так, как майор Красной Армии, и уж тем более не так, как майор СМЕРШа на лечении в госпитале.

Сосновский сделал холодное лицо и вежливо склонил голову:

– Вы образец немецкой женщины, достойный подражания, фрау Кранц. А вам, Кристель, стоит многому поучиться у госпожи доктора. Вы ведь мечтаете переехать в рейх, не так ли?

Сосновский сейчас пытался убить двух зайцев –  не упасть в глазах фрау Кранц, а заодно осадить излишне навязчивую Кристель. Девушка надула губки и стала торопливо собирать медицинский инвентарь на столе.

– Ваше ранение не опасно, господин майор, –  перебила Сосновского врач. –  Мы можем вас выписать. Раз в несколько дней вы будете приходить сюда для осмотра и перевязки. Ваши служебные обязанности вы можете выполнять в ограниченном объеме. Нельзя тревожить руку, нельзя давать большие физические нагрузки, и, кроме того, вам предписывается здоровое калорийное питание. Надеюсь, вы найдете такую возможность здесь, в Протекторате, на время вашей командировки.

Сосновский подумал, но вопрос так и не задал. Явно не по адресу, да и оскорбить можно строгую немку такими вопросами. А он хотел узнать, есть ли в городе приличные заведения: ресторан, офицерский клуб. Но не воспримет ли фрау Кранц этот вопрос как оскорбительный, который не следует задавать даме. Застегивая больничную куртку, Сосновский поднялся со стула.

Деловитым шагом в сопровождении двух врачей в кабинет вошел главный врач, полковник медицинской службы Отто Цигглер, именовавшийся в немецкой системе воинских званий –  оберст-арцт.

– Как состояние майора? –  даже не посмотрев на Сосновского, спросил немец и взял карту пациента. –  Ну, я вижу, все в полном порядке –  воспалительный процесс локализован. Я попрошу вас, фрау Кранц, подготовить сегодня же к выписке выздоравливающих. Нам нужно освободить максимальное количество коек.

– Да, конечно, герр Цигглер, –  строго сведя на переносице брови, ответила врач.

Оставшись наедине с пациентом, Кристель не проронила ни слова. Надув обиженно губки, она собирала материалы. Сосновский улыбнулся и вышел из кабинета.

Так, все понятно. Где-то Красная Армия здорово ударила по фашистам, и скоро в Чехословакию прибудут большие партии раненых. А ему самому придется позаботиться о квартире. Конечно, заводоуправление предоставит ему жилье на время командировки, но необходимо найти и второй вариант, где он мог бы ночевать, а то и вообще отсидеться, случись что-то непредвиденное. Но для этого нужны вторые документы. А документы, как предупредил Платов, сможет подготовить местный резидент, с которым еще предстояло встретиться. Один контрольный срок встречи с советским разведчиком Сосновский уже пропустил. Но Михаилу казалось, что легенда с ранением важнее сроков. Она укрепит к нему доверие немцев. Ведь мало попасть на завод именно в те цеха, которые работают на проект «ФАУ», надо еще найти людей, с чьей помощью получится добраться до технической документации. Шелестов с другими членами группы будет работать с одной стороны, а Сосновский –  с другой.

Берия вернулся от Сталина в третьем часу ночи. Платова предупредили, что нарком ждет его сразу по приезде. Петр Анатольевич с материалами последних операций, собранными в толстой папке, прождал в приемной наркома около получаса, когда наконец открылась дверь. Стряхивая капли дождя с полей шляпы, Берия быстрыми шагами пересек приемную, блеснул стеклами пенсне в сторону Платова и скрылся в кабинете. И только через полчаса терпеливого ожидания адъютант кивком дал понять комиссару госбезопасности, что можно войти.

– Разрешите? –  Платов начал было докладывать о прибытии, но нарком остановил его взмахом руки.

Берия поднялся из-за своего стола и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. Платов насторожился. Он хорошо изучил своего начальника и часто мог безошибочно угадывать его настроения по нескольким признакам. Когда нарком начинал вот так молча ходить по кабинету, тем более после возвращения от Сталина, значит, произошло что-то важное, значит, получено новое задание от Верховного главнокомандующего. И сейчас Лаврентий Павлович перед началом разговора прокручивает в голове детали. Возможно, анализирует источники информации. А они у Берия были!

– Сядь, –  коротко приказал Берия. –  Думать мы с тобой будем. Есть о чем подумать.

Платов подошел к длинному столу для совещания, неслышно подвинул стул, скользнув полированными ножками по мягкому ковру, сел. В кабинете Берия, как и в рабочем кабинете Сталина, полы были застелены мягкими коврами, которые гасили звуки шагов. Сталин не любил, когда в его присутствии топают по-солдатски. Он и сам носил мягкие кавказские сапоги, которые делали шаг по-кошачьи тихим. Сталину старались подражать все, даже Берия. Но Берия предпочитал армейские хромовые сапоги. И сшитую по индивидуальному заказу форму он носил всегда аккуратно. Наверное, так он хотел чувствовать себя своим в среде кадровых военных. Знал Лаврентий Павлович, как трепетно военные относятся к форме и боевым наградам.

– Вот что я тебе скажу, разведчик, –  начал Берия, задумчиво барабаня пальцами по зеленому сукну, покрывающему стол.

Сарказм и скрываемое раздражение не ускользнули от внимания Платова. Видимо, Сталин не очень лестно отзывался о деятельности разведки. А может быть, Берия получил сведения из другого источника, хотя полагал, что должен был получить их именно от Платова. И все же беседа началась в странной манере и совсем не в стиле полного «служебного разноса». Хотя Берия редко срывался и давал волю нервам. А еще он умел ценить кадры и понимал, что от ошибок не гарантирован никто. Не ошибается только тот, кто ничего не делает.

– Есть сведения, что на одном из заводов вблизи Праги производятся комплектующие для немецких летающих снарядов «ФАУ», которыми они бомбят со своей территории Великобританию.

– Насколько точные сведения? –  тут же спросил Платов.

– Точность примерно такая же, как и у самих снарядов «ФАУ», –  криво усмехнулся нарком. –  Большинство не долетает до британских островов и падает в море. Но если мы ошибемся, то «ФАУ» будут долетать до нас.

– Я понял, Лаврентий Павлович, –  кивнул Платов и сложил руки на принесенной папке. –  Я получал подобные сведения и уже занялся их проверкой. По моим сведениям, речь идет о предприятии в населенном пункте Велижбор на берегу Влтавы. Это пригород Праги. Сигналы поступали и раньше, но когда я понял, что это не дезинформация, то принял меры к установлению истины. У меня есть сигнал из чешского подполья, что с завода сбежал бывший советский военнопленный. Он в тяжелом состоянии, и подпольщики его прячут.

– У вас есть резидентура в Праге?

– Есть, Лаврентий Павлович, –  коротко ответил Платов. По негласным правилам, о которых был осведомлен и Берия, уточнять и раскрывать подробности о своей агентурной сети и источниках в разведке не полагалось.

– Ваш план действий?

– Через этого пленного мы можем получить более полные данные о производимой на этом заводе продукции, о расположении производственных цехов и складских помещениях. Думаю, самым рациональным в данной ситуации было бы не наведение на завод нашей дальней авиации, а попытка вербовки кого-то из инженерного состава предприятия и получение технической документации на продукцию, имеющую отношение к программе «ФАУ».

– В крайнем случае, захватить документацию с боем, –  глаза наркома прищурились. –  Нам важна каждая техническая ниточка в этом вопросе. Нельзя отпускать врага в этом вопросе, его нужно настигать и перехватывать инициативу. Нам в спешном порядке нужно форсировать собственные разработки в вопросах ракетостроения. Оружие большой разрушительной силы лишь тогда имеет смысл, когда оно имеет современное средство доставки. Самолет легко сбить, а вот ракету, летящую на большой скорости, поразить средствами ПВО очень сложно. У нас нет времени на ожидания!

– Я направил в Прагу группу Шелестова.

– Шелестова? –  Берия внимательно посмотрел на Платова. –  Ну что ж, одобряю. Эта группа показала неплохие результаты, действуя как раз в условиях ограниченной информированности, когда работать приходилось почти без подготовки. Экспромт и интуиция –  их сильная сторона. Переброска прошла успешно, без эксцессов и случайностей? Малейший намек на то, что мы заинтересовались Велижбором, может привести к провалу.

– Да, я отдаю себе в этом отчет, –  согласился Платов. –  Мне стало известно, что и в Берлине, и в Протекторате ведутся разговоры о том, что в случае приближения Красной Армии документацию следует вывезти, уничтожить цеха и рабочих, участвовавших в проекте «ФАУ». А там не только наши пленные, там и чехи, и рабочие из других стран. Из этих соображений я ввожу группу в операцию в несколько этапов. Сосновский, по легенде, является представителем инженерного управления из Берлина, он прибыл для определения возможности перевода производства в рейх и разработки совместно с руководством завода плана мероприятий по уничтожению производства при приближении нашей армии. Документы у него надежные, практически подлинные. Настоящий представитель исчез по дороге, а в Праге его никто в лицо не знает. Остальная часть группы входит в операцию через подполье. Задача с обеих сторон –  получить достоверную информацию о производстве, месте хранения документации, о ведущих специалистах, имеющих беспрепятственный доступ к технической документации. Шелестов должен будет провести вербовку, а в самом крайнем случае организовать похищение документации. Вплоть до открытого огневого боя.

– Хорошо, в Шелестове я уверен, –  ответил Берия, помолчав. –  Но захват документации с боем –  это до такой степени крайний сценарий, что мне даже думать об этом не хочется. Вы понимаете меня, Петр Анатольевич? Вы понимаете, чем это грозит?

– Да, понимаю, –  спокойно ответил Платов. –  Мы можем не получить интересующую нас информацию и навсегда потерять доступ к проекту «ФАУ».

– Так, Петр Анатольевич, –  усталым голосом подтвердил Берия. –  Работа Шелестова и его группы в Норвегии очень помогла нам, мы получили в союзники немецкого специалиста в области атомной программы. Доступ к немецким разработкам, в которых они продвинулись дальше всех, позволит сэкономить нам годы работы. Годы! Которых у нас нет. Победа близка, она не за горами, но победа над Германией –  это еще не гарантия существования нашей страны. Вы понимаете это не хуже меня. К сожалению, в правительстве не все это понимают. Есть у нас деятели, страдающие болезнью «шапкозакидательства».