Однако стоит мне внимательно разглядеть девушку, без разрешения вторгшуюся ко мне, как от внезапно охватившего меня возбуждения не остается и следа. Небольшое покраснение глаз и припухлость век – доказательство того, что она плакала. И, судя по всему, случилось это недавно, ведь в ее голосе все еще можно расслышать хрипоту, свойственную истеричкам. На ней рваные джинсовые шорты, короткий топ и рубашка – в таком виде девушки ее возраста предпочитают ходить на свидания, но никак не на прием к медиуму. На кедах грязь, которую сложно найти в такую погоду, если только ты случайно не шагнулв океан. О том, что моя гостья побывала за несколько минут до появления здесь возле воды, говорят и ее все еще мокрые белые носки и темные разводы на рубашке. На улице еще довольно тепло, но она развернула рукава так, чтобы они полностью покрыли ее запястья. Уверена, что, когда она выходила из дома, ее наряд выглядел более дерзко. В комнате довольно темно, но, мне кажется, я вижу небольшую ссадину у нее на коленке. Вероятнее всего, она поругалась с кем-то, а может быть, даже подралась. И вот она здесь.

– Простите, что пришла вот так, без записи, но мне очень нужно, я не могу ждать ни месяц, ни два, – продолжает заполнять тишину девушка.

Она говорит о месяцах, но на деле она не смогла выдержать и двадцати минут. Очевидно, что с пляжа она шла на север по Третьей улице, и тогда для нее самым простым выбором было бы постучать в двери к одной из гадалок, что располагаются здесь. Но беда в том, что «Гадалка Татьяна» закрывается каждый день ровно в семь вечера, «Таро от Марины» работает до шести, «Приворожу, наведу порчу, верну в семью» закрылось на ремонт, а медиум Джена, по странному стечению обстоятельств, забыла закрыть дверь на замок, и именно поэтому я, а не гадалка Соня, чья приемная находится всего в квартале от меня, вынуждена теперь выслушивать всю эту возмутительную чушь.

– Все, кто приходит сюда, испытывают нужду, но при этом соглашаются ждать, почему вы думаете, что я сделаю исключение для вас?

Мой прямой вопрос точно выбивает почву у нее из-под ног. Она опускает взгляд и нервно теребит кольцо на безымянном пальце левой руки. Тонкий золотой обруч и маленький розовый камушек.

– Что такое у вас случилось, что это не может подождать?

– Вы медиум, да? Но вы же можете не только с духами говорить, но и там… – девушка спотыкается.

Ее маленькие воспаленные глаза бегают по комнате в поисках подсказок.

Смешно, грустно, запредельно раздражающе.

А ведь все так хорошо начиналось…

– Привороты и наговоры я не делаю, да и прочим колдовством не занимаюсь. Выходит, что общение с духами – это единственное, чем я владею, – отвечаю я, и девушка меняется в лице. Глаза в изумлении таращатся на меня, самое время нанести решающий удар и покончить с этим. – Драма, которая все еще стоит комом у вас в горле, разразилась не больше часа назад, когда ваш жених разорвал помолвку. У него другая, полагаю, вы давно догадывались об этом, но отказывались принимать это на веру. Вы хотели верить в сказку, заканчивающуюся словами: «И жили они долго и счастливо», но здесь вы ошиблись. Он не ваш суженый, да вы и сами это скоро поймете. Не стоит тратить ни силы, ни время, ни тем более деньги на то, чтобы его вернуть.

Девушка потрясенно озирается по сторонам, точно пытается разглядеть невидимую душу, нашептавшую мне все ее сердечные тайны.

– Вы… но как? Почему? – ее голос дрожит, и по щеке скатывается слеза.

Закатываю глаза, делая глубокий вздох.

Мне бы ее проблемы.

– Впереди вас ждет встреча с богатым и успешным мужчиной вашей жизни, а не с этим незрелым придурком, который вас никогда и не ценил по-настоящему. Немного терпения и любви к себе – и у вас все получится.

– Но я хочу… я не могу это так оставить, – вяло сопротивляется девушка, хотя я вижу, как вспыхнули ее глаза, стоило мне упомянуть о том, что впереди у нее более выигрышная партия.

– Оставьте все как есть. Это не то, с чем вы не сможете справиться.

Она переминается с ноги на ногу, протирает глаза, и я наконец вижу слабую улыбку на ее распухшем от слез лице. Рассеянным взглядом она смотрит по сторонам, все еще надеясь кого-то увидеть или услышать.

– Моя ба вам все рассказала, да? Она меня очень любила, а Кэл ей никогда не нравился. Она так и говорила, что он незрелый придурок.

– Любите себя и только себя, тогда ни Кэл, ни кто-либо другой не сможет вытирать о вас ноги, – отвечаю я, провожая ее за дверь и закрывая замок на два оборота.

Оставшись одна, я прислоняюсь к двери и самодовольно улыбаюсь в пустоту. Джесс права: из меня вышел бы отличный психолог, но беда в том, что в любовных драмах редко встретишь достойные моего ума загадки.

Достаю из кармана мобильный телефон, чтобы прочитать новые сообщения на форуме «Не в одиночку». Каждый день в жизни женщин Нью-Йорка происходит масса трагических событий, и лишь немногие из них отваживаются поделиться своей болью с другими.

Пробежав глазами по последним обновлениям, я быстро понимаю, что и здесь все без изменений. Ни одного совпадения, ни одной характерной детали, подходящей под нужный мне профиль.

От безысходности я открываю свою электронную почту. Если не считать рекламной рассылки от магазинов, у меня только одно непрочитанное письмо – от Клэр Уотсон.

К короткому сообщению в три строчки прилагается внушительная подборка разных статей, характеристик, справок и прочих умозаключений, а также несколько медиафайлов с музыкой пианиста.

Я включаю первый же трек, и красивая лирическая мелодия льется в комнату из динамика телефона. Робкое прикосновение к клавишам постепенно обретает не только силу, но и темп.

Закрываю глаза и, откинувшись на спинку своего кресла, позволяю музыке стать частью меня. Все начинается с какой-то светлой грусти, но резкий низкий аккорд вносит свои коррективы, и начинает щемить в груди. Я словно стою у развилки, не зная, куда свернуть, ведь вокруг меня столько тайн и загадок, и за каждым углом подстерегает опасность. Сомнения терзают душу, в голове клубятся вопросы, но все вдруг снова резко меняется, словно тяжелая темная ночь уступает место рассвету – яркому и ясному.

Мне во что бы то ни стало нужно новое дело, а потому я открываю глаза, разрешая себе углубиться в изучение материалов, которые Клэр Уотсон заботливо приложила к письму.

Два месяца назад смерть Пола Морриса была во всех СМИ. Криминалисты изучили это дело вдоль и поперек. Журналисты рассмотрели его под микроскопом с самых неожиданных сторон. Но все было тщетно, сотни видеозаписей, мгновенно попавших в Сеть, говорили больше тысячи слов: Пола Морриса загрыз его питомец Рокки, на поверку не такой уж и друг, хотя и четвероногий.

Несмотря на этот, казалось бы, неоспоримый факт, читая заключение кинолога, я неожиданно снова чувствую приятную волну возбуждения внутри. Строчки плотно жмутся друг к другу.

Одними губами я читаю: «…несмотря на свой волевой характер и повышенную азартность, Рокки не проявляет никакой агрессии к людям. Рокки – человекоориентированный пес, и по его поведению видно, что он по-настоящему тоскует по своему хозяину. Смею предположить, что, возможно, пес не осознает всего того, что произошло. И, как я уже писал выше, такое поведение не характерно для собаки, совершившей подобное преступление. Этот Рокки, которого я вижу перед собой сейчас, сделать этого не мог».

Однако внимание мое приковано к строкам постскриптума, написанным Клэр: «Я уверена, что Пола убили, а это значит, что я могу быть следующей! Я не могу пойти в полицию, вы мой единственный шанс».

– Ну что ж, Клэр Уотсон, вам удалось привлечь мое внимание, – шепчу я, печатая ей ответ.

2
Глава

По выходным я не работаю. Это мое правило. Мертвым терять нечего, они легко могут подождать. Что же касается живых, то, как бы я ни уважала своих доверчивых пациентов и ни дорожила ими, проблемы их настолько глубоки и фундаментальны, что пара дней тишины ничего не изменит.

Чего нельзя сказать про меня. Тишина и одиночество сводят меня с ума. Особенно остро я ощущаю это осенью. С каждым новым днем, неминуемо приближающим меня к 25 октября.

От одиночества я традиционно спасаюсь встречами с Джесс по субботам и раз в две недели по воскресеньям визитом в родительский дом. Мне важно быть с кем-то. Мне важно хотя бы на два дня становиться кем-то другим.

Но кому нужны правила, если их нельзя нарушать? Сегодня суббота, и я отменила нашу с Джесс традиционную игру в теннис, а вместе с ней и променад по Пятой авеню в угоду новому знакомству.

Готовясь к этой встрече, я не зажигаю свечии не включаю заунывную музыку, которой беспощадно мучаю пациентов пять дней в неделю. Будь я на их месте, то первое, о чем попросила бы, оказавшись в этих стенах, была бы тишина. Но до этой простой и даже банальной просьбы пока никто так и не додумался.

Переступая мой порог, они безоговорочно принимают все и соглашаются со всем, что здесь происходит. Музыка, свечи, хрустальный шар, потертые карты Таро, ножи, хвосты и клыки животных – все это приводит их в такое оцепенение, что порой на долю секунды они даже забывают, зачем пришли.

Мне нравится наблюдать за их растерянностью и какой-то детской беспомощностью. В такие моменты очень многое можно понять о человеке.

Неуверенный стук в дверь, и моему томительному ожиданию подходит конец. Изогнутая ручка плавно опускается, и в комнату входит она.

Сначала я слышу ее дыхание: частое и свистящее. Очевидно, в здании снова не работает лифт, и девушке пришлось воспользоваться лестницей. Наконец, переступив порог и прикрыв за собой дверь, я получаю возможность как следует ее рассмотреть. Она выше меня на пару дюймов, но при этом имеет гораздо более округлые формы: полную грудь, размера не меньше четвертого, округлый живот – порядка шести месяцев беременности, широкие бедра, отекшие ступни и пальцы на ногах, похожие на маленькие сардельки, с идеальным нюдовым педикюром.

Она делает шаг вперед, и ее резиновые шлепки отрываются от пола с характерным чавкающим звуком. Слишком громко для звенящей тишины этих стен, она едва заметно вздрагивает, тревожно озираясь по сторонам. На долю секунды мне кажется, нам удается даже установить зрительный контакт, но в следующий миг Клэр делает еще один шаг вперед – и теперь она уже внимательно изучает убранство комнаты.

Каждый раз, впуская сюда нового человека, я точно сама впервые совершаю путешествие в это пространство. Стену, которую я вижу из своего укрытия, украшает множество монохромных фотографий в черных деревянных рамках. С этих снимков на меня смотрят одинокие женщины, грустные мужчины и даже группы людей, остановленные в моменте: за обеденным столом, на стройке и просто на фоне стены. Какие-то из них я приобрела на гаражных распродажах, другие купила на интернет-аукционах, но многие самостоятельно искала по ночам в интернете. Да, у нас с ними нет кровного родства, но для Джены-медиума они настоящая семья. Большая и шумная. Десятки образов, голосов, но, главное, характеров и судеб.

– Добрый день, Джена, вы здесь? – спрашивает девушка, почти глядя на меня в упор.

Ну что ж, пора вступать в игру. Отдернув занавеску, я выхожу из своего укрытия, приветствуя гостью сдержанной улыбкой.

– Джена?

– Да, это я, а вы…

– Клэр Уотсон, – представляется она, устремляя на меня взор небесно-голубых глаз. В детстве я и сама была обладательницей таких же, но с возрастом цвет потемнел и стал схож с грозовым холодным небом. Клэр Уотсон же повезло сохранить эту небесную чистоту. – Спасибо, что согласились на эту встречу.

Скрещиваю руки на груди. Перезвон браслетов привлекает внимание гостьи. Она внимательно разглядывает мой наряд, я же оцениваю не только ее внешний вид, но и уровень заинтересованности в этом деле.

Она молода и привлекательна: длинные каштановые волосы, миндалевидная форма глаз, чувственные губы. Она могла бы быть подружкой и даже невестой Пола, но об этом не было никакой информации в прессе. Фанаткой?

– Я не могла иначе. Вы написали, что боитесь за свою жизнь.

Она грустно улыбается, опуская взгляд, рука ложится на округлый живот.

– И не только за свою, – отвечает она, снова глядя мне в глаза.

– Вы были в полиции?

– Нет, – она качает головой. – Я не могу. Мне никто не поверит.

– А чем я могу вам помочь? Я медиум, а не телохранитель.