А дальше получилось интересно, потому что Ари, обычно уходивший из дома пешком в сторону метро, в этот раз от своей привычки отступил – к подъезду подъехало ярко-зеленое московское такси, и встало ждать клиента. Какого именно клиента – Ит уже успел выяснить, потому что прошел мимо машины, и рассмотрел на экране навигатора у водителя всё, что его интересовало. Имя, маршрут, время ожидания. Ари отправлялся в автосалон, расположенный на окраине города. Так, значит, это была не шутка, и этот деятель действительно едет за машиной. Ну надо же.

Ит отошел в сторону, занял удобную для наблюдения позицию, дождался Ари, проследил, как тот сел в машину и уехал. Затем зашел в ближайшее кафе, заказал стакан холодного кофе, и позвонил Скрипачу.

– Ну, чего? – с интересом спросил тот.

– Он уехал покупать машину, – хмыкнул Ит. – На самом деле. Не соврал.

– Во дела, – восхитился Скрипач. – И что дальше?

– Сейчас кофе выпью, и поеду в салон. Сам понимаешь, покупка – это дело неспешное. Пока документы подготовят, пока за допы с него сдерут, что могут… до вечера он там точно пробудет. Я вот что придумал. Езжай домой, забирай Лийгу, и приезжайте вдвоем. На этот цирк с конями нужно смотреть всем вместе.

– На какой цирк? – не понял Скрипач.

– Мне интересно, как он будет забирать машину без прав, – объяснил Ит. – Уж точно не сам. Надеюсь, мы сегодня увидим героиню его романа.

– Или наемного водителя, – заметил Скрипач. – Хотя черт его знает. Давай адрес. Через пару часов будем.

***

Ради такого приключения Лийга уступила своей привычке ходить в платье, и надела джинсы – вдруг придется куда-то бежать, или за кем-то следить? При других обстоятельствах Скрипач, наверное, начал бы Лийгу на тему джинсов подкалывать, но сегодня он этого сделать не решился. Надела, и молодец. И правильно. К тому же к джинсам Лийга подобрала кофточку нежно-бирюзового цвета, и это сочетание Скрипачу очень понравилось.

– Просто красотка, – похвалил он Лийгу, когда та вышла из подъезда, и села в машину. – Тебе идёт. А что это у тебя в пакете?

– Бутерброды у меня в пакете, – вздохнула Лийга. – С сыром, и с огурчиком. Потому что некоторые были на работе, а вместо того, чтобы поехать домой ужинать, решили устроить расследование. Есть хочешь?

– Я всегда есть хочешь, – заверил Скрипач. – Вот доедем до места, Ита подберем, и перекусим. Спасибо тебе огромное.

Лийга улыбнулась.

– Пожалуйста, – сказала она. – Давай, рассказывай, что за женщина, и что за машина?

– Про женщину ничего не знаю, а машину он собрался покупать роскошную, – ответил Скрипач, выруливая на дорогу. – Наш несчастный «Чуан» рядом с такой машиной – помойка на колесах.

– Не ругай Люсю, – тут же вступилась на «Чуан» Лийга. – Она хорошая.

– Разумеется, хорошая, – кивнул Скрипач. – Для китайской машины среднего класса так и вообще отличная. Но «Марлин» – это уже класс премиум, немецкое производство, совершенно другой уровень комфорта, управляемость, надежность, и всё прочее.

– Да ну, – поморщилась Лийга. – Другой уровень, Скиа, это нетикама-кипу. А машины здесь… ну, это просто машины. Что-то чуть лучше, что-то чуть хуже.

– Ну, нет, это не «чуть», – покачал головой Скрипач. – Ты просто не обращала внимания.

– Я на многое обращаю внимание, – возразила Лийга. – И делаю это гораздо чаще, чем тебе кажется. Поверь, сейчас я вполне серьезна. Это именно что чуть-чуть.

– Ладно, не буду спорить, – сдался Скрипач. – Замечаешь, и хорошо.

– На счет женщины он ничего не сказал? – спросил Лийга с интересом.

– Говорю же, нет, не сказал, – покачал головой Скрипач. – Видимо, какая-то богатая дамочка. Правда, совершенно непонятно, где он её взял? Дамы, способные делать такие подарки, абы где не ходят, с такой на улице не познакомишься, как ты понимаешь.

– Понимаю, – Лийга задумалась. – Значит, он бывает в местах, которые посещают вот такие. А мы не знаем.

– Не бывает, – сказал Скрипач. – Мы за ним всё-таки послеживаем время от времени.

– Рыжий, это смешно, – кажется, Лийга рассердилась. – Как вы за ним послеживаете, если вы весь день на работе? Он не первый год предоставлен сам себе.

– Во-первых, мы отслеживаем его телефон, – неохотно признался Скрипач. – Это довольно просто сделать. Во-вторых, время от времени смотрим камеры наблюдения по его району. В-третьих…

– В-третьих, он тогда улетел во Францию, а вы это попустили, – жестко сказала Лийга. – Телефон? Его можно просто оставить дома. Скорее всего, у него давно есть второй.

– Нет у него второго. По крайней мере, зарегистрированного на себя – точно нет, – сказал Скрипач, и тут же понял, что сморозил совершенно дилетантскую глупость. Лийга засмеялась.

– Вам надо с работой заканчивать, – сказала она. – А то ты от недосыпа несешь какую-то чушь. Рыжий, у него стопроцентно есть другой телефон, о котором вы не знаете. И бывает он в местах, о которых вы даже представления не имеете. Я понимаю, что вам хочется ему верить, но это добром не кончится, поверь мне. Что он сказал про майские праздники?

– Ничего, – уныло ответил Скрипач. – Сказал, что увидимся после майских. Это всё.

– Ага, то есть он собрался исчезнуть на десять дней, причем так, чтобы вы не знали, куда, с кем, и зачем, – Лийга прикрыла глаза ладонью. – Ну вы же не ромашки полевые, Скиа, вы агенты! Ну как так можно, я не понимаю!

– На самом деле нельзя, ты права, – признал очевидное Скрипач. – Но следить и подглядывать не хочется. Совершенно. И потом, мы давно не агенты, мы врачи, и мы…

– А придется, – жестко ответила Лийга. – О, вон и второй наивный на подходе, – Лийга заметила Ита. – Сейчас я ему наберу, притормози.

***

– Понимаешь, Лий, тут не всё так просто, – Ит сидел на заднем сиденье, с бутербродом в руке, но про бутерброд он уже забыл. – Во-первых, он единственный, кто согласился пойти сюда, за нами, при этом он знал, что шанс в принципе остаться в живых у него около нуля. А он пошел. Во-вторых, много лет он провел на Тингле, вообще без возможности выхода, и то, что он сейчас так ревностно относится к своей свободе, можно понять. В-третьих, он…

– Погоди, – перебила его Лийга. – Провел много лет на Тингле, ты сказал? Снова? Ит, мы уже давно сошлись на том, что он это сделал по собственной воле. Потому что он, как минимум, Бард, а удержать Барда вот так – это бред. Он бы ушел, если бы захотел. Но он этого не сделал. Значит, провести там такое количество времени было его решением, а не чьим-то ещё.

– Допустим, – кивнул Ит. – Хорошо, согласен. Но отправиться за нами по Сфере – это, знаешь ли, решение более чем смелое.

– Смелое, – тут же подтвердила Лийга. – Верно. Вопрос – зачем он это сделал. На самом деле. Ты можешь ответить?

– Восстановить сигнатуру? – предположил Скрипач.

– Он? – Лийга рассмеялась. – Восстановить? Да ладно. Ни в жизни не поверю.

– А во что ты можешь поверить, в таком случае? – спросил Ит.

– Вреда он вам точно не хочет, вот в это я верю, – ответила Лийга. – То есть уничтожать вас ему не нужно.

– Спасибо и на том, – вздохнул Скрипач. – А мы уж подумали…

– Не ерничай, – поморщилась Лийга. – Уничтожить сигнатуру? Тоже нет. Он, вероятно, уже понял, что это сделать невозможно.

– Так что же тогда? – спросил Ит.

– Не знаю, – покачала головой Лийга. – У него было очень много времени, чтобы продумать какой-то план, или хотя бы построить какую-то свою модель. Поэтому он здесь. А вовсе не потому, что он пришел вам на помощь. К тому же Фэб в той записи тоже дает понять, что он опасен. Очень осторожно, но всё-таки.

– Да, вот тут ты права, – признал Ит. – К сожалению, только в записи, и только намеком…

***

Эту запись они открыли примерно год назад, точнее, её открыл Ит, когда разбирался с очередным кластером исследований, находившемся в базе. Кластер этот был чисто теоретическим, речь в нем шла об очередной попытке расчета градуса смещения по Сфере, с учетом калибровки констант в треугольнике. Ничего интересного – бесконечные ряды цифр, формулы, обсуждение поправок и погрешностей, но… в самом конце блока находился фрагмент голосовой записи. Говорил Фэб. Говорил совсем недолго, и было непонятно, к кому именно он в этом отрывке обращается. То ли к кому-то невидимому, то ли к самому себе. «…я всегда проявлял осторожность по отношению к любым фанатично настроенным разумным, всегда пытался соблюдать дистанцию, но сейчас это сделать нереально. Он рядом, он постоянно рядом, он редко что-то проговаривает вслух, но лучше бы он совсем молчал, и не говорил ничего вовсе. Его слова о подходе и методах тогда очень сильно меня задели, и я долго думал, что есть для него подход и метод в сложившейся ситуации. Кажется, он видит не только намного больше, чем видим мы, он это делает совершенно иначе. Я бы рискнул назвать его позицию фанатичным рационализмом, как бы абсурдно это ни звучало, и мне страшно даже представить, какой метод он может избрать для доказательства своей теории. На наше счастье, у него есть только цифры и символы, потому что я не хочу даже думать, чтобы он сделал, если бы речь шла не о них. Я спрашивал его, что он пытается доказать, он объяснил, что в схеме предполагается наличие ряда новых сегментов, но, опять же, дальше теории дело не зашло. И не зайдет. Хорошо, что мы здесь, на Тингле, и в его распоряжении находится замечательная и занимательная игрушка, а именно – вычислительные мощности Адоная, и, кажется, этой игрушкой он вполне удовлетворен…»

Голос Фэба на протяжении всего этого фрагмента звучал глухо, устало, и невыразительно, запись начиналась внезапно, и столь же внезапно обрывалась. Сперва они решили, что Фэб говорит о Ри, но позднее поняли, что нет, речь шла ни о ком ином, как об Ариане. Фэб напуган, сказал тогда Ит. Он боится. Он почему-то боится, но он не дает никаких подробностей, вообще ничего. А с кем он говорит? спросила тогда Лийга. Кажется, с нами, осторожно ответил Ит, мне кажется, что он говорит с нами. Как может – потому что он явно что-то скрывает.

***

– Всё равно, непонятно, о чём шла речь, – заметил Скрипач. – Фэб сказал о фанатичном рационализме, но вот чего-чего, а этого мы точно не видим.

– Да, не видим, – подтвердила Лийга. – Ит, ешь. Ты долго будешь смотреть на этот несчастный бутерброд?

– А? Ой, прости, задумался, – Ит откусил от бутерброда треть. – Там же ещё этот момент… про теорию… и совершенно ничего не понятно. Не видели мы пока что никаких теорий. Он нам вообще ничего не озвучивал.

– Равно как и про сегменты, – закончил за него Скрипач. – Думается мне, что это было про ту фазу исследований, которая в кластере.

– Допустим, – сдалась Лийга. – Ладно, тут пока что всё равно ничего невозможно понять. Давайте лучше о насущном. Что мы делаем сейчас?

– Играем в шпионов, – хмыкнул Скрипач. – Будем следить. Люсю придется оставить где-то в сторонке, потому что там повсюду камеры, поэтому ставим, а дальше идем пешочком.

– Как же не хватает базы, – вздохнул Ит. – Сколько лет мы её таскали, и даже не задумывались о том, что она есть. И камеру можно вырубить, и сигнал поблизости заглушить… а теперь всё, только руками.

Ит сейчас говорил об «ансамбле», который ставился всем без исключения агентам, параллельно со знаком принадлежности – некоторое количество металлоорганических наночастиц, способных, к примеру, менять магнитный отклик, и корректировать работу техники. Многого «ансамбль», конечно, не мог, да этого от него и не требовалось – но вывести из строя следящее устройство, или временно ослепить камеру он мог запросто. Во время попытки обследоваться, ещё на яхте, они обнаружили, что следы этого комплекса в анализах крови не фиксируются. Да, «ансамбля» больше не было, кто-то неведомый не поленился, и вычистил из крови всё, что, на его взгляд, было лишним. И знаки принадлежности, и «ансамбль».

– И что мы будем делать с камерами? – поинтересовалась Лийга.