Старый вор Сова пытался поставить нормальный базар, но как-то не смог: охуевшие от чувства свободы блатари не стали его слушать; зато спокойненько пошли дожирать ошметки вертухаев, вешать на заборе некогда стучащих (которые теперь остались без лагерного заступничества) и всячески цепляться за старый порядок (только по-новому)…

Еще через пару таких вот деньков блатные вообще решили сделать из бесхозного лагеря полноценное поселение (естественно, оставаясь при власти, неожиданно и безнадзорно упавшей им в руки, синие от холода и партаков). Прочие зэки были не против. Лишь только старый вор Сова на общей сходке лаконично сказал на всё это: «Херня…» Впрочем, его опять никто не услышал. Никто, кроме Егора Скобы.

И всё-таки нашлись «первопроходцы», которым захотелось убежать… В «поход до воли» решили идти на следующий день: авторитет Сова, газетный кинокритик-интеллигент Гольдман, казах убийца-каннибал по кличке Кимирсэн, «бомбисты» близнецы-эстонцы по фамилии Ратас, хохол-расхититель (и явный бандеровец) Харченко, грузин-мошенник Сукашвили и Егор Скоба. Собрали самое необходимое (офицерский компас и карту местности; жратву в консервах, сухари, спички, теплые вещи, веревки, топор, несколько «добрых» ножей, пару пистолетов ТТ, благодушно отданных блатарями за смелость поступка; даже палатку отыскали где-то в бараке охраны).

Таежные деревья мрачнели в ранней полутьме. Колыма блестела весной под луной, холодной и желтой. Колыма приглашала в тайгу. Идущие в побег покинули лагерь на морозном рассвете. Тусклые звезды гасли одна за одной, а «бывшие зэки» шагали на запад. Весенний снег мягко хрустел, а черствое солнце раскрасило алым горизонт за спинами беглецов. Постепенно становилось теплей, километр за километром, километр за километром…

Первым погиб «смертью храбрых» каннибал Кимирсэн (тупой казах свалился со скалы, когда пытались перейти горную речку, спускаясь перед этим на веревках по скользким камням). Несчастный размозжил себе голову при падении (множество его не менее несчастных жертв закончили жизнь примерно так же, но только при встрече с маньяком-каннибалом лицом к лицу)…

Затем «бомбисты»-близнецы Ратасы (высокие, белобрысые, слегка неуклюжие) провалились под тонкий лед уже на более широкой реке. Остальные беглецы попытались их спасти, но быстрое течение ледяной колымской стихии унесло эстонцев таежным рыбам на радость и пропитание…

Еще через пару дней пути хохла Харченко убил медведь. Шатун неожиданно вышел на бандеровца, пока тот отливал за деревом у буерака. Оголодавший зверь изорвал Харченко в клочья (кровавые куски человечины лежали на снегу, висели на ветках; перемазанный потрохами хохла жуткий шатун обгладывал лицо и кости черепа). Медведя свалили выстрелами из ТТ…

Мошенник Сукашвили отдал богу (или дьяволу) душу от холода и голодухи. Возможно, случился инсульт или инфаркт. Грузин почти исчерпал все свои силы еще в лагере: привыкший к теплому климату и хорошему обращению со стороны блатных в былые времена (те всяко уважали воров-кавказцев, пускали к общаку, «подогревали» при случае) Сукашвили, впервые попавший на севера после очередной ходки, столкнулся с максимально тяжелыми условиями: лед, снег и жуткий мороз… Вот и не выдержал организм.

Троица оставшихся (быть может, просто «отставших» от смерти) беглых зэков шла дальше, то и дело встречая горелый шар закатного солнца изможденными лицами… Припасы были на исходе. Силы тоже. Зато хотя бы холод не терзал…

На шаманское капище вышли самой лунной ночью. Деревья строго молчали вокруг. Идолы/образы богов, собранные, вырезанные, рожденные из камней Вечных Гор, как будто бы столпились на снежной поляне, приветствуя пришедших беглецов…

Призрак старика-шамана вышел из тьмы. Спокойно посмотрел на отдыхающих после долгого перехода людей, уже успевших развести костер (в его глазах блестел огонь и звезды… нездешние огонь и звезды… ну а луна вертелась, как юла, серебряной монетой)…

Авторитет Сова, Егор Скоба и кинокритик Гольдман ошарашенно глядели на пришедшего. Возможно, так встречали бы Христа будущие апостолы в лодке, свободно идущего по воде…

Призрак-шаман предложил «каждому свое»… Кусочки сушеных грибов темнели на его ладони. Обрамление из волчьих ягод и листков папоротника приглашало к шаманскому угощению. Луна блеснула (будто напоследок). Беглецы благодарно приняли «подаяние»…

Газетчик Гольдман увидел серую тряпку на стене барака: на ней показывали избиение Чарли Чаплина: «маленького бродягу» пиздили трое полицейских: ногами, кулаками, коленями, локтями, дубинками и даже касками констеблей: бедолага всего-лишь украл какие-то цветы у слепошарой дуры: за этот проступок доблестные блюстители закона забили его почти до полусмерти: импровизированный кинозал сменил пленку: теперь перед взором Гольдмана предстал половой акт между актрисой Марлен Дитрих и писателем Ремарком: ебались они, надо сказать, отменно: он плавно работал бедрами, чутко чувствуя, как больше нравит(ь)ся партнерше: она приятно стонала через красивую улыбку, подрагивая огромной грудью: сцена сменилась: «синюшный» молодой человек, шатаясь, бежал по улице, затем остановился у двери доктора и мелом хряпнул букву «М» на ней: профессор/доктор Калигари в это самое время оживлял существо, наспех сляпанное из нескольких трупов, сшитых воедино: жуткое уебище/вампир по кличке Носфератыч устало ковылял за водкой вместе с чудовищем Витьки Франкенштейна: местным гопником, державшим в страхе весь район: они «прошлынгались» перед рисунком Белоснежки: в гробу лежащей: исполненным на старой заводской стене: и тут же Дракула-красавчик у бара «клеил» клевых баб: сразу пятеро дам непристойного поведения ожидали своего мужчину: цилиндр, маска, саквояж с ножами: Джек-Потрошитель представал во всей красе: сцена сменилась: на палубе кораблика по имени «Титаник» ушастая мышара кривлялась, пробираясь к рулевому колесу: треклятый айсберг наползал Эверестом из тьмы: в «немом» мультфильме стали слышны дикие крики и вопли терпящих крушение: существа из другого мира, претворяясь обычными людьми, захватили сарай в захолустье: затем они взяли небольшую деревню: потом освоили заштатный городок (никто и не заметил явной подмены мэра): далее перебросили силы на город-миллионник (бюджет требовал жертв, их было много): через какое-то время иномиряне прибрали к щупальцам и целый мир: окаянные дни Турбиных скатились в суд присяжных: и все двенадцать стульев «глядели» волчьими очами (почти что на молчание ягнят): из каждой спинки стула вылезли рога: Телец хотел быть Молохом хотя бы в этом фильме…

Скобе привиделись какие-то лестницы среди звезд чернота черной очень черной чумы она лизала эти звезды хотела их проглотить высосать их без остатка и ничего не оставить мертвецам ходящим в полный рост пока священник скидывал младенцев с колокольни прямиком в горчичный газ туман которого красивой кляксой смертельно наползал на город и окопы на улицах обезумевшие вояки ебали обезьян сбежавших из погорелого зоопарка видимо принимая их за более-менее красивых женщин а чернота белела над городскими горами сияя мрачной белизной от которой невозможно было спастись в подъездах или парадных поезд идущий на тяге добываемой из девичьих гениталий мелко порубленных чумной косой чадил где-то неподалеку от кладбища а трупы сторожей одни и те же по всем законам доппельгангеров другой реальности бежали ночью к ограде они бежали бы и днем но общая смерть и долг перед обществом не давали сознательности мертвецов прорваться наружу зато заводы крови перемалывали живых всё так же мечтающих о всемирном коммунизме а руководство партии уже почти договорилось с демонами из Преисподней об этом великом моменте Егор Скоба осторожно полез по лестнице как будто полз куда-то вниз ступени-перекладины вполне обычно превратились в шпалы а старый паровоз на трупной тяге летел навстречу абсолютно без гудка улыбчивый машинист блестел сифилитичной дыркой носа сквозь полутемное стекло костлявой кабины Скоба напряг оставшиеся силы и перекатился на гравий насыпи едва преодолев высокий забор ближайшей рельсы вагоны мигали окнами в которых мертвые махали Скобе гнилыми руками прощая и прощаясь до следующей встречи а может быть и просто навсегда чужие звезды стали падать сквозь туман подобно забытым глазам любимых людей они летели вразнобой и вниз сгорая среди вечной ночи на изломе которой полчища чумных крыс сплетались в чудовищный клубок после чего Крысиный Король опустошал души простых советских людей готовых как всегда за него умирать при том что Голос Тьмы покинувший пещеры лагерей давно стал петь для Сталина довольно страшные песни по сути напоминавшие шепот боязливых молитв приговоренных перед расстрелом усиленный выстрелами красноперых палачей в сердца и головы врагов народа Егор почему-то увидел всех известных ему родственников включая троюродную сеструху Варьку-проститутку которой перерезали глотку какие-то гопники из Ростова перед этим плотно пустив ее под трамвай а затем выкинув истерзанное тело девушки в реку да двоюродного братика по материнской линии родившегося с двумя пальцами-клешнями на руках с хвостом повыше жопы еще без глаз и языка звали его Славик и был он настолько никому не нужным и страшным что пьяный дядя Антон предполагаемый кстати отец уродца ведь явно нагулянный Славка оказался вывез сынка на телеге запряженной добротной казацкой кобылой прямиком после Пасхи Великой в лес волкам лисицам да прочей сволочи на съедение уродец Славик умер а после первых холодов вернулся видать просто погреться решил тетка Авдотья и дядя Антон заживо сгорели в наглухо закрытой избе сельчане после пожара судачили будто ходил в огне там кто-то за окнами то ли мальчишка страшный то ли вообще непонятное существо из самой Хтони так и не поняли люди зато Скоба отчетливо увидел брата Славку ставившего отрубленные головы своих родителей на горящий подоконник окна выходящего на улицу мальца превратившегося из уродца в забытую лестницу среди ослепших звезд неизменно летящих к Западным Землям всеобщей смерти на одной из которых улыбчивый машинист электровоза неусыпно мчался в самое светлое будущее абсолютной ночи максимально черной и чумной почему-то именно Егор Скоба увидел всё это и продолжил испытывать ужас на вкус а сны его даже не собирались заканчиваться…

Старый вор по кличке Сова смотрел в небо…

А желтая луна как будто-бы смотрела на него…

Луна упала Сове на лицо мягкой монетой, моментально превратившейся в масличный блин после прикосновения…

В журнале «Стукачъ» появилась очередная заметка. На этот раз про товарища Сталина…

Но возрастной авторитет понимал, к чему всё это должно привести…

Когда-то давно Сова (по паспорту Василий Совин) «предал друга»…

На тот момент (пока еще честный комсомолец) Вася Совин, студент второго курса факультета физкультуры и спорта, влюбился в первую красотку института…

Он до сих пор помнил ее имя, но всё реже пытался ее вспоминать…

Молодая страна требовала самоотдачи от молодежи (особенно – красивой молодежи)…

Фигура «Красная Звезда» не могла состояться без самых лучших (на праздник Первого мая для великой страны)…

И Васю Совина позвали стать ее частью…

Его возлюбленная тоже попала в «строй» (фигуристая комсомолка должна была украсить ряды молодых физкультурников)…

Когда раздали разнарядки-назначения «по номерам», Совин понял, что любимая девушка довольно далеко от него…

А когда начали первые репетиции-проходки, ему стало ясно, что она вообще его не замечает…

Красавица, красавица, красавица…

Таких бывает очень мало…

И всё же комсомол требовал жертв…

И Сова (как прозвали его в лагере сразу же во время первой ходки) удовлетворил эти требования…

Юля Анохина…

Он задушил ее во время полового акта…

Всё происходило по обоюдному согласию (по крайней мере, так виделось Сове)…

После случившегося (молодого, подающего надежды на хорошую спортивную карьеру) Васю Совина «угнали» в лагерь на Дальний Восток…

От расстрела спасло чудо и характеристика из института (а может быть, справка о временной невменяемости)…

Истрепанный журнал «Стукачъ» содержал в себе всю историю жизни Василия Совина на своих пожелтевших страницах…