Черный Ужас Красной Чумы: скорбный чад заводской трубы (и мертвецы кидают в топку мертвецов, и никуда от этого не убежишь, и даже если сам себя убить захочешь, и уж тем более, когда там Новый год настанет); слепой снег спокойно падает ночью (чудовища окраин вылезают убивать)… Пьяный мужик нарвался на ментов (хороший памятник сработали)… Всем миром видим пустоту (и все миры на ней замкнулись… без причины); нелепый снег не лепится в Аду (а очень хочется «снежки» наляпать)… В огне Чумы пылают сёла (бабка Аксинья полоумно выбегает к односельчанам: «Суки! Блядь, суки!..» Она прижимает икону с Лениным к обожженной отвислой груди: «Пидарасы, блядь! Сталина проебали, твари!..» Переходит на вой бабка Аксинья, плюхаясь на песок в молчаливом круге толпы… Омертвелые односельчане смотрят на нее, слегка подрагивая бубонами… В красных глазах пылает пламя от собора Самых Древних)… Алый чад за забором завода: мат, шмат человечины, перекуры, водяра после смены и главная цель: электричество смерти в каждый дом и красные полотна вместо ковров по стенам мертвецкой («Ни сантиметра в душу!» Лозунг, прямо, хороший)… Замыленные мраком общаги окраин (замысленные в темноте маслянистые убийства малолеток, кошек, бомжей и собак… или, быть может, семейства царя)… Суровая серость заводской трубы; морфий последней пьянки; сернистый выдох сигареты, поднятой возле трупа застреленного прохожего (группа зачистки, как обычно, скорая на расправу справилась максимально удачно); скорбные глаза мертвецов, смотрящие из каждой открытой банки тушенки; изнасилованная всем взводом медсестра во время Первой мировой (а во Второй – всей ротой); мягкое платье, пошивом под саван: красавица вертится у абажура, и «луковка» церкви прощает всех нас… Крест (уже пустой и темный)… Черный Ужас Красной Чумы.

И как всегда воскресенье самое кровавое. А сердце ангела разбито (навсегда?) Мрачнеет занавес у топки крематория. Шаги по коридору до камеры смертника. Серийный убийца плачет почти что навзрыд.

Львам снится застрелившийся мужик. Акуле снятся львы. А в море осталось еще много скелетов…

Красный Комиссар вычеркивает твердою рукой: фамилии, фамилии, фамилии…

Смерть всегда рядом. С ней иней. И синие цифры-наколки на каждой руке…

Бараки уже опустели. Мы все давным-давно опустели.

Остался лишь од#н большо# ГУЛАГ.