Час пролетает быстро, я даже не успеваю открыть приветственный набор, как нам уже пора на собрание в главный зал. Лагерь огромен, но, к счастью, Ксандер работал здесь прошлым летом, поэтому знает, куда идти.

Мы занимаем два свободных места в первом ряду и ждем, когда помещение заполнится. Ксандер передает мне лист регистрации, который пустили по рукам. Вверху написан пароль от вай-фая.

– Кстати, вай-фай работает отвратительно, – предупреждает он. – В главном здании еще куда ни шло, но в нашем домике доступа нет. Твой телефон будет случайно ловить сигнал, получать разом все сообщения и пугать бесконечным писком до чертиков.

– Если честно, отсутствие интернета – это даже хорошо.

Я пишу свою фамилию, передаю лист дальше и все-таки подключаюсь к Сети. Групповой чат по-прежнему не замолкает, а еще приходят разные уведомления и сообщения от мамы.

МАМА

Всю неделю пытаюсь до тебя дозвониться, и твой брат тоже.

Надеюсь, ты хорошо проведешь лето в лагере.

Пожалуйста, навести нас, когда вернешься.

Скучаю по тебе, милый.

И папа тоже.

Я проверяю другие уведомления, среди них одно бросается в глаза – от отца.

ПАПА

Запрос от kcallaghan 19

$50

Быстро блокирую телефон на случай, если кто-то заглядывает через плечо, и убираю его в карман. Чувствую себя виноватым, что не отвечаю на мамины звонки, но у нее всегда одни и те же оправдания, которые нет желания слышать. Брат Итан звонит только чтобы отругать меня, что я их не навещаю, хотя сам при первой же возможности сбежал на Восточное побережье со своей группой, бросив меня одного разбираться с родителями.

Я всегда был на вторых ролях, а на первом месте – зависимость отца, мамины старания его оправдать, желание Итана уехать подальше, где можно притворяться, что все в порядке.

Я люблю свою семью, но мне противно то, во что она превратилась. Мы ходим на цыпочках вокруг того, что нас разделяет, придумываем оправдания папе, отказываемся вместе искать решение, делая вид, что никакой проблемы не существует. Я дошел до той точки, в которой проще игнорировать родню и дистанцироваться эмоционально и физически. Слава богу, теперь я от них в четырех часах езды на север.

Пожилая женщина постукивает по микрофону. В этот же момент в мои колени утыкается лохматая золотистая голова. Ксандер сразу начинает гладить собаку по голове, а та закрывает глаза и виляет хвостом.

– Эй, Рыбка! Я скучал по тебе и твоей шерсти на всей моей одежде, – воркует он. – Это собака Дженны, директора, ты с ней познакомишься. Дженна обычно сидит в офисе, поэтому Рыбка бродит по всему лагерю и наслаждается всеобщим вниманием. Обычно она выбирает любимчика и бегает за ним. Похоже, ты кандидат.

– Всем добро пожаловать! – провозглашает женщина со сцены. – Для новеньких: меня зовут Орла Мерфи, и я динозавр в «Медовых акрах». Я исполнительный директор, владелец лагеря, а еще слежу здесь за всем и всеми. «Медовые акры» основала моя семья, и теперь я рада принять вас в нашу семью.

Я слушаю вполуха, возясь с Рыбкой. Вдруг Ксандер хватает меня за руку, сильно сжимает и шепчет:

– О боже!

Проследив за его взглядом, я замечаю, что к нам трусят две милейшие собачонки – такие же лохматые и золотистые, только гораздо меньше и упитаннее.

– Рыбки-мальки! – восклицает Ксандер.

Щенки подбегают к нам, и Ксандер хватает обоих в охапку. Я, уже не слушая, что Орла говорит о лагере, рассматриваю блестящие алюминиевые бирки с кличками, висящие на ошейниках, и пытаюсь подавить смешок. Лосось и Форель поворачивают ко мне головы.

Смех Орлы возвращает меня в настоящее. Я поднимаю голову и вижу, что она смотрит на нас со сцены.

– Собаки, как всегда, пытаются меня затмить. Для тех, кто приехал впервые: у Рыбки появились щенки, и она очень ими гордится. Вполне возможно, что однажды вы зайдете в свой домик и обнаружите их на кровати.

В зале шепчутся, а люди в первом ряду наклоняются вперед, чтобы рассмотреть пушистые комки, которые сейчас устроили возню на руках у моего соседа.

Я переключаю внимание на объяснения Орлы. Многое я уже знаю из брошюры: о распорядке дня, поведении, выходных и о том, чем мы займемся на этой неделе до приезда отдыхающих.

В идее сплочения коллектива есть что-то такое, от чего меня кидает в дрожь. Я терпеть не могу все эти знакомства и командообразование, а тут фактически подписался на участие в таком мероприятии на целую неделю.

Орла продолжает вводить в курс дела, а один щенок переползает на мои колени, устраивается рядом с головой мамаши и засыпает.

– Перейдем к важному. Уверена, для вас не станет сюрпризом, что алкоголь и наркотики строго запрещены, даже если вы уже достигли нужного возраста. Вы находитесь здесь, чтобы подарить нашим отдыхающим незабываемое лето. Если же в ваши планы входило каждый день напиваться, нужно было отправляться на каникулы в другое место.

В моем воображении немедленно возникают лица Криса, Бобби и Мэтти. Они говорили что-то подобное, когда я вместо поездки в Майами предложил поработать со мной в лагере.

– Для многих наших детей лето станет главным событием года, так что не забывайте об этом, когда вздумаете показаться им на глаза с похмельем. И, наконец, ваша любимая тема: романтика. В «Медовых акрах» действует запрет на отношения внутри лагеря, его нарушение приведет к расторжению контракта. Так задумано ради благополучия наших отдыхающих, а также для вашего душевного равновесия. Вам предстоит работать вместе десять недель, и, поверьте, они тянутся страшно медленно, если хочешь сбежать от человека, отношения с которым казались отличной идеей, когда на тебе были лагерные очки.

Я наклоняюсь к Ксандеру и понижаю голос:

– Лагерные очки?

Он усмехается.

– Увидишь. Через месяц все кажутся невыносимо привлекательными.

Под конец Орла объясняет, что персонал может проводить время вместе в общих помещениях, но не в собственных домиках, а также объясняет несколько других вполне разумных правил, соблюдать которые я смогу без проблем. Мне совершенно ни к чему отправляться обратно в Мейпл-Хиллс посреди лета из-за очередной ошибки.

Сегодня день заезда, многие устали с дороги, и напоследок нас распределяют по группам, в которых мы будем работать ближайшие десять недель.

Детей делят на четыре группы по возрасту: «Еноты», «Бурые медведи», «Лисы» и «Ежи». К каждой приставлены по шесть вожатых, которые работают по очереди так, чтобы днем в смене всегда было четверо, ночью – двое.

Я выбираю группу «Бурых медведей» с детьми от восьми до десяти лет. Они уже достаточно взрослые, чтобы не нуждаться в уходе, но достаточно юные, чтобы мне не пришлось два с лишним месяца бороться с подростковыми понтами. Если в других летних лагерях смены длятся одну-две недели, в нашем дети проводят все лето.

Один из сотрудников начинает перекличку, и названные подходят к своим группам. Я пытаюсь усадить щенка на пол, но он протестующе взвизгивает, и я сдаюсь.

– Теперь «Бурые медведи»… Клэй Коул… Александер Смит…

Ксандер встает. Щенка он предпочел держать на руках, увидев мою неудачную попытку.

– Эмилия Беннет… Расс Каллаган…

Я встаю и подхожу к своей группе. Рыбка крутится у меня под ногами. Тем временем называют новые имена. Моя группа поглощена знакомством со щенком, которого держит Ксандер, а когда я подхожу, одна из девушек поворачивается ко мне.

Я сразу узнаю ее, и сердце пропускает удар.

Мне не нужно вычислять, с кем могла приехать Эмилия, это написано на ее потрясенном лице. Я знаю, что она здесь, потому что мироздание больше всего на свете любит ради забавы бросать меня в ад.

Эмилия переводит взгляд мне за спину, я инстинктивно поворачиваюсь и сразу вижу светлые волосы, в которые зарывался лицом менее суток назад.

Еще секунда уходит у нее на то, чтобы заметить меня. Она резко останавливается, у нее слегка отвисает челюсть, а глаза расширяются.

– Вот блин.

Глава 8
Аврора

– Вот блин!

Я не собиралась говорить это вслух. Засмотрелась на щенка. Смотрела бы и дальше, черт меня дернул поднять взгляд!

Расс ничего не говорит, мы просто уставились друг на друга. Вчерашняя легкая, дружелюбная улыбка куда-то исчезла, сменившись какой-то холодной сдержанностью. Я пытаюсь что-нибудь сказать, что-то вроде: «Эй, я знаю, мы видели друг друга голыми и думали, что больше не встретимся, но теперь оказались в одной команде, так что давай больше об этом не думать? Заметано? Окей».

Хотя я все равно думаю, даже когда не хочу. Начинаю открывать рот, чтобы что-то все же сказать, но успеваю захлопнуть до того, как опозорюсь, потому что Расс отворачивается к остальным, не вымолвив ни слова.

Молчание жалит.

От меня не ускользает ироничность ситуации. Мне самой приходилось несколько раз игнорировать партнеров на одну ночь, просто проходя мимо них в кампусе. Я не была бы истинной дочерью своего отца, не будь лицемерие моим главным талантом.

В реакции Расса нет ничего гадкого, да и разве может быть что-то такое в парне, который шептал в темноте, какая я красивая, или аккуратно складывал мою одежду? Наверное, я просто удивлена, поскольку ночью он был очень милым.

Я не игнорирую неловкость и не пытаюсь утихомирить нарастающее беспокойство. Так тебе и надо, Аврора, нечего искать утешения у незнакомцев.

Урок усвоен.

– Всем привет! Меня зовут Дженна, но я больше известна как мама Рыбки. Этим летом я руковожу «Бурыми медведями». Это значит, что я как один из директоров лагеря слежу за вашими планами, за тем, чтобы все были счастливы и здоровы, и помогаю разбираться в любых сложных вопросах, которые могут возникнуть у ваших подопечных.

Эмилия занимает место рядом со мной и цепляет своим мизинцем мой в знак солидарности, а также как бы говоря «какого черта?», поскольку Расс стоит справа от нас. Я стараюсь сосредоточиться на том, что рассказывает Дженна, но все время отвлекаюсь на него, поскольку он даже не смотрит в мою сторону.

– Я проведу для вас экскурсию по территории. Советую взять бутылки с водой. Когда закончим, вместе поужинаем, а остаток вечера можете отдыхать, прежде чем завтра приступим к тяжелой работе.

Все направляются к кулеру в углу зала, чтобы наполнить бутылки. Затем профессиональная улыбка Дженны сменяется настоящей, она бросается ко мне и стискивает в крепких объятиях.

– Я так по тебе скучала!

– Джен, мне нечем дышать.

Она отпускает меня, но берет мое лицо в ладони.

– Я сейчас расплáчусь. Как будто мой ребенок вернулся домой. Ты так выросла.

Слова застревают у меня в горле, я едва сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться. Дженна была вожатой в моей группе, когда я отдыхала в лагере. По мере того как я взрослела и переходила в старшие группы, Дженна делала то же самое. Она клялась, что это совпадение, но мне нравилось думать, что это из-за меня. Неимоверное счастье для одинокого ребенка, который хотел, чтобы его любили.

Когда мы ехали сюда по грунтовой дороге, я почувствовала, что снова могу дышать и что наконец оказалась на своем месте.

Дженне было восемнадцать, когда мы познакомились, и в отличие от моей настоящей старшей сестры именно Дженна стала для меня родной. Она была моей зубной феей, когда здесь у меня выпал первый зуб, моей спасительницей, когда у меня впервые начались месячные, и жилеткой, в которую я плакала, когда впервые поцеловалась с Тоддом Энсоном, а он на следующий день уже целовался с Полли Беккер на волейбольной площадке.

– Мы же разговаривали два дня назад и не так давно были вместе на вечеринке с ночевкой, – смеюсь я, высвобождаясь из ее объятий. – Когда ты успела так соскучиться?

– Да, но здесь тебя давно не было. Слишком давно.

Мне нравится, что Дженна по мне скучает, а она знает, что я это люблю, но все равно подыгрывает.