На последней в ряду двери красовалась табличка «Летняя Дева» – самая обыкновенная, печатными буквами на сером фоне. Я хотела постучать, но услышала знакомый голос:

– …это правда! Я сам почувствовал! Она приложила руку вот сюда и…

Это был Лёша. За дверью раздался резкий звук, похожий на звон треснувшего стекла.

– Я просила тебя следить за ней, а не спать! – Юлин голос был такой же звучный и глубокий, каким я его помнила.

– Я и следил! Писал ей! Но она ничего не рассказывала!

Я отступила. Затылок онемел, дыхание вышибло из легких.

– Значит, плохо спрашивал!

По паркету застучали каблуки. Мне почудился звук, который бывает от прикосновения губ к коже.

– Сердце мое, ты же знаешь, я все для тебя сделаю. Я твой душой и телом, весь, всегда! Прости меня.

На мгновение все стихло. И снова мне показалось, что я слышу поцелуй. Я почти видела, как Лёша, стоя на коленях, припал к миниатюрной Юлиной ручке.

– Ну хочешь, накажи меня. Любое твое прикосновение…

Еще одна пощечина.

– Я. Не. Разрешала. Тебе. Спать. С. Ней! – Судя по звукам, Юля била его после каждого слова.

– Ну прости, прости меня! Я бы иначе не узнал, что сила к ней вернулась. Я соблазнил ее для тебя!

Онемение перебралось с затылка на лицо, оттуда перекинулось на шею и поползло к груди. Надо было уходить, но меня пригвоздило к месту. Перед глазами медленно расцветала картинка: тело Лёши на полу, карие глаза устремлены в потолок, зрачки неподвижны, в уголке губ застыла заледеневшая ниточка слюны…

– Может, теперь и к тебе вернется сила? – с надеждой спросил он.

– Не знаю, – сухо отозвалась Юля.

– У Веры она всегда проявлялась, когда мы…

– Замолчи! – Грянула очередная пощечина.

Наконец справившись с собой, я поспешила прочь из коридора.

– Девушка! – позвал рецепционист на первом этаже.

Я не откликнулась. Выскочила на улицу, жадно глотая свежий воздух. Первые дождевые капли упали на веки. Я знала прямо там, в эту секунду, что могу вернуться и убить Лёшу. Проснувшаяся сила жаждала добавить новую жертву на дно Ледяного Озера. Из ладоней рвалось хищное дыхание Зимы.

Я сбежала по ступеням и припала на колено у ближайшей клумбы, вдавив ладонь в землю – та мгновенно покрылась инеем.

Я соблазнил ее для тебя.

Вот откуда внезапный интерес к моей жизни. Эти его вечные «Как дела?» и «Что делаешь?».

Нынешняя девушка.

Какая же ты дура, Вера. И план твой дурацкий.

В ушах шумело, я почти ничего не слышала. Улица тонула в завываниях проезжающих машин и поднявшегося ветра. Надо было убираться отсюда, пока не появился Лёша.

Дождь лил уже вовсю, стекал за шиворот и в неплотно запахнутое пальто. Я поднялась, мысленно ругая себя за оставленный дома зонтик. Тут за спиной пронзительно засигналил автомобиль.

У студии стоял черный «Майбах». И сидел в нем не кто иной, как его чернейшество Аскольд Мирин. Он-то что здесь забыл?

Я решительно зашагала к машине.

– Что вы здесь делаете? – бросила я как обвинение, едва стекло опустилось.

– Вы не отправили мне текст, – тщательно проговаривая каждое слово, ответил Аскольд. Черные глаза жгли насквозь.

Я провела рукой по лицу, стирая влагу. Какая отвратительная погода.

И какой отвратительный тип.

– Как вы меня вообще нашли?

– Для меня не проблема найти любого человека в этом городе, – самодовольно отозвался он.

– С чем вас и поздравляю.

Я хотела уйти, но вдруг увидела Лёшу. Он стоял на крыльце студии, уткнувшись в телефон, и сосредоточенно набирал текст. Даже издалека были видны следы пощечин на гладко выбритых щеках и белый воротничок рубашки под синей курткой. Ладони у меня тут же отозвались ноющей болью.

Хрен с тобой.

Я обогнула круглый зад «Майбаха» и с размаху приземлилась на сиденье, забрызгав коврик под ногами. Темно-бурые кляксы укоризненно смотрели на меня с нежно-кремовой кожи. Никогда не видела, чтобы коврик в машине был того же цвета, что и обивка.

Выудив из рюкзака зонтик, Лёша поспешил в противоположную от студии сторону. Пока его силуэт медленно расплывался в тумане, из моих рук уходил холод, оставляя ощущение пустоты. Я хотела было обрадоваться, но пальцы дернуло. Потом еще раз. И еще. Проклятье! Я зажала кисти между коленями. Больше года такого не было.

Аскольд прищурился, всматриваясь в удаляющуюся Лёшину спину, и вдруг удивленно выгнул бровь. Я сглотнула, молясь про себя, чтобы он не увидел в своем внутреннем телевизоре, что нас связывало. Вроде обошлось: мельком глянув на мои руки, Аскольд включил отопление, но ничего не сказал.

– Мне не холодно, – отстраненно сказала я.

Он так же молча вернул колесико к отметке «ноль».

Я пыталась составить хоть сколько-нибудь приемлемый план, но голова была пустой. К вискам начали подбираться крошечные молоточки, постукивающие изнутри.

– Я весь внимание, – сообщил Аскольд, расправляя рукава пиджака.

Даже Лестер не говорил «Я весь внимание».

Чтобы унять дрожь в пальцах, я попыталась сосредоточиться на чем-то другом и принялась разглядывать его одежду. Под черным пиджаком скрывалась такая же черная рубашка, расстегнутая на пару верхних пуговиц. Даже пряжка ремня у него была черной.

Я стянула резинку с волос, надеясь, что это ослабит давление.

– Вы за мной следили?

– Я за вами следил? – переспросил Аскольд. В голосе его прорезалось раздражение.

– Вы знаете, где я живу.

– По-вашему, я провел весь день, наблюдая за вашими окнами? – Черные глаза разглядывали меня в упор, и никакого дружелюбия в них не было. На подлокотнике завибрировал тонкий мобильник. Аскольд выключил его. – Я же сказал: мне не нужен навигатор, ваш адрес, ваши данные, ваша кровь, чтобы всегда, в любой момент дня и ночи, узнать, где вы находитесь.

Какой же он нудный.

Я сильнее сжала коленями дрожащие руки и откинула голову на прохладную кожу сиденья. От нее исходил едва уловимый запах ладана.

– Вы хотели знать, что у меня за сила, – тихо заговорила я. – Женщину, которая мне ее отдала, называли Зимней Девой. Или Ледяной Смертью. С помощью этой силы я когда-то погрузила человека в кому. Я могу сделать так, что ваше сердце остановится. Навсегда.

Самым эффектным завершением этого монолога было бы выйти из машины, но снаружи по-прежнему барабанил дождь.

– Это угроза? – холодно поинтересовался Аскольд.

– Это то, что вы хотели узнать. А сайт вчера просто упал. – Я сжимала и разжимала дрожащие пальцы, чтобы вернуть себе хотя бы видимость контроля. – Иначе я бы…

– Сегодня.

– Что?

– Сайт перестал работать сегодня в два часа сорок минут.

Я прикрыла глаза. А чего ты хотела? Чтобы тот, кто жжет перевернутые свечи на могилах, оказался нормальным?

В кармане завибрировал телефон. Звонил Лексеич. Говорить с ним в компании чернокнижника было не лучшей идеей, но на улице разворачивался уже настоящий Армагеддон, а зонтика у меня по-прежнему не было.

– Вера, дочка, ты где? Тут в бюро черт-те что, мы сейчас утонем… – без приветствия заговорил Лексеич. – Опять клиентка развела тут, помилуй Господь ее грешную душу.

– Скоро буду. Через… – Я поискала глазами часы на приборной панели. Есть на этом космическом корабле хоть что-то, что показывает время? – Через час, – наугад закончила я. И снова прикрыла глаза. Ощущение было такое, будто в них светят зажженной лампой.

– Ты там как? – с беспокойством спросил Лексеич. – Я тебя ни от чего не отрываю?

Разве что от наблюдения за тем, как рушится моя жизнь.

– Нет. Я скоро приеду, – тихо ответила я. – Пока.

Отключившись, я открыла приложение.

– Поедете на такси?

Мне даже не нужно было смотреть в его сторону, чтобы угадать, что бровь на подвижной стороне лица дернулась. Молоточки стукнули одновременно в виски и в затылок, и фраза о том, что его это не касается, замерла на языке.

– Я не езжу на метро.

– Почему?

Потому что каждый раз, когда мимо проносится поезд, мне кажется, что потолок вот-вот обвалится и погребет меня под обломками.

– Не могу.

Я по новой вбила в приложение адрес кладбища. Поиск упорно выдавал «Все водители сейчас заняты, попробуйте позже».

– И почем нынче такси до кладбища? – насмешливо спросил Аскольд.

Я оторвалась от экрана.

– Просто скажите, что еще вас интересует.

Тело накрыла усталость. Захотелось забиться под одеяло, а голову спрятать под подушку. Я обновила поиск машин. От кровати меня отделяло добрых тридцать километров. И бог знает сколько времени езды по такой погоде.

– Давайте я вас отвезу, – вдруг предложил Аскольд.

– А я вам что? Свою бессмертную душу? – кисло пошутила я.

Вдалеке сверкнула молния, осветив неподвижное восковое лицо.

– А вы подробнее расскажете мне про других Дев.

* * *

Ехать в «Майбахе» было все равно что путешествовать внутри гигантской рыбы. Машина словно плыла, бесшумно притормаживая на светофорах и трогаясь с места без малейшей отдачи.

Дождь закончился. Мы ехали почти в полной тишине. Я изложила Аскольду сокращенную историю про Великих Дев и мой отказ от силы, умолчав о смерти Тёмы.

– Как ее звали, еще раз? – уточнил Аскольд, плавно сворачивая к выезду из города.

– Хельга.

– Не Хель? – Он вписался в поворот так ловко, словно мы вкатились в масло.

– Я не то чтобы хорошо ее знала, – буркнула я. Ноющая боль в затылке здорово действовала на нервы. – Она поцеловала меня и умерла.

Аскольд молчал, что-то обдумывая. Снова завибрировал телефон. На этот раз он ответил. Точнее, нажал «Ответить» и включил громкую связь, установив телефон в специальную подставку.

– Слушаю вас, Татьяна, – сказал он хорошо поставленным голосом профессионального менеджера.

– Аскольд, он уходит! – взвизгнула трубка. – Прямо сейчас собирает вещи и уходит к этой шлюхе! – Последнее слово прозвучало на такой высокой ноте, что у меня заложило уши.

– Аргументы?

– Какие аргументы?! Вы что, не поняли?! Он уходит! Вы же обещали, что он не сможет дышать без меня! – истерила трубка.

– Так он, может, и не сможет, – тихо возразил Аскольд.

– Сделайте так, чтобы он не ушел!

– Аргументы, – прогудел Аскольд. – Что он говорит?

– Он сейчас уйдет!

– Что он говорит? – повторил Аскольд ледяным тоном, и я заметила, что он начал искать, куда съехать.

Мы как раз проезжали короткий участок пути между городом и кладбищем, где не было вообще ничего – только пустырь с выжженной травой и редким подлеском.

– Что его к ней тянет! Сделайте что-нибудь!

Аскольд еле заметно вздохнул. На лице его появилась сосредоточенность, с какой Антон когда-то смотрел сквозь прицел пистолета. Когда еще не решил, что насилие – это порок.

– Сделаю, – пообещал Аскольд. – Отключаюсь.

Съехав на обочину, он нажал на «Отбой».

– Вы торопитесь? – обратился он ко мне. И, не дождавшись ответа, добавил: – Мне нужно десять минут. Можете остаться тут.

Я не успела открыть рот, а он уже вышел из машины, достал с заднего сиденья черный саквояж и направился туда, где на фоне графитово-серого неба темнел подлесок.

С минуту я сидела не двигаясь. Руки наконец перестали дрожать, нагретая кожа сиденья будто гладила меня сквозь одежду. Выбираться из этого микрорая в последождевое марево с туманом и кусачим ветром совсем не хотелось. Да и от движения мигрень наверняка усилится. Надо уже начать носить с собой обезболивающее…