Рынок шумел ещё больше, чем город. Кричали зазывалы, сообщая, что именно у их хозяина самый ароматный сыр, самое парное молоко и самое свежее мясо. Кричали продавцы, сообщая то же самое, но уже конкретному человеку. Кричали и сами покупатели, требуя вернуть деньги за просроченный товар или недовешенный кусок.

Прямо на моём пути стояла торговка с лотком свежей сдобы. Живот свело от голода, напоминая, что сегодня я не завтракала. А вчера и позавчера ела лишь жидкую кашу, которая не насыщала желудок. Напротив, вызывала желание съесть что-нибудь посущественнее.

– Два пирожка с луком, – я протянула женщине одну из двух взятых с собой ассигнаций.

– Барышня, миленькая, да где ж я тебе столько сдачи найду! Утро же, ещё не наторговала! – заголосила она неприятно визгливым голосом.

– Хорошо, – я не стала спорить и убрала купюру в карман платья.

– Барышня, не спеши, погоди! – тётка тут же сменила тактику и теперь говорила елейным голосом с заискивающими нотками. – Вон какая худенькая. Что тебе два пирожка. Бери все десять. И ты покушаешь, и мне приятно, что такой хорошей девушке моя выпечка пошла. Ты не думай, она свежая. Я тесто с вечера развела. А с утра пораньше встала, печь растопила, пирожков налепила да напекла.

Я была голодна. Женщина настойчива. Поэтому сговорились мы быстро. Пирожки, сложенные в кулёк, перекочевали в мою корзинку.

Торговка пожелала мне хорошего дня и попыталась скрыться. Я еле успела схватить её за рукав.

– Уважаемая, вы забыли дать мне сдачу.

– А-а, сдачу. Ну конечно, запамятовала. Это всё проклятая жара.

Я проследила, как она отсчитывает купюры меньшего достоинства и монеты, убедилась, что всё правильно, и тоже пожелала ей хорошего дня. После чего отправилась дальше. За спиной услышала, как торговка пробормотала проклятие мне вслед, и покачала головой.

Странная женщина. Это ведь она пыталась обмануть меня и лишить моих же денег, а теперь пылает ненавистью, словно всё было ровно наоборот.

Я пожалела, что решила купить пирожки у неё, а не в знакомой пекарне, но было уже поздно. Торговка растворилась в галдящей толпе. А я была слишком голодна, чтобы медлить. Поэтому развернула кулёк, достала пирожок и вгрызлась в сдобное тесто.

Я съела два или три, прежде чем почувствовала, что голод отступил достаточно. И можно спокойно заняться покупками.

Я старалась не брать много. Ведь неизвестно, когда вернётся отец. И вернётся ли вообще. Разговор с бакалейщиком не шёл у меня из головы.

И всё равно корзина быстро оказалась заполнена. Мясо, крупы, овощи, чуть-чуть фруктов. Полфунта леденцов, очень уж захотелось.

Съев ещё пирожок, я окончательно повеселела и отправилась к стоянке извозчичьих экипажей. Продукты оттягивали руки, которые я меняла чуть ли не каждую минуту. И всё равно еле дотащила.

Я уже видела ближайшего ко мне извозчика, худого и морщинистого. И даже открыла рот, чтобы позвать. Пусть он спустится и поможет дотащить корзину.

Но ничего не успела.

Меня окружили мужчины в чёрной форме королевских гвардейцев. И над ухом прозвучало страшное:

– Именем короля вы арестованы!

Глава 7

Что?

Я испуганно огляделась.

– Как арестована? Почему арестована? – прозвучало, наверное, жалко, но я никак не могла осознать происходящее. И бездумно двинулась в сторону экипажей.

– Вот-вот, ваше благородие! Я же говорила, что она сбежать собирается! Как пить дать собирается! К извозчику побежала. Я сигнал и подала, – раздался за спинами законников знакомый визгливый голос.

И тут же меж ними просунулась тётка, продавшая мне пирожки.

– Я не собиралась бежать. Я хотела доехать до дома, – я чуть приподняла корзину с покупками, которая вдруг стала совершенно неподъёмной и всё-таки выпала из рук.

Тут же по мостовой покатились яблоки, подпрыгивая на камнях.

– Собрать! – велел высокий гвардеец, в котором я признала командира.

Двое подчинённых немедленно бросились собирать фрукты и складывать обратно в корзину. Торговка опередила их, чтобы покидать выпавшие конфеты себе в карман. Остальные продолжали держать меня в оцеплении.

А потом командир тихо бросил подчинённому, стоящему рядом со мной.

– Посообразительнее агента у вас не нашлось? – он кивнул на тётку. – Мы использовали артефакт переноса, чтобы поймать преступницу, которая и так собиралась возвращаться домой.

Подчинённый слегка покраснел, но ничего не ответил. Я слышала, что среди королевских гвардейцев в ходу железная дисциплина. Но это сейчас было неважным. Потому что я услышала другое слово – «преступница», обращённое ко мне.

Неужели отец и полиции не стал платить? И теперь они арестуют меня, как участницу незаконных экспериментов?

Теперь я окончательно убедилась, что он сбежал и бросил меня. Спасал свою шкуру, а дочь оставил на растерзание законникам. Но почему тогда меня арестовывают не обычные стражи порядка, а элитное отделение королевских гвардейцев? Эти занимаются исключительно делами, связанными с безопасностью королевской фамилии и их приближённых.

Что вы натворили, отец? Во что влезли сами и втянули меня?

Вспомнился наш первый и единственный разговор о незаконности проводимых им экспериментов. Он тогда сказал, что это ошибка, вызванная трагической случайностью.

Старшая сестра короля не могла забеременеть и обратилась к магу. Он провёл пересадку неправильно. Эмбрион погиб в утробе. Сестра короля тоже умерла от развившегося сепсиса.

Сам монарх был безутешен и велел казнить того мага, а затем и вовсе запретил подобные методики.

– Но это временная мера, – убеждал меня отец. – Его величество уже почти готов убрать этот ошибочный запрет. Некоторые из его ближайших соратников воспользовались моими услугами и стали счастливыми родителями. Так что в скором времени моя профессия станет почитаемой не только в узких кругах, но и во всём королевстве. И тогда родителями смогут становиться простые люди, у которых сейчас не хватает средств на мои услуги.

У меня не было причин не верить отцу. Он забрал меня из приюта. Моя жизнь кардинально изменилась. Мне казалось, он совершает благое дело. Не казалось, я была уверена в этом.

И вот теперь стояла в окружении королевских гвардейцев. А где мой отец?

– Вы пойдёте с нами, барышня, – командир подал знак.

Двое мужчин подхватили меня под руки и повели к закрытому экипажу, стоящему поодаль.

Люди на рынке смотрели на нас. Точнее на меня. Обсуждали, смеялись, показывали пальцем. Я чувствовала, что сгорю от стыда.

К счастью, близко толпа подходить опасалась. С королевскими гвардейцами шутки плохи.

Торговка, которая оказалась вовсе не торговкой, растворилась в толпе. Вместе с моей корзиной и продуктами.

Но я понимала, что у меня проблемы посерьёзнее. По сравнению с которыми украденная корзинка – всего лишь малость.

Внутри экипажа были деревянные скамейки, обтянутые тёмной материей. Никаких подушечек не предполагалось. Видимо, арестантам не по чину даже такой минимальный комфорт.

Поэтому я пересчитала своим мягким местом каждый булыжник и каждую выбоину в мостовой, пока меня везли.

Куда направляется экипаж, я не знала. Маленькие окошечки были закрыты частой решёткой и плотными занавесками. Лишь когда от тряски ткань слегка отходила в сторону, я могла различить часть стены, ограды или ветку дерева.

Ожидала я самого худшего. Что меня бросят в тюрьму, которая в моём представлении была глубокой ямой, наполненной прелой соломой и грязью. А ещё кишащей голодными крысами.

Я передёрнула плечами от омерзения и поймала взгляд одного из конвоиров, севших со мной внутрь экипажа. Показалось, на лице гвардейца мелькнула нечто, похожее на жалость. Скорее всего, и правда показалось. Потому что законник отвернулся и больше на меня не смотрел.

За время пути я успела представить самые ужасные варианты последующей судьбы, которые только могла вообразить. К счастью, ехали мы недолго. Через несколько минут экипаж остановился.

Смотревший на меня гвардеец первым вышел наружу и встал у дверцы. Второй тоже поднялся во весь свой немаленький рост.

– На выход, – пробасил он.

У меня дрожали ноги. Пришлось опереться на стену, чтобы встать. Разумеется, ни один из них не догадался предложить помощь. Никакой лесенки или подножной скамеечки мне тоже не полагалось.

На несколько секунд я застыла в проходе, собираясь с духом. Не была уверена, что ослабевшие ноги выдержат. А потом прыгнула вниз.

Гвардеец меня поймал. На мгновение я повисла на нём, привалившись всем весом. А потом испугалась, устыдилась и отпрянула.

Даже если меня сейчас отведут на казнь, не стоит вести себя как распутница и виснуть на каждом встреченном мужчине. Нужно сохранять достоинство в любой ситуации.

Я выпрямила спину, глубоко вдохнула, собираясь с духом. И лишь после посмотрела, куда меня привезли.

Я стояла у ворот дома, из которого вышла чуть больше часа назад. Только сейчас они были распахнуты настежь. Улица запружена экипажами гвардейцев. Да и внутри территории кишели законники.

Клумбы были перекопаны в прямом смысле слова. В саду срубали деревья. Выкорчёвывали камни вдоль дорожки.

– Что здесь происходит? – увиденное столь сильно поразило меня, что на время я даже позабыла о страхе перед будущим. Меня возмутило такое варварское отношение к моему дому, пусть и временному.

– Шагай давай, – гвардеец подтолкнул меня в спину.

Вроде даже и не замахивался, но я пробежала несколько шагов вперёд, оказавшись внутри ворот. Такая простая демонстрация силы произвела нужное впечатление. Я тут же забыла о возмущении. И не стала оборачиваться и напоминать законникам о необходимости вежливого обращения с женщинами.

Послушно пошла по дорожке вдоль разорённых клумб и уничтоженного сада.

В самом доме тоже царил разгром.

Обивка диванов и кресел была разодрана в клочья, клоки ваты валялись повсюду. Створки шкафов распахнуты, содержимое вытряхнуто на пол. Над каждой кучей склонился законник и тщательно изучал вещи.

Изящные фарфоровые статуэтки, которыми я любовалась лишь недавно, раздробили в мелкое крошево.

Даже обивку стен отдирали, тщательно простукивая панели.

Что они ищут?

Вслух этот вопрос я предусмотрительно задавать не стала.

Меня привели в кухню. Здесь тоже были разорены шкафы. Один из законников залез внутрь печи и шуршал там. Наружу торчали только его ноги.

Я заметила на буфете корзину, заполненную покупками. Ту самую, которую унесла торговка. Оказывается, она не прикарманила мою еду, а отдала законникам.

Интересно, это тоже считается уликой? Или как там у них называются такие вещи?

Но даже улыбнуться этой мысли у меня не вышло. Гвардеец сжал моё плечо и развернул вправо. Туда, где меня уже ждали.

Разделочный стол перенесли ближе к двери и поставили у окна, где царил относительный порядок. И теперь за ним расположился тот самый командир гвардейцев. А перед ним лежала та самая рабочая тетрадь, которую я нашла в лаборатории.

Законник с хмурым выражением лица изучал записи. Судя по всему, командиру так же не удалось расшифровать написанное.

Не знаю, кто принёс табурет. Его просто ткнули мне сзади под колени, заставляя сесть. Я не спорила. Я вообще ничего не говорила после того тычка в спину у ворот.

Эти люди сильнее меня. На их стороне закон.

А я вдруг очень остро осознала, как сильно хочу жить. Пусть в тюрьме. Или на каторге. Но жить.

– Лидия Марград, вы знаете, в чём вас обвиняют?

Я покачала головой. Губы онемели и отказывались раскрываться даже ради одного слова.

Командир кивнул, и стоящий рядом помощник чётко поставленным голосом зачитал:

– Лидия Марград, урождённая Догрон. Мать – Клара Догрон. Отец неизвестен.