– Керр Гробер! Пожалуйста! Вы же сами понимаете, Гейст не мог…

– Келер Швестер, – в голосе Луцио звучало безграничное терпение, но из чужих пальцев он высвободился непреклонно, – сколько мне вам повторять? Ваш брат… – Обер-детектив-инспектор осекся, затем жестко продолжил: – Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Смиритесь. У вас есть супруг, дети, родители – они все нуждаются в вашем внимании и заботе. Думайте о живых, а не мертвых.

– Но, наверно, можно что-то сделать… Он… вы же были…

– Простите. Мне жаль. Юрген, не спи! – рявкнул Луцио на замешкавшегося стажера.

Инспектор втолкнул напарника в экипаж, забрался следом, захлопнул дверцу. Лошади тронулись. Женщина так и осталась стоять посреди дороги, растерянно глядя им вслед.

– Кто это?

– Одна старая знакомая, – отмахнулся Луцио с таким видом, что Юрген не решился расспрашивать и тем более язвить, что для старой знакомой келер выглядит слишком молодо.

Керр Гробер вытащил кисет, скрутил самокрутку, закурил. Сизые ленты дыма повисли в тесном пространстве экипажа, вызывая у Отто детский восторг. Големы привычно игнорировали все, что не относилось напрямую к базовым управляющим директивам или приказу. И единственным человеком, которого раздражало пагубное пристрастие обер-инспектора к табаку, остался Юрген, но он промолчал: во-первых, нос не дорос делать замечание старшему по званию, а во-вторых, чувствовалось, что Луцио зачем-то непременно нужно перекурить.

Ехать оказалось недалеко. До Зайденфоллен. Не прошло и получаса, как экипаж затормозил перед тяжелыми обитыми металлом воротами.

В дверцу постучали, и керр Гробер открыл замок, впуская сердитого караульного из службы безопасности. Он был таким коренастым, что, казалось, в один прекрасный миг решил расти вширь, а не вверх – форма едва не трескалась на спине.

Снаружи маячили еще двое с манаружьями наперевес.

– Обер-детектив-инспектор Луцио Гробер и стажер Юрген Фромингкейт, – представился Луцио, протягивая удостоверение. – Сопровождаем заключенного Отто Мецтгера к месту казни.

– Оружие? – изучив бумаги, потребовал сотрудник безопасности.

Гробер невозмутимо продемонстрировал ваффер. Юрген с заминкой сделал то же самое: оживший пистолет, почувствовавший хозяина, кольнул ладонь разрядом.

– Они? – кивнул проверяющий на Беса и Ворона.

– Големы.

Не удовольствовавшись словами обер-детектива, караульный вытащил артефакт, приложил ко лбу одной куклы, затем другой, и только убедившись, что перед ним действительно големы, покинул карету.

Ворота отворились, экипаж въехал во двор.

Обширную территорию занимал десяток корпусов, соединенных надземными переходами. Неравномерно распределенные окна на главном здании, складывающиеся в фасеточные глаза, придавали комплексу сходство с затаившимся среди снегов пауком.

Кучер вывернул на крохотную площадь. В центре выложенного брусчаткой круга возвышалась бронзовая статуя пса. Остроухая овчарка гордо, с достоинством взирала на вышедших из кареты людей. «Жизнь и смерть во благо общества», – значилось на постаменте.

– Это же… лаборатория? – уточнил Юрген. – Та, где вафферы собирают, и следилки, и прочие артефакты для особого отдела?

– Верно, – подтвердил Луцио, больше интересуясь выталкиваемым из экипажа заключенным.

То ли эффект дурманного зелья подошел к концу, то ли свежий воздух после духоты кареты подействовал отрезвляюще, но на крыльце Отто Мецтгер внезапно уперся, взвизгнул:

– Я туда не пойду!

Похоже, утренние проволочки все же переполнили чашу терпения керр Гробера: инспектор без лишних уговоров приказал дать арестанту под дых – тот обвис, и големы легко втащили его в здание.

Их встречали. Скучающий лаборант в белом халате обменялся с детективами формальным рукопожатием, равнодушно посмотрел на стиснутого големами заключенного и сухо пригласил всех следовать за собой. Керр Гробер явно уже бывал здесь и дорогу знал прекрасно, потому что в нужный коридор свернул едва ли не раньше провожатого.

Ряд одинаковых белых дверей различался исключительно цифрами на табличках. За третьей по счету обнаружилась большая комната, напомнившая Юргену големную первого отдела: тот же запах стерильности и режущий глаза искусственный свет, тот же функциональный минимум мебели – высокие напольные часы, конторка у стены, массивная тумба и стоящее рядом с ней под наклоном ложе, на котором големы, предварительно раздев, надежно зафиксировали ремнями упирающегося керр Мецтгера.

– Вы не имеете права! Я…

Обрывая возмущенные вопли, Ворон вставил кляп.

Потекли минуты непонятного ожидания. Тикали напольные часы. Гипнотизируя, качался туда-сюда маятник. Бес сел на корточки, складывая одежду заключенного в принесенный с собой мешок. Отто ерзал на столе, силясь ослабить ремни – полуголый, тщедушный, со впалой грудью, он походил на ощипанного петуха и вызывал одну брезгливую жалость. Юрген напомнил себе, что расслабляться рано. Керр Мецтгер – одаренный, а значит, основная опасность заключалась не в хилых мышцах, а в способности управлять маной, которую, конечно, должны были блокировать артефакты-пиявки, но никогда не угадаешь, насколько надежно.

Гробер прислонился спиной к стене и, кажется, задремал.

– А вот и палач.

За всеми проверками Юрген почти забыл, зачем они сюда приехали.

Высокий мужчина в старомодном фраке с большим чемоданом скорее походил на учителя изящной словесности, нежели на представителя жуткой профессии, обозначенной керр Гробером. Он менторски поздоровался, заставив Юргена ощутить себя студентом на лекции, поправил пенсне и прошествовал к тумбе, не обращая внимания ни на привязанного рядом Мецтгера, ни на оцепеневших големов.

Помощник – такой же серьезный молодой человек, напомнивший Юргену клерка в государственном банке, – забрал у Луцио документы. Без суеты и спешки разложил письменные принадлежности на конторке у стены. Начал заполнять формуляр, поминутно сверяясь с бумагами.

«Профессор», пристроив чемоданчик перед собой, замер в неподвижности, ничем не отличаясь от големов рядом. Нетерпение выдавали только постукивающие по крышке пальцы.

«Клерк» писал минут десять. Палач придирчиво изучил переданные бумаги и, не найдя, к чему придраться, кивнул. Дождался, пока помощник вернется за стол, приготовит следующий лист, и начал:

– Дело номер четыреста шесть от двадцатого декабря одна тысяча восемьсот пятьдесят второго года касательно Отто Мецтгера, гражданина Федерации Гезецлэнд. Возраст – тридцать пять лет. Пол – мужской. Особый фактор – врожденная способность к управлению маной. Предварительный приговор вынесен решением суда по делам одаренных от десятого ноября сего года по статье двести одиннадцать пунктам два, три и пять, также – статьям двести тридцать и сто восемьдесят восемь. Решением от двенадцатого декабря оставлен в силе. Утвержден Канцлером от того же числа. Казнь по стандартной процедуре двадцать шесть.

Палач дезактивировал запирающую руну, откинул крышку чемоданчика. Внутри лежал десяток ампул, шприцы, жгут и несколько артефактов непонятного назначения.

Окончательно очнувшийся Отто замычал, задергался, силясь разорвать удерживающие ремни. Палач натянул перчатки. Скрупулезно обтер их спиртом и, не обращая внимания на сопротивление, защелкнул на запястьях и лодыжках заключенного широкие металлические браслеты, похожие на кандалы, но без связывающих цепей.

– Время – десять часов пятьдесят семь минут утра. Приступаем.

Ворон, дополнительно фиксируя, сжал руку приговоренного у запястья и локтя. «Профессор» вскрыл первый из пузырьков.

– Natrium triopental. Пять грамм.

От будничности, с которой действовал палач, стажеру стало не по себе. Несколько людей спокойно и методично лишали жизни человека, хладнокровно, с полным пониманием уничтожали высший дар Создателя – это выглядело так жутко, что разум отказывался принимать происходящее.

– Одиннадцать ноль две. Сознание отсутствует. Ответная реакция на раздражители отсутствует. Pancuronium bromide.

Юрген вцепился в давящий на горло воротник, пытаясь его ослабить. Он хотел и не мог отвести взгляд от спазматических конвульсий тела на ложе, а потому прослушал, о чем толковал Луцио.

– Что?

Обер-детектив посмотрел на напарника с сочувствием и повторил:

– Гуманные у нас все-таки законы. Уж слишком легко эти сволочи отделываются. Без боли и мучений – уснули, и все. Заставить бы хоть одного разочек испытать то же, что и их жертвы.

Юрген вспомнил фотокарточки из отчета, изуродованные тела девушек, которых резали по живому, – и его слегка отпустило. На умирающего он теперь смотрел без ужаса, скорее с брезгливостью – как на раздавленного таракана, который еще шевелится. И мерзко, и любопытно, когда же тот сдохнет.

– Одиннадцать ноль девять. Остановка дыхания. Одиннадцать часов двенадцать минут. Остановка сердечной деятельности, – смотря на браслеты, сухо диктовал палач под запись ассистенту. В неуютной тишине звучали скрип да щелчки шестеренок напольных часов. – Одиннадцать двадцать одна. Полное затухание мозговой активности.

«Профессор» достал очередной артефакт, тщательно обследовал тело. Собрал инструмент, стянул перчатки, бросил на пол и диагностировал.

– Заключенный мертв, упокой Господь его душу, но прежде воздай по заслугам и прегрешениям.

Клерк невозмутимо закончил протокол. Уступил место палачу. Тот поправил пенсне, склонился над листком, явно вдумчиво читая, а не пробегая глазами по строчкам. К облегчению помощника, поставил размашистую подпись.

– Свидетели?

– Идем, – дернул напарника Луцио.

Обер-детектив взглянул на документы мельком и уверенно завизировал – видно, не в первый раз приходилось. Придвинул бумаги стажеру. Юрген, все еще под впечатлением от случившегося, дрожащими пальцами взял перо, окунул в чернильницу. Неловко зацепил острием за край, забрызгав стол. Хорошо, не испачкал документы. Палач нахмурился.

– Пожалуйста, отнеситесь серьезно, керр Фромингкейт.

– Простите.

Стажер торопливо начеркал под фамилией Гробера свою.

– Это вам. А это нам.

Обер-детектив поделил протоколы, постучал отобранными бумагами по тумбе, утрясая их в аккуратную стопку.

– Благодарим за работу.

Палач сухо кивнул и вместе с ассистентом покинул помещение. Словно только и дожидались его ухода, комнату заполонили алхимики, окружили мертвеца. Два парня, тихо переругиваясь, накладывали пентаграмму – Юрген ощутил знакомую кисловатую горечь во рту, когда те активировали источники. Еще один, склонившись так низко, будто собирался поцеловать покойного, светил тому в зрачки. Угрюмый юноша водил над телом артефактом. Тот мигал то красным, то синим.

Работой руководила келер с резким хриплым голосом. Она была некрасива, как некрасива любая женщина, обладающая пусть и толикой, но реальной личной власти. Лет сорока, с тонкими сжатыми в упрямую линию губами, худощавым лицом и чопорно забранными под медицинский чепчик волосами, она напоминала то ли блюстительницу нравов в пансионате для девочек, то ли надсмотрщицу в исправительной женской колонии.

– Стервятники налетели, – прокомментировал керр Гробер и добавил с нарочитой небрежностью: – В общем, вот и вся пьеса. Сейчас оформим акт передачи, и свободны.

– А разве мы не должны забрать тело? – обер-детектив недоуменно приподнял брови, и Юрген пояснил: – Если родственники решат похоронить.

Договорил и сам понял, какую глупость сморозил. Если найдутся люди, которые захотят получить труп серийного убийцы, они смогут забрать его и отсюда.

– Помнишь параграф пятнадцать дробь восемь пункт три?

– Одаренный, умышленно использовавший свои способности для причинения тяжкого вреда или убийства гражданина Федерации Гезецлэнд, признается государственным преступником? – оттарабанил Юрген раньше, чем осознал, о чем идет речь.