– Кстати, я забыл показать тебе одну вещь, – прервал тишину Хару и расстегнул молнию рюкзака. – Ты же помнишь, что у моих родителей очень старая библиотека, где хранятся книги и ценные предметы, принадлежащие семье Сато ещё с семнадцатого века?

– Да, твоя мама однажды отвела меня туда и даже показала гравюру Хиросигэ47 из первого тиража. Я тогда была в неимоверном восторге!

Харука кивнул и продолжил:

– Так вот, недавно я разбирал один из сундуков и наткнулся на это. – Он протянул художнице книгу в мягкой обложке, которая, вероятно, когда-то имела жёлтый оттенок, но теперь полностью выцвела. – Аккуратнее, она действительно старая.

Эри взяла потрёпанный том и положила перед собой, проведя пальцами по шершавой и порванной в нескольких местах бумаге. Название всё ещё можно было прочитать, хотя некоторые иероглифы расплылись, будто давным-давно на них попали капли дождя. «Руководство по искусству инь-ян».

– Что это? Похоже на какую-то оккультную литературу.

Она пролистала пожелтевшие страницы, на которых размещались изображения магических печатей для талисманов, отрывки из сутр и заклинаний, а также иллюстрации, изображающие обряды изгнания нечисти. В самой середине книги лежал сложенный вдвое лист бумаги, настолько старый, что Эри побоялась к нему прикасаться.

– Не бойся, он не рассыплется, я проверял.

Эри пригляделась к надписи, которую оставил на обратной стороне кто-то явно неумелый в искусстве каллиграфии, и приподняла брови, когда поняла, что иероглиф читался как «Цубаки».

– Разверни, ты удивишься ещё больше! – настаивал Хару, и Эри всё-таки взяла бумагу в руки и аккуратно раскрыла, стараясь не порвать истлевший в месте сгибов лист.

Внутри оказалась написанная чёрной тушью картина: три человека отдыхали на краю обрыва и пили саке. Юноша свесил ногу с края, подтянув вторую к груди, и выглядел при этом крайне расслабленно, а девушки сидели рядом: одна, которая была одета в наряд жрицы-мико, наполняла чашу другой, которая носила очки и высокую шапку, напоминающую головные уборы священников.

– Какая необычная картина, – прошептала Эри, и сердце её забилось так быстро, словно стремилось поскорее вырваться на волю. Захотелось отвести взгляд, не смотреть на троих людей, безмятежно сидевших по ту сторону иллюстрации, но она не смогла и потому вновь заговорила: – Совершенно не характерная для той эпохи манера. Какой это век, восемнадцатый, девятнадцатый? Я знаю не так много художников, которые писали картины подобным образом. Очень похоже на…

– Твой стиль, – перебил Хару, показывая на аккуратные линии, выведенные тушью. – Я, конечно, не художник, но с детства наблюдал за тем, как ты рисуешь. Просто вглядись, один в один!

– Не говори ерунды.

И всё же она не могла отрицать, что смотрела будто бы на свою работу: одинаковая манера, толщина линий, композиция – всё напоминало её саму. В рамэнной внезапно стало слишком душно, и Эри пришлось сделать несколько медленных вдохов через нос, чтобы успокоиться.

Люди на картине из эпохи Эдо казались такими знакомыми, что сердце болезненно сжалось при взгляде на них, но художница никак не могла понять, откуда знает эти лица.

– Не бывает настолько явных совпадений! – продолжил Хару. – Может быть, Цубаки – твой родственник, предок? Наши семьи уже давно живут в Камакуре, и такое вполне вероятно.

Она молчала.

– Бабушка рассказывала, что в роду семьи Сато были маги, практикующие искусство оммёдо, так что эта девушка вполне может оказаться моей прапрапрабабушкой, – усмехнулся он и указал на фигуру в очках и высоком головном уборе. – Одежда похожа на традиционное одеяние мико, но есть различия, которые указывают на то, что она оммёдзи. Да и в руках у неё чётки, если присмотреться.

– И правда, она явно не жрица.

– Интересно, что случилось с людьми с этой картины?

Услышав вопрос, Эри замерла и сжала бумагу между пальцами так сильно, что та порвалась на месте сгиба, рассекая нарисованный обрыв надвое.

– Прости, я не хотела! – дёрнула головой художница и тут же сложила бумагу, чтобы больше не видеть пугающе знакомые образы.

– Ничего.

Она знала: что-то было не так. И с мамой, и с ней самой, и с этой непонятной картиной. Единственный, кто мог ответить на все вопросы, ждал её в святилище Яматомори, но прийти туда по своей воле означало, что она сдастся и окончательно признает существование ёкаев и своё родство с акамэ.

– Хару-кун, зачем ты принёс эту картину?

– Когда увидел её, сразу подумал о тебе. Это было до того, как я узнал о происшествии с госпожой Цубаки, поэтому извини, если выбрал не самое подходящее время.

Эри покачала головой:

– Всё в порядке. На самом деле я хочу спросить у тебя ещё кое-что: если бы ты по случайности узнал о чём-то важном, что может перевернуть всю твою жизнь, то захотел бы в этом разобраться? Или предпочёл бы ничего не менять?

Хару ответил не сразу: он сложил пальцы домиком перед собой и задумался. Об обычных вещах друг никогда не размышлял так долго, поэтому Эри отметила для себя: сегодня он точно что-то скрывал.

– Если ты уже знаешь правду, то есть ли смысл убегать? – Он опустил взгляд на выцветшую обложку «Руководства по искусству инь-ян».

– Но иногда правда приносит только неприятности и боль.

– Я не знаю, что у тебя за ситуация, но в такие моменты, когда нужно либо трусливо сбежать, либо собраться с духом и двигаться дальше, я говорю себе: «Корабль заплыл слишком далеко, чтобы возвращаться»48.

– И где ты только этого набираешься, – усмехнулась Эри и тронула палочками гриб шиитаке, который плавал в уже остывшем бульоне. – Мой корабль не просто далеко, а в самом центре бури, и я боюсь, как бы он в итоге не оказался на дне.

– Ты удержишься, уж я-то тебя знаю!

– Да, Цубаки Эри всегда остаётся на плаву.

Разговор её подбодрил, и нести на плечах груз тайны о мире ёкаев стало чуть легче. Хару с самого детства был таким – спокойной гаванью и надёжной поддержкой, тем, кто, несмотря ни на что, оставался на её стороне.

– Ладно, спасибо тебе за вечер. Не против, если я возьму ненадолго картину, которую ты принёс?

– Конечно, я всё равно хотел отдать её тебе.

Эри кивнула и убрала сложенный вдвое лист в альбом для зарисовок.

– Тогда я пойду обратно, чтобы быть рядом с мамой, если она вдруг очнётся ночью.

– Ты себя вообще видела? Иди домой и поспи, а я останусь в больнице до утра.

– Но…

– Эри!

– Ладно, хорошо!

Она вздохнула и прикрыла глаза – усталость и правда давала о себе знать. Эри не была уверена, сможет ли заснуть дома после всего, что сегодня произошло, но никаких сил не осталось, и ей пришлось согласиться.

– Только обязательно позвони мне, если что-то случится.

* * *

На перекрёстке они с Хару расстались, и Эри побрела по той же улочке, по которой шла несколько часов назад в надежде увидеть ёкаев. Здесь ничего не изменилось: в соседних домах давно не горел свет, по краям дороги ветер перегонял с места на место сухие листья, а один из фонарей всё так же мигал.

Эри остановилась около него: лампочка то включалась, то выключалась, привлекая серых мотыльков. Художница вспомнила, что совсем недавно видела здесь маленький огонёк – Абура-акаго, вечно голодного духа масляных фонарей, которого Кэтору посоветовал ни в коем случае не кормить. Интересно, остался ли ёкай на этом месте или уже улетел в поисках еды? Эри пригляделась, но не увидела ничего, кроме стаи бабочек, кружившей в жёлтых лучах электрического света.

Этой ночью она всё же поставила блюдце с маслом на обочину около мерцающего фонаря.

Глава 8
Художница из прошлого

Первые лучи солнца показались из-за холма, оставляя на тёмном небе нежно-розовые полосы, и скользнули бликами по серым воротам, перед которыми стояла Эри. Она вглядывалась в окутанный предрассветной дымкой сад камней, в глубине которого расположился традиционный дом, принадлежавший господину Призраку, но не решалась идти дальше.

За всю ночь Эри так и не сомкнула глаз.

Навязчивое, пробирающее до мурашек чувство теперь не покидало её ни на миг. Ёкаи всегда находились где-то поблизости, и она узнавала их в тихом скрипе половиц, в ветре, потревожившем колокольчик-фурин, в тёмных углах, куда не проникал свет… Пугающие ауры окружали Эри, но без отвара или прикосновений хозяина святилища она ничего не видела и потому даже не могла защититься.

– Ну что, господин Призрак, ваша взяла! – сказала она, обращаясь к божеству Яматомори, но даже не надеялась, что он её услышит. – Я больше не намерена сбегать.

Лучи подсветили тории, создавая вокруг них ореол света, и Эри замерла, заворожённая картиной. Она достала из чемоданчика альбом и тут же, прямо на весу, начала наносить неаккуратные штрихи, стараясь успеть до того момента, как солнце поднимется выше и разгонит серый туман, медленно плывущий по саду.

Зарисовка получилась живой, и художница наконец выдохнула: вот оно! Теперь всё выстроилось в единую картину, и кончики пальцев даже закололо от нетерпения: впервые за несколько месяцев ей действительно захотелось взять в руки кисть.

– Нашла… – прошептала Эри и улыбнулась, разглядывая очертания торий. Она нашла образы, которые желала бы запечатлеть на бумаге и представить на своей первой выставке. Время и место казались неподходящими, но разве не так всегда рождалось настоящее искусство?

Художница прижала к себе альбом, словно там находилось нечто очень ценное, и прошла в глубь сада по дорожке из высоких камней, выступающих из земли. Остановившись около деревянной веранды-энгава, она прислушалась: изнутри дома доносился чуть слышный шорох и чьё-то тяжёлое дыхание. Одна из бумажных дверей сёдзи49 как раз оказалась приоткрыта, и Эри бесшумно сдвинулась вправо, чтобы заглянуть в комнату.

Увиденное заставило её на мгновение оцепенеть. На татами лежал мужчина в лисьей маске: его чёрные волосы и длинные хвосты разметались по полу, тело била мелкая дрожь, а когти впились в циновки, оставляя на них глубокие борозды.

– Господин Призрак! – крикнула Эри, на ходу сбрасывая ботинки, и забежала в дом.

Хозяин святилища зарычал и схватился руками за маску, то ли пытаясь её снять, то ли не позволяя себе этого сделать. Он боролся сам с собой и при этом дышал так быстро и хрипло, что Эри действительно испугалась.

– Что с вами?! – Она опустилась рядом и хотела коснуться его руки, но Юкио неожиданно отполз к стене, напоминая раненого зверя.

– Уходи! – сказал он, и из-под маски послышалось глухое шипение: кицунэ начал задыхаться. – Ты не должна… Не должна это видеть!

– Перестаньте нести чушь и просто скажите, чем помочь!

Эри откинула альбом и чемодан в сторону и беспомощно огляделась: комната являла собой прекрасный пример традиционного японского жилища – ничего лишнего, а под рукой лишь самое необходимое. Очаг в полу с висевшим над ним чайником, ширма, за которую убирался футон50, низкий стол для работы и старый сундук, но среди всех этих вещей не нашлось ничего, что могло бы хоть как-то помочь.

Вместо ответа Юкио застонал и снова повалился на пол, хватаясь за горло.

– Вы же дышать не можете! – Эри подползла к хозяину святилища и дотронулась пальцами до лисьей маски. – Нужно снять.

– Нет, нет! – Господин Призрак накрыл её руку своей ладонью и крепко сжал, не позволяя ничего сделать.

От неожиданного прикосновения глаза Эри на мгновение закатились, а внутри всё перевернулось, будто кто-то поднял её над землёй и подвесил вверх ногами. Когда к ней вернулось зрение, она тут же отпрянула, но всё же не отпустила руку господина Призрака: что-то мрачное и тяжёлое окутывало Юкио, растекаясь по татами, подобно смоле.

– Я снова вижу это, – прошептала она, когда аура расширилась ещё больше, напоминая чёрное сердце, с каждым ударом увеличивающееся в размерах.