Белая ширма, искусно расписанная столбцами каллиграфии, задрожала, и из-за неё показалась голова юноши с растрёпанными волосами: вокруг его глаз будто размазали сажу, а неопрятный вид говорил о том, что голос хозяина разбудил Кэтору.

– Я вообще-то спал, – зевнул он, обнажая белые клычки, и потянулся. – Вы хотите прогуляться в таком обличье?

– Почему нет? Сегодня отличная погода.

– Тогда сейчас предупрежу служителей, чтобы закрыли Яматомори для посетителей.

Площадь перед главным залом для молящихся пустовала: все мико и священники поспешили вернуться в свои жилища, чтобы не беспокоить Посланника самой богини Инари во время прогулки. Юкио обычно не показывался перед простыми смертными и редко покидал свой сад, день ото дня выполняя обязанности ками в одиночестве, но сегодня тёплый ветер срывал лепестки с вишен, а солнце уже пригревало по-весеннему, и кицунэ решил на время оставить работу.

Он прошёл вдоль аллеи из каменных фонарей и остановился у тэмидзуя64 – вода тихо журчала, создавая мимолётное ощущение свежести, и Юкио прикрыл глаза, поворачиваясь лицом к солнцу. Кэтору же сел на один из прилавков с талисманами и пониже опустил поля соломенной шляпы, которую стащил у одного из служителей.

– Господин Призрак, может, пойдём обратно? Вы хотите, чтобы я ослеп? Знаете же, тануки не выносят яркий дневной свет.

– Если что-то не нравится, – заговорил хозяин святилища, продолжая наслаждаться теплом, – могу вернуть тебя в обличье ржавого чайника.

– Нет-нет, мне и так хорошо! Просто слишком светло.

Кэтору ещё что-то пробормотал себе под нос и сложил руки на груди, терпеливо ожидая, пока хозяин не решит вернуться в дом. И всё же краем глаза он наблюдал за Юкио: кто угодно сказал бы, что богиня Инари не пожалела сил, создавая своего Посланника. Его лицо, словно написанное тушью на рисовой бумаге, обладало такой возвышенной ясностью и плавным изяществом черт, что люди без сомнений называли кицунэ божеством.

Но Посланники, обитающие на земле несколько столетий и ставшие ками, порой не могли скрывать за маской божественности своё истинное лицо, на котором всегда оставался отпечаток неукротимой натуры, что роднила их с ёкаями. Юкио выдавали глаза ярко-янтарного цвета: внешние уголки были слегка приподняты и придавали ему хитрый, а порой и хищный вид.

Где бы хозяин святилища ни появлялся, каждый раз его облик притягивал взгляды не только смертных, но и других ками: белоснежные, как новый нагадзюбан, волосы, среди которых горделиво возвышались вытянутые лисьи уши, спускались до самой поясницы, а за спиной, словно спицы раскрытого веера, росли пять хвостов такого же чистого цвета, по хвосту на каждые сто лет жизни кицунэ.

Он был прекрасным божеством, и Кэтору по-настоящему гордился тем, что поклялся в верности именно ему.

– Сколько мико сейчас работает в святилище? – спросил Юкио, подходя к статуям лис, рядом с которыми прихожане оставляли подношения.

– Десять девушек, а что? – Кэтору спрыгнул с лавки и подошёл к хозяину.

– На головах статуй грязь.

– Ну да, позавчера же шёл дождь – тут всё так размыло, вы бы видели.

Юкио достал из-за ворота кимоно белый шёлковый платок и протёр каменных кицунэ, попутно поправляя алые нагрудники на их шеях.

– Передай каннуси Кимуре, чтобы лучше следил за порядком: мы всегда должны быть готовы к приходу богини Инари.

Кэтору фыркнул и, сорвав длинную травинку с ближайшей клумбы, положил её в рот.

– Думаю, богине нет дела до таких небольших святилищ, как наше.

Пропустив мимо ушей эти слова, Юкио указал белоснежным когтем на красные ворота – тории и с раздражением произнёс:

– Я даже отсюда вижу, что краска уже потрескалась от времени. Пусть завтра же всё перекрасят.

– Как скажете.

Со стороны каменной лестницы донёсся скрипучий голос старшего оммёдзи – господина Итиро Нобу. Он занимал в святилище невысокую должность, но всё же прихожане уважали его как человека, к которому в первую очередь можно было обратиться, если возникала проблема с нечистью. Когда-то ходили слухи, что мага с позором отослали из Государственного бюро по изгнанию демонов65 за шарлатанство, и он смог найти работу лишь в Яматомори, но подозрительные толки сразу же утихли, как только господин Итиро начал помогать жителям Камакуры. Юкио не желал вникать в человеческие распри и поэтому позволял магу служить здесь до тех пор, пока тот хорошо выполняет свои обязанности.

В воротах показалась низкая фигура Итиро Нобу, облачённого в просторные белые одежды с красной окантовкой на рукавах. На его шее висели деревянные чётки, а голову венчала высокая закруглённая шапка – эбоси66, которая, правда, придавала магу скорее вид уличного шарлатана, чем оммёдзи.

Рядом с мужчиной шла неуверенным шагом босоногая девушка в изношенном кимоно, обрезанном по колено. Её руки и ноги покрывала грязь, а на таком же испачканном лице читалось недоумение вперемешку с любопытством – она не сводила глаз с каменных лис в алых нагрудниках и с богатого убранства святилища.

– Надеюсь, я об этом не пожалею, – сказал Итиро, вытирая пот со лба: подъём по ступеням в гору давался ему с трудом. – За всё время не проронила ни слова, ты же не немая? Если немая, я тут же верну тебя обратно родителям!

Она молчала, продолжая рассматривать священные постройки, будто даже не слышала слов мага.

– Или, может, глухая?

Итиро достал из-за пояса сложенный веер и ударил девушку по затылку, заставляя взглянуть на себя.

– Ты обязана отвечать, когда с тобой говорит старший оммёдзи!

– Да, господин.

– Чего смотришь как затравленный зверёк? Если будешь своевольничать, то не только веером получишь, палкой тебя при всех отхлещу! Вот же взял на свою голову женщ…

Маг не успел договорить. Увидев, что к ним приближается Посланник богини Инари, он задрожал всем телом и, словно подстреленный, упал на колени, касаясь лбом земли, а девушка рядом так и продолжила стоять.

– Ты что делаешь, глупая?! – зашипел Итиро и схватил подопечную за край кимоно, стараясь утянуть её вниз.

Юкио подошёл к красным ториям и с любопытством посмотрел на гостью святилища, которая не склонила перед ним голову.

Сразу видно – из семьи крестьян: в спутанных волосах цвета непрогоревшего угля виднелись колтуны, а в тех местах, где светлую кожу не облепляла грязь, расцветали синяки и ссадины. Лицо же, наоборот, выделялось, словно не принадлежало этой девушке, напоминающей попрошайку. Даже испачканное то ли землёй, то ли сажей, оно выглядело миниатюрным и аккуратным, кончик носа был слегка вздёрнут, а в больших глазах, в которых тёмная радужка сливалась со зрачком, виднелся красноватый отблеск. Она родилась с благословением Инари – это Юкио понял сразу, как только столкнулся с её взглядом.

– Помилуйте, Юкио-но ками! – заскулил Итиро, отпустив потрёпанное кимоно своей подопечной. – Она не знает, кто предстал перед ней! Необразованная девчушка, не обучена ещё хорошим манерам.

– Как твоё имя? – спросил хозяин святилища, не обращая внимания на причитания оммёдзи.

Она молчала, но при этом прикусила потрескавшуюся губу, словно раздумывала – стоит ли разговаривать с незнакомцем.

– Господин, её зовут… – вмешался Итиро, осмелившись поднять лицо.

– Я спросил нашу гостью.

– Слышала, что кицунэ нельзя доверять, – неожиданно заговорила девушка и прищурилась. – А вы, как я вижу, самый настоящий кицунэ.

Старший оммёдзи раскрыл рот и обмяк, ещё ниже припадая к земле. Пот крупными каплями срывался с его носа, и, кажется, маг в отчаянии зашептал что-то о дурных женщинах.

– Я хозяин этого святилища, и ты пришла служить мне. Твоё имя – такая большая тайна?

– Нет, господин. – Она обеспокоенно огляделась и переступила с ноги на ногу. – Другие часто спрашивают имя, чтобы завладеть душой. Я никогда не говорю им.

– Другие?

– Юкио-но ками, эта девчушка – акамэ, поэтому её и продали в наше святилище, – сказал Итиро, поднимаясь с земли и с силой надавливая ладонью на затылок будущей служительницы, чтобы та наконец склонила голову. – Наверное, когда она жила в деревне, к ней постоянно приходили ёкаи.

– Вот как.

Юкио взглянул на склоняющееся к закату солнце и махнул рукой, подзывая своего слугу, который всё это время стоял в тени деревьев, скрываясь от ненавистных лучей.

– Проследи, чтобы мико хорошо отмыли эту девочку, иначе она не сможет служить в Яматомори: богиня Инари не терпит грязи.

– Да, господин! – Кэтору ответил безрадостно, а когда вблизи увидел гостью, которую привёл в святилище старший оммёдзи, и вовсе зашипел, скривив губы: – Хотя, может, вернуть её обратно, пока не поздно?

Но Юкио уже не слушал и медленным шагом направился к аллее с каменными фонарями, а потому его поручение пришлось выполнять.

* * *

Развешанные на верёвках лохмотья хлопали на ветру.

В этой части города сильнее, чем в других местах Камакуры, пахло тухлой рыбой и морской солью. Дома рыбаков стояли у самой кромки воды: тут же на вешалах сушились длинные водоросли, мерно покачиваясь на ветру, рядом лежали снасти, а в сетях на песке, кажется, кто-то забыл свой улов, от запаха которого хотелось поскорее заткнуть нос.

Остановившись около лачуги с соломенной крышей, Юкио достал из рукава кимоно деревянную табличку и посмотрел на надпись: «Богиня, смиренно прошу, спаси нас! Моего мужа мучает злой дух, и у меня нет денег, чтобы нанять оммёдзи. Если великая Инари не поможет, то мы умрём этой же ночью».

Обычно просьбы об изгнании духов передавались в руки мага или старшего священника, но иногда от иероглифов, написанных дрожащей рукой прихожанина, так и веяло тёмной аурой. Сильные ёкаи оставляли свой резкий запах на всём, к чему прикасались, и устранением такой нечисти божественные Посланники занимались сами.

Юкио принюхался и тут же поднёс рукав кимоно к лицу, прикрывая нос, – чутьё никогда не подводило его. Женщина, оставившая мольбу в святилище Яматомори, совершенно точно жила здесь: вокруг дома витал еле уловимый тошнотворный запах, который смешивался с вонью подпортившейся рыбы. От эма пахло так же – страхом и скверной.

На пустынной улице не было прохожих, и Юкио, убрав иллюзию, под которой скрывал лисьи уши, шагнул к двери. Где-то справа залилась лаем собака, привязанная верёвкой к забору, но, встретившись с янтарным взглядом кицунэ, горящим в темноте, подобно двум свечам, пёс заскулил и припал к земле.

Бесшумно сдвинув дверь сёдзи, Юкио зашёл внутрь. В небольшой комнате на полу лежали в беспорядке рыболовные сети и разбитая глиняная посуда, а над потухшим очагом покачивался полый бамбуковый столб, на котором висел почерневший от копоти чайник. На первый взгляд могло показаться, что хозяева уже давно оставили дом и сейчас здесь никто не живёт, но кицунэ сразу уловил слабый хриплый голос, словно неподалёку напевал песенку ребёнок: «М-м-м, м-м-м-м». Юкио дёрнул ушами и прищурился – в углу кто-то зашевелился.

Приблизившись, хозяин святилища увидел на полу тело пожилого мужчины, кожа которого уже успела приобрести серый оттенок, и тело женщины, что прильнула головой к его груди, – в её открытых остекленевших глазах застыла печаль. Рядом сидело нечто в белых изорванных одеждах: на уродливом лице с нависшими над блёклыми глазами веками застыла кривая улыбка, а корявыми пальцами существо поглаживало распущенные волосы бездыханной жертвы. «М-м-м, м-м-м-м…» – продолжало оно убаюкивать супругов.

– Юрэй!67 – позвал Юкио, зажигая на ладони голубой огонь.

Словно очнувшись от сладостного наваждения, призрак наконец оторвался от своего занятия и с шипением отпрыгнул от добычи. Тела выглядели так, будто их убили пару дней назад, но ведь женщина писала молитву на табличке сегодня утром, и тогда она точно была жива. Это настораживало.

– Что ты с ними сделала?