Я миновал театр, перед входом в который разыгрывала сценку парочка актёров, намётанным взглядом определил в одном из зевак карманника и едва успел сграбастать принесённый ветром бульварный листок. Сунул газету в короб и двинулся к двухэтажному каменному зданию, выстроенному чуть наособицу от соседних домов. К его входной двери вели полукружья мраморных ступеней, а витраж на фасаде сверкал в солнечных лучах разноцветьем ярких красок.

На бирюзовом фоне там раскинулось величественное древо с рубиновыми, оранжевыми, багряно-чёрными и уже опадающими жёлтыми листьями, а кора была цвета заморского индиго. Странное сочетание цветов завораживало и притягивало взгляды; прохожие то и дело замедляли шаг, иные даже замирали на месте, но никто из этих зевак не пытался войти и оценить, как выглядит витраж изнутри. Клуб «Под сенью огнедрева» был для избранных.

Усатый привратник в пронзительно-синей ливрее и обтягивающих бриджах хмуро глянул из-под кустистых бровей, жестом затянутой в белую перчатку ладони велел повернуться кругом и счёл мой внешний вид вполне подобающим.

– К гостям приставать не вздумай! – в который уже раз предупредил он, после небрежно поправил короткий цилиндр и вновь неподвижно замер на верхней ступеньке крыльца.

Ну а я скромненько расположился на ступеньке самой нижней – сбоку, как можно дальше от входной двери. Устроил перед собой короб, который заодно служил подставкой для ног клиентам, начал раскладывать рядышком щётки, скребки, тряпицы и банки с разноцветной ваксой.

Грязная обувь – удел бедноты. Для уважающего себя человека попросту невозможно явиться в гости, присутственное место или ресторан в нечищеных туфлях, а улицы замощены не везде, во дворах – лужи, на дорогах – конские яблоки. И тут я! Отскоблю, вычищу, заполирую!

Разумеется, работали в квартале и другие чистильщики, но бульвар был людный, хватало клиентов и мне, и загорелым дядькам, выкупившим в управе патенты и застолбившим за собой все хлебные места. Я – нет, я был здесь чужаком на птичьих правах. Чистил обувь гостям клуба и за это отстёгивал треть заработка привратнику, а ещё треть уходила в карман подручного квартального надзирателя, который закрывал глаза на то, что моими услугами пользуются и обычные прохожие.

А иначе – никак, иначе ловить здесь было нечего. Редко-редко меня вызывали в переднюю клуба и ещё реже после этого удосуживались заплатить. Сюда господа не приходили, а приезжали, обувь им чистили лакеи. Вот и сейчас пассажиры трёх один за другим остановившихся у крыльца экипажей в мою сторону даже не взглянули, сразу прошли внутрь.

Впрочем – ерунда. Набегало в итоге не так уж и мало. В удачные дни получалось выкраивать себе половину заработка, в нечастые неудачные я не жадничал и отдавал своим покровителям почти всё, лишь бы только не лишиться их расположения. Уж больно непросто было столковаться с этой парочкой. Но дело того стоило: пусть чистильщику обуви и не светит сорвать куш, зато удачное место обеспечивало неплохой и, что самое главное, стабильный доход. В Гнилом доме таким больше никто похвастаться не мог. У нас либо густо, либо пусто. Ну и в долги влететь легче лёгкого.

Подошёл молодой человек в неброском сером сюртуке и свободного кроя штанах. Приветствуя привратника, он прикоснулся пальцами к полям котелка, затем поставил ногу на короб и огляделся по сторонам.

– Удачный намечается денёк, да? – с усмешкой произнёс помощник квартального надзирателя, проведя ногтем по реденькой полоске усиков над верхней губой. Блеснул медью висевший на цепочке свисток.

Я занялся его грязными ботинками и кивнул.

– Ага, лило как из ведра!

Дождь шёл всю ночь напролёт, а вот к утру распогодилось, так что сейчас и вправду было самое время воспользоваться услугами чистильщика обуви.

Помощник квартального оценил состояние своих ботинок, небрежно бросил:

– Работай! – И зашагал было прочь, но замер, уставившись куда-то вдаль.

Я проследил за его взглядом и увидел, как спешно разбегаются прохожие с пути катившего по дороге парового экипажа. В нашей округе появление самодвижущейся коляски собрало бы целую толпу, здесь же за чудо-агрегатом увязались лишь двое мальчишек, хотя хватало на улице и разносчиков, и славящихся своей бесшабашностью подмастерьев.

Когда самоходный экипаж остановился перед крыльцом и стал виден боярский герб с чёрным змеем на лиловом поле, я опасливо втянул голову в плечи и постарался сделаться как можно незаметней. В клуб прикатил тайнознатец из родовитых, а более вздорной публики было не сыскать. Куда там подвыпившим ухарям!

Шофёр в блекло-лиловой ливрее остался за рулём, а из экипажа выбрался молодой человек с цепким взглядом охотника на воров. Молодчик глянул на меня – будто стылым ветерком потянуло! – затем осмотрел улицу и лишь после этого распахнул дверцу пассажирского отделения. Из того появился седовласый старик. С подножки он шагнул сразу на вторую ступень крыльца, а там вдруг навалился на трость с ручкой в виде змеиной головы и уставился на меня.

Зрачки тайнознатца цветом оказались под стать полю герба, были они лиловыми и ничуть не выцветшими. Прежде чем я успел разглядеть хоть что-то ещё, старик хрипло каркнул:

– Прочь!

Я вскочил со ступеньки, и тотчас трость стремительно крутанулась, расплывшись в едва различимую глазом полосу. Спас опыт уличных драк – чуть приподнял ногу, и удар не раздробил колено, а пришёлся по голени. В голове будто шутиха взорвалась, на какое-то время мир попросту перестал существовать.

Точнее – из действительности выпал я сам. Очнулся на мостовой, когда экипаж уже укатил, а злобный старикан скрылся в клубе. Но его спутник задержался на крыльце, именно он и скомандовал:

– Избавьтесь от мусора!

Из глаз у меня текли слёзы, нестерпимо ныло под коленом и болела прокушенная губа, а голова и вовсе шла кругом, но на улице не выжить тому, кто не умеет держать удар. Я вмиг бросил зажимать ладонями отбитую ногу и принялся запихивать в короб щётки и скребки. Уже взял банку с ваксой, когда привратник вдруг ухватил меня за ворот и рывком стащил с крыльца!

Помощник квартального приложился ботинком по коробу, я наклонился поднять его, и это стало ошибкой. Привратник так наподдал ногой под зад, что меня бросило вперёд и устоять не вышло, прокатился на животе, разрывая рукава и ссаживая локти. Следующий пинок пришёлся по коробу, стенка его проломилась, крышка распахнулась, содержимое разлетелось по сторонам. А только я вскочил, и привратник угрожающим замахом пресёк попытку задержаться, дабы собрать пожитки.

– Убирайся! – гаркнул он. – И чтоб я больше тебя здесь не видел, гадёныш!

Прохожие засмеялись, кто-то издевательски засвистел, стало так обидно, что аж зубами скрипнул. Только это уже не от обиды, а от бешенства и бессильной злобы.

Именно что – бессильной. Черти драные! Плетью обуха не перешибёшь!

Припадая на отбитую ногу, я поплёлся прочь с одной-единственной банкой ваксы, и в спину тут же что-то ударило – не иначе швырнули щётку. Я вздрогнул, но не обернулся, сделал это уже только у соседнего дома, когда правую голень пронзила особо острая вспышка боли. Кинул быстрый взгляд на клуб, похромал дальше, задумался.

Никто здесь не знал, кто я и откуда. Никакой охотник на воров след не возьмёт. Да и не станут на этих живоглотов деньги тратить. Чай, не вор и не убийца. Главное только ноги унести.

Я оценил остававшееся до перекрёстка расстояние, развернулся и, продолжив движение корпуса, мощным плечевым замахом отправил жестянку с ваксой прямиком в витраж на фасаде клуба. Медлить не стал и сразу рванул прочь, успел пробежать добрый десяток шагов, прежде чем меня нагнал звон рассаженного стекла.

Да! Попал!

У меня словно крылья за спиной выросли! А как иначе-то?! Теперь если изловят, то тумаками не отделаюсь: либо насмерть забьют, либо в долговую тюрьму бросят, где и сгнию.

Бежать!

Разлетелась по улице и оборвалась пронзительная трель свистка, следом подручный квартального заорал:

– Держи вора!

Я легко уклонился от протянутой руки, затем метнулся в другую сторону, огибая вознамерившегося загородить дорогу лоточника.

Вот ты-то куда лезешь, баран?! Сшибу же!

Скорость я набрал приличную, непременно успел бы повернуть за угол и затеряться на соседней улочке, если б какой-то франт не сунул в ноги трость. Пришлось скакнуть через неё, и в момент приземления под коленом полыхнула боль, ступня подвернулась, удержать равновесие не вышло, только и сумел, что не пропахать мостовую носом. Кувыркнулся и тут же вскочил, но момент оказался упущен безвозвратно: улицу уже перегородили кучковавшиеся перед театром зеваки. Через них не прорваться, за спиной – шаги!

Я шарахнулся в боковой проход, и привратник пронёсся мимо, не сумев вовремя повернуть за мной. Только всей форы – шиш да маленько!

Отчаяние и страх придали сил, но проход закончился тупиком, и ничего не оставалось, кроме как юркнуть в распахнутые ворота. Задворки театра окружал высоченный забор, а только я вытянул из кучи мусора обрезок доски и отскочил с ним к стене, следом ворвался взбешённый привратник.

Мимолётное замешательство преследователя сыграло мне на руку – я в один миг оказался за его спиной и со всей дури саданул доской по затылку. Цилиндр улетел прочь, а дядька рухнул как подкошенный. Попытался было привстать, но лишь глухо застонал и неподвижно замер на земле.

Серебром блеснула уходившая в жилетный кармашек цепочка; я легко переборол соблазн умыкнуть часы, подпрыгнул, ухватился за водосточную трубу и принялся карабкаться по ней на крышу театра.

Едва успел миновать карниз второго этажа, как в лодыжку вцепились сильные пальцы, но подручный квартального чуть опоздал и не стянул меня к себе, лишь сдёрнул с ноги ботинок.

Сволочь!

Я ещё шустрее заработал руками и едва не сорвался, когда ладонь соскользнула с покрытого толстым слоем сажи кирпича. Чудом удержался, успев перехватиться другой рукой, а как перевалился через ограждение крыши и глянул вниз, без промедления сорвал с ноги второй башмак.

Лови!

Уже начавший взбираться вслед за мной молодчик получил деревянным каблуком по темечку и соскочил на землю, а я поднял надломленную черепицу, замахнулся и, желая расквитаться за всё и сразу, запустил её в преследователя. Подручный квартального вскинул руку, и обожжённая глина разлетелась в пыль, словно угодила в невидимую преграду или нарвалась на встречный удар незримого тарана.

Адепт! Этот гад – адепт!

Я отпрянул от ограждения, и тут же послышался окрик:

– Эй!

Трубочист в двух крышах от театра сунул в рот два пальца и пронзительно засвистел, я испуганно вздрогнул и понёсся на другой край здания. Оно чуть возвышалось над соседними, и мне безо всякого труда удалось перемахнуть зазор в сажень шириной, для верности оттолкнувшись левой ногой, а не отбитой правой. Не устоял, кувырком сбросил скорость и рванул дальше.

Бежать!

0-2

Тошно стало, уже когда вернулся в родную округу. До того держался настороже, а тут и азарт отпустил, и погони больше опасаться не приходилось. Даже пьянящая ненависть потускнела и выцвела, превратилась в глухую злость. В том числе и на себя самого.

Надо было как-то иначе поступить. Надо было выкрутиться!

А так – ну да, я им всем показал, но что мне с того?

Башмаки потерял, картуз посеял, одежду порвал, инструментов и тех лишился. Придётся у Луки деньги просить. Пусть и не его собственные, пусть из общего котла, куда побольше многих вкладывался, но – просить.

Не впервой, конечно, да и куда сильнее иной раз перепадало, но тут одно к одному подобралось, ровно сглазил кто. Сначала Жирдяй, потом вздорный тайнознатец. Вот он-то чего ко мне привязался? Чем я ему помешал?

Сволочь!

Правая нога при каждом шаге взрывалась острой болью, я старался на неё не наступать – шёл и подволакивал. Хромал.