– Времена изменились, Ань, – резко ответил первый голос. – И если раньше у меня был какой-то повод, чтобы рисковать собой и своим бизнесом, то сейчас у меня его нет. И ты прекрасно знаешь, почему.

– Не надо переводить все на личности, – холодно заметила вторая собеседница. – Есть мы, есть всё, что между нами, а есть сотни людей, которым нужна помощь. Насколько я помню, тебя волновала их судьба, когда мы все это начинали.

– Да, вот только продолжать ты решила без меня.

– Во-первых, ты сама отказалась рисковать. И я понимаю, почему. Во-вторых, повторюсь: давай оставим прошлое в прошлом. Речь не об этом.

– Конечно же, не об этом! – саркастично рассмеялся первый голос. – Ты же не любишь говорить о том, что тебе неприятно. Окей, давай без личностей. Чисто по делу. И мой ответ: нет. Я не буду рисковать, Аня. Если раньше было более-менее спокойно, то сейчас кое-что начало происходить. Мне клиенты, знаешь ли, рассказывают всякие вещи. И с меня хватит. Я не твоя Кара, которой закон не писан!

– Ты можешь нормально объяснить? – еще более устало спросил второй голос.

– Нет, – отрезал первый. – Сама скоро все узнаешь. Я тебе не служба новостей.

На несколько минут в комнате повисло молчание, неудобное настолько, что даже Саше, сидящей в соседнем помещении, захотелось выйти покурить.

– Майя, – наконец тихо позвала та, кого называли Аней. – Нам действительно нужна твоя помощь. Кроме тебя больше никого нет.

– А я действительно не могу ничем тебе помочь. Мне есть, что терять, Аннет, – не менее тихо ответили ей. – Знаешь, он ведь в этом году в первый класс пошел…

Они снова замолчали. В тишине кабинета мирно простучала чайная ложечка. Саше становилось все более некомфортно: невольно она подслушивала что-то очень личное. И, судя по тону разговора, не совсем безопасное.

– Ладно. Послушай… – наконец произнесла Майя. – Все, что я могу сказать… Ты ведь знаешь эту китайскую лавочку в Камергерском?

– Кукольная, что ли?

– Да. Так вот… Не будет там сегодня больше лавочки.

– Подожди… – удивленно выдохнула Аня. – Как так? Да у нее чуть ли не президент же бывал!

– Президент-не президент, но половина министров точно. Но вот… Не будут больше.

– Быть не может. У нее крыша на трех континентах. Не тронет ее никто.

– Уже тронули. Прямо сейчас трогают. У меня опер Канцлера сидел час назад. При мне докладывали ему по скайпу. Не веришь – езжай да посмотри. Только, пожалуйста, завтра и осторожно. И вообще… Зря ты сюда пришла. Больше не приходи.

– Майя…

– Я сказала, не приходи. У вас есть Кара. Вас не тронут. Меня могут в любой момент.

– Ты им нужна.

– Да, как и тебе… Вам. Меня не тронут. А вот Егора…

В наступившей тишине тихий вздох и шуршание ткани показалось невыносимо громким. Словно невидимый звукорежиссер в погоне за саспенсом подкрутил колки до максимума. Саша знала, что ей необходимо встать и выйти за дверь, не присутствовать при этом взаимном разоблачении когда-то, видимо, очень близких людей; при этой тяжелой битве между обидой, необходимостью и страхом. Но она продолжала сидеть, баюкая в руках уже совершенно пустую чашку, и жадно вслушивалась, безошибочным чутьем настоящего журналиста понимая, что за пудрой взаимного напряжения и человеческих факторов скрывается что-то глобальное и важное, что-то, затрагивающее, возможно, теперь и Сашу.

Вряд ли она понимала и пятую часть того, о чем они говорили. Но мрачный флер Регистратуры маячил в разговоре грозовой тенью. Что делать с этой информацией? Позвонить Амадео? Сохранить себе? Стоит ли вообще что-то делать? Она только несколько часов как упала в эту новую реальность, и от всего пережитого давно кружилась голова. Саша не была готова разбираться во всем сейчас и сходу принимать чья-то сторону. Почему она вообще должна? Господи, она и политические новости обычно пролистывала, как бесполезные!

– Я поняла, – прервал ее размышления голос Ани. – Значит… Даже сегодняшних к тебе нельзя?

– Пусть приходят в порядке очереди. Официально, – глухо ответила Майя. – Иначе я не приму.

– А если я попрошу Кару за тебя вступиться? – не оставляла попыток собеседница.

– Вот уж чего еще! Во-первых, это сразу меня противопоставит! А я хочу просто спокойствия, и думала, что нормально объяснила тебе это! Во-вторых… Очень надеюсь, что она вообще. Никогда. Тут. Больше. Не появится. А если появится, я ее по-своему встречу. Ясно?

– Ясно, – примирительно ответила Анна. – Думаю, мне лучше попрощаться.

Не слушая ответа Майи, Саша встрепенулась, нашарила наушники в сумке и молниеносно вставила их в уши, включая на полную громкость музыку. Как раз вовремя: дверь напротив распахнулась, и оттуда вышла сначала элегантная блондинка в стильных очках, а за ней – татуировщица. Блондинка вышла из помещения, не взглянув на Сашу; вторая же молодая женщина остановилась около нее, вопросительно глядя на девушку. Призвав на помощь весь свой актерский талант, Саша невозмутимо вытащила наушники и улыбнулась ей.

– Здравствуйте, – приветливо начала она. – Мне сказали к вам прийти.

– Я поняла, – кивнула Майя. – Пойдемте в кабинет. Обещаю – больно не будет.

Они направились в ту самую дверь, из которой только что выходила блондинка. Внутри оказалось довольно уютно: большое зеркало, множество профессиональных атрибутов и десятки фотографий клиентов, с улыбкой демонстрирующих свои татуировки. Майя указала клиентке на кресло, а сама отошла к шкафу, что-то там разыскивая.

У Саши появилась возможность наконец-то ее рассмотреть. На самом деле, посмотреть действительно было на что. Майя не была похожа на тату-мастеров, какими их представляют обычно. У нее самой не было видно ни одной наколки, никакого пирсинга; она даже не была накрашена.

Волосы были обстрижены практически под ноль: короткий пушок, почти светившийся от света комнатной лампы, не в счет. Черты лица будто нарисованы – настолько правильными они казались: тонкие строгие губы, аккуратный нос, большие светлые глаза в обрамлении художественно четких бровей. Это было лицо греческой статуи, но не живого человека; что-то мраморно-холодное, но при этом становившееся потрясающе живым, когда в него пробиралось человеческое несовершенство эмоций. Ее нельзя было назвать канонно красивой; она даже не была особенно стройна – нет, скорее, гармонично сложена, да к тому же имела явно великолепный вкус, потому что одежда ее была подобрана ровно так, чтобы показывать ее лучшие стороны, скрывая недостатки. Великое умение женщины, превращающее ее в произведение искусства.

Однако даже не это привлекло внимание Саши – в конце концов, женской красотой она интересовалась исключительно умозрительно и порой по-девичьи ревниво: кто из представительниц прекрасного пола не имеет привычки сравнивать себя с другими? Странность Майи заключалась в другом: помимо лица, ни один сантиметр тела татуировщицы не был открыт. Бежевая водолазка упиралась практически в мочки ушей; мягкие штаны были заправлены в высокие сапоги из не менее мягкой перчаточной кожи; но главное – руки ее были спрятаны в осторожные бархатные перчатки, обтягивающие пальцы, как вторая кожа. А ведь они находились в помещении! Майя вся была задрапирована в одежду, как в защитный кокон; при этом кокон этот даже на вид был настолько мягок и нежен по текстуре, что хотелось провести по нему пальцами, дивясь.

Спрашивать казалось неприличным, но любопытство взяло верх, и Саша решилась на осторожный вопрос:

– Извините… А вам не жарко?

Майя улыбнулась – светло, но немного грустно. Видимо, к таким вопросам она привыкла.

– Вы же только что узнали об Альтернативных людях, верно? – тихо спросила она, поворачиваясь к Саше. Дождавшись кивка, она продолжила:

– Вы привыкнете к тому, что некоторые из нас имеют странности. Во внешнем виде, в привычках. Кто-то, например, каждые три минуты отгрызает один и тот же ноготь. И это ему зачем-то нужно. Кто-то вынужден ходить всегда в темных очках. Кого-то с первого взгляда никогда не заподозришь. Все это диктуется нашими Возможностями. Они всегда лишают тебя чего-то. Я вот, например, никогда не смогу раздеться и пойти на пляж. Не смогу обнять своего сына рукой без перчатки. И каждое утро принимаю по горсти таблеток, снижающих чувствительность. Вся моя кожа ниже шеи – как один оголенный нерв. Есть даже медицинское определение – аномально высокая кожная гиперестезия. Правда, одна моя рука…

Майя подняла правую руку и пошевелила пальцами в воздухе, прежде чем снять с нее перчатку. Саша неосознанно задержала дыхание – вся правая кисть женщины была черной с синеватым отливом, будто ее окунули в мазут или накачали чернилами вместо крови.

– …одна моя рука вполне себе обыкновенна. С точки зрения чувствительности. Однако ходить так по улице я все-таки не рискую, – закончила татуировщица, не стирая доброжелательной улыбки. – Что, страшно выглядит?

– Странно, – отозвалась Саша.

– Ничего, зато мне не нужны никакие инструменты, чтобы делать людям татуировки. Да не простые, а почти волшебные! – рассмеялась женщина, и Александра не смогла не подхватить ее улыбки – настолько заразителен и светел был этот смех.

Отсмеявшись, Майя взяла стул и села напротив клиентки, глядя ей в глаза с серьезным спокойствием.

– Вообще-то в альтернативном обществе не принято обращать внимание на чужие странности. И спрашивать о Возможностях тем более, – ровно заметила она.

Саша смутилась.

– Извините, я… Я не совсем еще понимаю все.

– Да ладно, – кивнула татуировщица. – Все мы через это проходим. Мне не страшно и не больно об этом рассказывать. А моя Возможность и так написана большими буквами в каталоге услуг. Уж лучше пусть новенькие расспрашивают меня. Но давайте вернемся к татуировке. Я расскажу, как все будет, хорошо?

От такого спокойного и человечного ответа Сашу переполнило уважение к этой милой женщине, ведущей странную, местами очень непростую жизнь. Девушка кивнула и доверчиво протянула мастеру левую руку. Та аккуратно закатала Сашин рукав и легонько коснулась кожи чуть ниже точки пульса.

– Я просто прикоснусь вот здесь правой рукой и немного надавлю, – объяснила Майя. – Больно не будет, только небольшое жжение пару секунд. Что это будет за татуировка, я не знаю. У каждого своя, но недовольных не было. Главное: не дергайтесь, хорошо? Пять-шесть секунд – и вы будете обладателем своего крутого тату.

– Хорошо, – кивнула Саша. – Начнем?

– Уже, – весело отозвалась Майя и указала взглядом на Сашино запястье. Тремя пальцами своей черно-синей руки она давила на указанную точку, и от этого прикосновения по коже девушке бежало медленно нарастающее тепло. Перед глазами почему-то побежали круги и линии; Саше казалось, что кто-то включил видео прямо в ее голове, и она наблюдала за ожившими геометрическими фигурами, образами, животными и узорами, словно ей нужно было выбрать что-то одно. Она даже не была уверена, что успела подумать о чем-то конкретном; все продолжалось, действительно, несколько секунд, и схлынуло так же внезапно, как и появилось. Комната прекратила вращаться, а с руки пропало ощущение тепла – Майя убрала пальцы. Только легкое жжение – и больше ничего.

– Все, – подтвердила Майя. – Смотрите свою тату.

Это действительно было неожиданно. То есть – она думала о розочках, сердечках, надписях, иероглифах, в конце концов, но получила схематичное, нарисованное будто бы одним прикосновением кисти изображение лебедя. Его крылья были раскрыты, обнимая запястье, а голова поднята к ладони. Без сомнения, это было самое странное и изящное тату, которое Саше только доводилось видеть. Осознание того, что эта красота теперь будет с ней всегда, вдруг принесло острую гордость. Девушка напрочь забыла о своем нежелании иметь какие-либо татуировки – нет, даже почувствовала за эти мысли вину перед своим уже лебедем.

«Мы с тобой будем друзьями – почему-то мысленно пообещала ему Саша.»