С тех пор, всякий раз бывая у моря в теплую погоду, Сима разувалась и заходила по щиколотки в воду. Она стояла, закрыв глаза, и вспоминала то свое лучшее время, где не было голода, тревог и неопределенности. Как будто бы она снова маленькая девочка – веселая и беспечная, с леденцом за щечкой.

Серафима устроилась на валуне, чтобы очистить прилипший к ступням песок, перемешанный с мелкими камешками. Девушка с сожалением отметила, что туфли совсем прохудились и на подошве вот-вот появится дыра. Других в этом году ей не видать, остается ждать ноября, когда похолодает и можно будет носить валенки. У Оли обувь на два размера больше, а то бы можно было уговорить сестру носить ее туфли по очереди.

Ветер нагонял тучи со стороны города, значит, с утра будет пасмурно. Сима задумчиво водила пальцами по песку, рисуя непонятные фигуры, ее сестры сидели поодаль, щурясь в лучах закатного солнца.

Вдруг палец наткнулся на что-то скользкое и блестящее, и Сима его одернула: не стекло ли? Она живо вообразила сочащуюся из раны кровь, отчего ее передернуло. Нечто маленькое, сиреневого цвета, лежало, присыпанное песком. Преисполненная любопытства, осторожно, будто бы боясь спугнуть, девушка стала откапывать находку.

Один, второй, третий… друг за другом стали появляться фиолетовые камешки. Это были бусы из… конечно же, из драгоценных камней!

В глазах Симы полыхнул огонек радости и надежды на лучшую жизнь. Вот оно – богатство, которое все изменит! Перепачканное в песке сокровище у нее на ладошке.

Девушка вообразила, как накупит себе новой одежды, а то надоело ходить в обносках! Ольге уже с шестнадцати лет покупают новую одежду не только потому, что их с Лидией фигуры отличаются. Ольга расцвела и заневестилась. И, как считали родители, Оле надо выглядеть прилично, чтобы показать «товар лицом». А она, Сима, донашивала гимназическое платье с чужого плеча. И еды! «Много-много еды!» – мечтала всегда голодная Сима.

Девушка бережно положила находку в карман и принялась рыть песок в том месте, где лежали бусы, – там определенно должно быть что-то еще. Сундук с сокровищами! Или кувшин с золотыми монетами. Как в сказке про трех братьев.

Найденной поблизости палкой Серафима перерыла песок вокруг счастливого места и, если бы валун не был таким тяжелым, заглянула бы и под него. От этого увлекательного занятия ее отвлекла Лида.

– Симочка, нам пора! Довольно в куличики играть! – голос старшей сестры звучал насмешливо, как обычно, когда она заставала Симу за каким-нибудь «глупым» занятием.

Солнце уже скрылось за большой плоской тучей. Начинались холодные сумерки. Серафима окинула взглядом перерытый участок, чтобы лучше его запомнить и продолжить поиски клада на следующий день.

– Смотри, что у меня есть! – не выдержала Сима перед сном.

Она показала свою находку Оле. Очищенные от песка, тщательно вымытые и вытертые камни играли фиолетовыми гранями в свете настольной лампы.

– Какая красота! – ахнула сестра. Ее рука тут же потянулась к бусам, чтобы их потрогать. – Откуда они у тебя?

– На пляже нашла! – гордо сообщила Сима.

– Надо отнести назад. Может, их кто-то потерял и теперь ищет.

– Вот еще! – не пожелала расставаться со своим сокровищем Серафима. – Я их в песке откопала. Небось сто лет прошло с тех пор.

– И что ты собираешься с ними делать? – продолжала допрос Ольга.

– Носить! – Сима нацепила на свою тонкую шейку бусы.

Сиреневый цвет отлично смотрелся с ее светлыми, как море, глазами, неизвестные камни приятно касались загорелой кожи, будоражили воображение и обещали нечто восхитительное. У девушки никогда не было никаких украшений, а тут сразу целые драгоценные бусы! Серафима даже усомнилась, стоит ли продавать такую прелестную вещицу.

– Вы еще не спите?! – в комнату заглянула Лида.

Прежде чем заметить бусы на младшей сестре, она увидела ее сияющий взгляд.

– Откуда взяла? – строго спросила Лидия.

– Клад нашла! – засмеялась Симочка.

– Какой еще клад? – нахмурилась старшая сестра.

«Никак кавалер завелся. Опять с этой глупышкой морока. Что за наказание!»

– Сима их на Ланжероне в песке откопала, – объяснила Ольга. – Как ты думаешь, Лид, что это за камни?

Узнав, что никто никаких видов на ее несовершеннолетнюю сестру не имеет, Лида смягчилась. Она с интересом принялась разглядывать бусы.

– Самоцветы какие-то. Похожи на аметисты, – выдала свое заключения Лидия, важно поправив очки.

– Как?! – сердце Симы упало.

Она рассчитывала минимум на александриты, то и дело рассматривала свою находку при разном освещении. Ей даже казалось, что бусы меняли цвет.

– Давай завтра сходим к Арону, спросим, – предложила Оля.

Ей стало жаль мгновенно сникшую сестренку.

Арон Фишман закрыл свой ювелирный магазин еще в прошлом году, когда Одессу охватила волна погромов. В тот раз он едва уцелел, укрывшись в доме сердобольных соседей. Его магазин на Софийской разграбили, разбили витрину и сломали все, что подвернулось под руку. Но кое-что у Арона осталось, и теперь он вел свой гешефт осторожно, совершал сделки по предварительному договору и лишь по протекции. В смутное время люди чаще обычного продавали и покупали драгоценности, не доверяя никакой валюте. Так что дела у Фишмана шли хорошо. Сестер Суок он знал давно, поскольку их отец Густав Генрихович обучал музыке его сына Мойшу.

– За эту вещь могу предложить два рубля, и то из уважения к вашему папе, – сходу назначил цену владелец ломбарда.

– Всего два? – дрогнули обветренные губы Симы.

– Они же красивые! – вступила в спор Ольга.

Она понимала, что бусам цена не слишком высока, но не настолько же низкая!

– Милые барышни, это аметисты. Самые обыкновенные. Они и раньше стоили сущие копейки, а теперь и подавно ничего не стоят. Людей интересуют драгоценности, чтобы сохранить свои капиталы, а безделушки вроде этих бус сейчас никому не нужны.

По залитой солнцем мощеной улице напропалую гуляло бабье лето. Обдуваемые морским бризом платаны величественно покачивали своими широкими кронами.

Ссутулившись и уткнувшись взглядом в землю, Сима понуро ковыляла вслед за сестрой. Если бы не гимназическая форма, то со спины ее можно было бы смело принять за старушку.

В это утро мир Серафимы Суок рухнул. Теперь никакого богатства, ни вкусной еды, ни нарядов. Ничего ей не видать как своих ушей!

Сиреневая нитка аметистов больше не радовала, а скорее вызывала досаду, как вызывают досаду поманившие в сказку и растворившиеся в дымке алые паруса.

Артём

Жена раздражала своей тупостью и ограниченностью, убогими интересами мамы в декрете, а теперь еще и склочностью – слова ей не скажи, огрызается. Хоть сыновья уже выросли и декрет, соответственно, давно остался позади, Катя из него так и не вышла.

Дело не в ее домоседстве, а в мышлении квочки, соответствующем кругозоре и характере словно из воска, в который в последнее время будто бы колючек подсыпали. Хотелось ее встряхнуть, исправить, чтобы стала с огоньком, как раньше.

Артём нападал – Катя защищалась. Защищалась, как могла, на излете моральных сил с оголенными нервами и выгоревшей душой. А он на подъеме карьеры, как натренированный боксер на ринге.

Разговоры Бобковых напоминали жаркие дискуссии на рабочих совещаниях в «Ампире», где убедить красноречием, обойти, прогнуть, высмеять – в порядке вещей, в бизнесе все средства хороши. Там такие же зубры, достойные соперники, с ними спорить азартно и интересно. А Катя размазня, кроме раздражения ничего не вызывает. Только и остается, что припечатать ее ко дну, чтобы оттолкнулась.

Никакого конструктивного разговора при таких позициях быть не могло. Результатом разговоров супругов становилась их все большая отстраненность.

Парадокс состоял в том, что, стань Катя другой, такой, какая ему понравилась бы, – уверенной, знающей себе цену и требовательной, Бобков не прожил бы с ней и недели. Семейный союз тогдашнего Бобкова был возможен лишь с домашней, покладистой женщиной. Увы, этого первый заместитель директора «Ампиры» не понимал.

Сидя в кухне, Артём Бобков хлестал коньяк и решал дилемму. Ему предстоял нелегкий выбор: с одной стороны – заторможенная и вечно всем недовольная Катя, с другой – слишком активная Ада со своей болезненной любовью, от которой порой хотелось бежать со всех ног.

Артём бежал. Несколько раз говорил: «Все кончено, расстанемся друзьями», удалял ее контакты, но Ада писала снова и снова. Она неистово стенала: «Жить без тебя не могу» – и разводила словесные сопли. Раздражало это неимоверно, как будто бы ему вручили ответственность за чужую жизнь.

Заблокировать любовницу Артём не мог. Во-первых, они вместе работают, а во-вторых, это не по-пацански. Хотелось расстаться нормально, без заламываний рук и вражды, но любой его позитивный жест Ада расценивала в качестве примирения и тут же развивала бешеную деятельность в сторону устройства их совместного будущего.

Артём еще колебался: Ада писала «люблю», тем самым создавала в его душе иллюзию эфемерного счастья. Ада нащупала ту самую кнопку, нажимая на которую можно манипулировать Артёмом Бобковым, первым заместителем директора «Ампиры».

Артём до сих пор сомневался, что за всю жизнь его хоть кто-нибудь любил, включая маму. А тут любят. Любят! Хоть и так невротично, но любят. Или нет?

Чтобы отвлечься, Артём прибегнул к известному способу – вышибить клин клином. «Надо увлечься какой-нибудь красоткой – решил он, – переспать с ней для закрепления эффекта, но уже без дурости, как с Адой».

Красотка нашлась довольно быстро. Она по субботам вела группу леди-дэнс в фитнес-центре, куда Артём ходил на бокс. Красотку звали Зоя.

Это же надо сделать стеклянные стены в зале групповых занятий! Идешь себе спокойно в раздевалку после тренировки, а за стеклом, как на витрине, дамы тянутся в асанах йоги. Или вращают бедрами на восточных танцах. Качают пресс тоже интересно. Но самый отпад – это группа стриптиза. Занимаются в тренировочной одежде – тут все пристойно, но движения…

Артём старался не глазеть, но шаг замедлялся сам, и взгляд невольно останавливался на занимающихся. Как тут не пялиться! Он нормальный мужик, и природа берет свое.

Артём так и завис у стекла до конца занятия. Кошачья пластика, манящие жесты, распущенные летящие волосы, взгляд с поволокой и даже пятна пота на ее трико выглядели сексуально.

Выключив музыку, девушка, проводившая занятие, посмотрела сквозь стеклянную стену и одарила его легкой улыбкой, а он, не будь дураком, бросился помогать ей собирать инвентарь.

Фролова

Это было что-то невероятное! Лариса охотнее поверила бы в то, что Рынду назначили директором или она вышла замуж за олигарха и живет с ним на Сардинии, чем в такое преображение Зоськи. Точеная фигура, грациозные движения, рыжие, как львиная грива, волосы, узкое с высокими скулами лицо… Походка, осанка, взгляд!

Зося даже не посмотрела в ее сторону. Она, Лариса, как дура, сказала ей «привет» в раздевалке, а та прошла, словно мимо пустого места. Не заметила ее! Фролову!

Они с Рындой, как две идиотки, с изумлением таращились на Зоську, когда она проплыла мимо на своих высоченных босоножках-платформах. Пошлейшая пошлятина и безвкусица эти ее босоножки, дичь и деревенщина, прошлый век, но Зоське идут.

Потом Рында сказала, что нужно Зоську проучить, – стала ее донимать в бассейне. Нарочно зачерпнула широкой, как лопата, ладонью воды и окатила ею Зосю.

Не помогло. Тогда Рыдалова перегородила своей объемной фигурой дорожку, на которой нарезала круги Сапожникова, – при всем желании не разминуться.