– И куда же мы прибудем по-вашему? – спросил он с наигранным примирением в голосе.

– Этого никто не знает.

– Но машинист-то, пожалуй, должен знать…

– Машинист как раз знает меньше всего, – отмахнулся незнакомец. – К тому же его скоро убьют.

Повисла тишина, прерываемая лишь стуком колёс и поскрипыванием вагонов.

Т-Е-Р-Р-О-Р-И-С-Т. Слово сложилось в голове Победоносцева буква за буквой, как направление на вокзальном табло.

«Но как вырядился, подлец! Жилет шёлковый, запонки золочёные. Папироска эта чёртова…»

Виктор Георгиевич почувствовал, как накаляются кончики ушей. Он откинул полу сюртука и потянулся к наградному смит-вессону.

– Извольте уточнить, не послышалось ли мне то, что вы сейчас сказали? – спросил, он, заглушая словами звук расстёгиваемой кобуры.

– Машиниста убьют. Это я вижу так же ясно, как вас перед собой, – подтвердил незнакомец.

– Может, вы знаете, кто убьёт, в каких вагонах едут?

– Во всех вагонах, Виктор Георгиевич. От первого класса до самого что ни на есть, хм, третьего. Такой машинист разве кого устроит? Разве можно это, когда ведёшь такой большой поезд? И не известно ли ему, что поезду должно ехать только вперёд и никак не назад и уж точно не туда-сюда! Так никому не угодишь.

«Всё это тщательно спланированный спектакль, – крутилось в голове Победоносцева. – Пока негодяй отвлекает меня пространными речами, его пособники, должно быть, уже захватили состав!»

– Но, позвольте узнать, откуда это известно вам?

– А разве вам это не известно? – округлил глаза незнакомец. – Всё к этому идёт. К тому же у прошлого и будущего есть одна общая черта. Впрочем, вы не поймёте…

Господин не успел закончить фразу, дуло револьвера уже смотрело ему в голову.

– Поднимите руки, – процедил Победоносцев.

Незнакомец повиновался. Бархатный жилет его задрался до подбородка.

– Если хоть один ваш мускул двинется к этой чёртовой коробке, я вас пристрелю.

Террорист кивнул. На физиономии его расцвело нечто среднее между изумлением и восторгом.

Победоносцев откинулся на диване, не спуская с негодяя глаз:

– Могу ли я впредь рассчитывать на вашу откровенность?

Виктор Георгиевич взвёл курок, давая понять, что действительно очень рассчитывает.

– Всецело, господин Победоносцев!

– Вы из социалистов, надо полагать?

– О, забота об общественном строе – не мой конёк. Видите ли, общественная мораль предлагает слишком узкую рубашку, чтобы я мог в неё влезть. И уж тем более я не из тех, кто полагает что достаточно сбросить социальные оковы и всё само собой наладится. Единственное общество, частью которого я хочу стать, – это небесное общество. И, как вы можете полагать, туда не так-то просто получить приглашение.

– Вы, я погляжу, фанатик. Ни тени страха, ни тени сомнения… Но знайте, что и моя рука в случае чего не дрогнет. Отвечайте, что в футляре?

– Вам правда интересно? – поднял брови террорист. – Там очень деликатное устройство. Даже тряска в этом поезде может нанести вред его механизмам.

– Значит, я правильно подумал, что бомба…

– Мне нравится, как вы мыслите! – воскликнул негодяй так, что Победоносцев чуть не спустил курок. – О, машинист, пожалуй, достоин именно бомбы. Не из рогатки же в него палить вишнёвыми косточками!

– Вы хотите подорвать поезд, это я понял. Но зачем вам его разворачивать?

Незнакомец зажмурился, бледная физиономия его пошла красными пятнами, и через мгновение тело его сотряс приступ хохота.

Победоносцеву отчего-то начало казаться, будто он сам находится под дулом невидимого пистолета.

– Отвечайте тотчас, или, клянусь, я выстрелю!

– Грядёт конец мира, Виктор Георгиевич. Стоит ли беспокоиться о таких мелочах?

Негодяй опустил руки и взялся за крышку футляра.

– Не сметь! – крикнул Победоносцев, но террорист уже рылся в тёмных внутренностях коробки.

Победоносцев нажал на спусковой крючок. Револьвер щёлкнул, но выстрела не последовало. Виктор Георгиевич вопросительно посмотрел на оружие.

Господин вытащил руку из футляра. В кулаке у него было что-то зажато.

– Во всяком процессе, мсье Победоносцев, надобно соблюсти правильный набор ингредиентов. И у меня есть кое-что, чего вам недостаёт, чтобы осуществить ваше желание.

Он раскрыл ладонь и высыпал на столик шесть блестящих патронов.

– Теперь вы обладаете всем необходимым и можете со спокойной совестью меня пристрелить.

Победоносцев надломил револьвер и заглянул в барабан. Тот был пуст.

Руки его затряслись так, что он вряд ли смог бы зарядить хоть одну пулю.

– А говорили, не дрогнет, – улыбнулся незнакомец.

– Что, чёрт побери, происходит?! – крикнул Победоносцев так, что в пустой кружке зазвенела ложечка.

– Простите великодушно меня за этот дурацкий розыгрыш, – расплылся в улыбке попутчик. – Порой от скуки я просто не могу найти себе места. Ну что вы скуксились! Небольшой невинный трюк. Разрешите наконец представиться. Жак Дюпре. Медиум, алхимик, прорицатель, целитель, оккультист, спирит. Как меня только не называют! Еду в Москву по приглашению спиритического общества давать сеансы.

Победоносцев почувствовал, как глаза застилает гнев. Он питал особую ненависть к возвращающейся моде на столовращательство. До сих пор он не мог забыть приезда ко двору шотландского шарлатана Юма. С тех пор прошло тридцать лет, но зараза лишь плотнее обосновалась в гостиных и салонах высшего света.

– Но более всего, – продолжил иностранец, – я прославился талантом исполнять чужие желания. Ах, желания-желания! Шаткая лестница, подъём по которой ведёт на самое дно бездны. Последнее время я, признаться, поиздержался и отправился в Россию, так как жизнь у вас стоит не в пример дешевле, чем в иных развитых странах. Ах, Россия! Словно широченная река Стикс, текущая между двумя берегами – Европой и Азией. Да и во времена сумятицы в головах люди, за неимением чего иного, всё чаще начинают тянуться к помощи потусторонних сил.

– Но как, чёрт побери, вам удалось завладеть моими патронами?

– Не в моих правилах рассказывать секреты фокусов, но отчего-то мне кажется, что я вам должен. Итак, когда я нашёл вас, вы только отходили ото сна. Одно это дало мне преимущество. L’élément de surprise, как говорится. По жёлтым пальцам я сразу опознал в вас курильщика и поспешил предложить ароматную папироску, от которой вы, к удивлению моему, отказались. Это всё усложнило, ведь займи вы руки… Впрочем, дым и так не давал вам покоя, укрывая, вдобавок, от взгляда мои действия под вашим услужливо распахнутым сюртуком. Потом эта чепуха про поезд, в которую вы не только с удовольствием уверовали, но и сами себе выдумали заговор с террористами и бомбой. Мне лишь оставалось подкидывать время от времени поленья в костёр, который разгорался в вашей голове. Да и к тому же нет ничего проще обдурить излишне самоуверенного человека.

– Не верю! – проревел басом Победоносцев. – Ни единому слову не верю! Должно быть, вы обобрали меня, пока я спал!

– Я не только ссыпал патроны себе в ладонь, но и прощупал инициалы, выгравированные на револьвере. И тут меня осенило, не тот ли вы Победоносцев. Нет, не обер-прокурор Синода, конечно. Но его однофамилец, столичный назначенец, приезда которого ожидает вся Москва? Случалось мне недавно поправлять финансы в Карлсбаде, где как вам известно, скучает пол-империи. Так там все москвичи были очень уж обеспокоены вашим назначением на пост отбывшего в столицу и всеми нежно любимого генерал-майора Козлова. Только о том и судачили, представьте себе.

Краска залила лицо Победоносцева. Он почувствовал невыносимую слабость и размяк на диване. Револьвер лежал теперь на столике, чернея пустым барабаном.

– Что же их так беспокоит?

– Принципиальность ваша. Неподкупность. Честность. Даже трезвость ваша им кажется чуждой. Но более всего их интересовало, за что же вы так впали в немилость, что вас отправили подальше от императорской семьи. И на этот счёт, смею заметить, предположения высказывались самые разные.

– И какие же?

– О, это вы в скорейшем времени узнаете сами. Я же более всего не хочу прослыть распространителем слухов.

– Я не могу отделаться от чувства, что вы продолжаете копаться внутри меня своими бледными пальцами, – процедил Победоносцев. – Вы шарлатан и карманник. Вас арестовать следует!

– О, как мы хотим, чтобы всё было в нашей власти! – проговорил Дюпре, ничуть не смутившись. – Хотя не можем порой уследить и за собственной подмышкой.

Виктор Георгиевич до боли сжал челюсти. Парировать было нечем. Можно было только представить, какой позор может ждать его в столице, если там узнают, что какой-то проходимец обезоружил его ещё на подъезде.

– Вынужден просить вас, – выдавил Победоносцев, преодолевая гордость, – чтобы всё произошедшее осталось между нами.

– Извольте на сей счёт не беспокоиться. Я забуду обо всём, как только выйду из купе. А между тем мне действительно пора. Утром в Москве меня ждут важные дела. К тому же не хочу нарушать границы вашего гостеприимства. Надеюсь, мы с вами ещё встретимся!

Господин поднялся, накрыл крышкой футляр, подхватил его и покинул купе.

Победоносцев просидел остаток ночи, почти не двигаясь. Его тошнило. В голове крутились тревожные мысли.

Поезд всё пёр и пёр вперёд, пока за окном наконец не рассвело.

Вошёл обер-кондуктор, чтобы прикрыть окна. Несмотря на это, зловоние от пригородных свалок всё равно просочилось в вагон и щекотало Победоносцеву нос.

Когда из тумана выплыл вокзал, обер-полицмейстера взяла оторопь. Двухэтажное здание с башенками было будто бы тем же, от которого он отъехал двадцать часов назад. В памяти всплыли слова негодяя о том, что поезд движется в противоположном направлении. Но потом он припомнил, что два вокзала были построены как братья-близнецы с натянутой между ними чугунной николаевской пуповиной.

«Вот же, – подумал Победоносцев, – всегда знал, а внимания не обращал».

На промёрзшей платформе Виктор Георгиевич с удовольствием задымил трубку, но не почувствовал никакого облегчения. Ещё долго вглядывался в лица сонных пассажиров в надежде увидеть шарлатана с футляром. Но тот, видимо, сошёл раньше.

Победоносцев вышел на Каланчёвскую и тогда только заметил, что не может найти часы. Нагрудный кармашек, в котором он их носил, был пуст. Навалилась невыносимая усталость. Полицейский кучер уже дожидался его, скукожившись на козлах. Виктор Георгиевич сел в холодную карету и сразу уснул, терзаемый смутным и нехорошим предчувствием.

* * *

Князь Поль Бобоедов глотнул шампанского, но вредный напиток отказался заливаться в горло. Вместо этого он, шипя и пенясь, растекался по щекам и шейному платку. Когда бокал опустел, князь полюбовался его искрящимися гранями и швырнул за спину. Бокал звонко разбился о вишнёвого дерева секретер. Князь уставился в окно и неопределённое время разглядывал жиденькую февральскую метель – одну из последних попыток хваткой московской зимы удержаться на месте.

– Чёрт тебя дери! – наконец крикнул он.

На его зов тут же явился сгорбленный слуга. «Престарелый мальчуга», как называл его Поль за небольшой рост и огромные уши.

– Слушаю, барин.

– Шампанского ещё подай.

Слуга почесал в затылке:

– Так нету больше. Последнее докушали.

Поль закатил глаза:

– Зови приказчика!

Слуга скрылся в дверном проёме.

Минут через пять явился приказчик с книгами под мышкой – дородный детина в овечьем тулупе и с глазами, посаженными так близко, что казалось, будто это две слипшиеся икринки.

Князь сглотнул от резкого приступа голода.

– Звали, барин? – спросил приказчик.

– Ещё как звал! Что ж ты шампанского не заказал, как я тебе приказывал? И ананасы, сволочь, где? Что я тебе, репой закусывать должен?

Приказчик моргнул: