«Пусть мечтает! – снисходительно подумал Водима. – Никто, кроме меня, ее отсюда не заберет. Уж я позабочусь!» Он хрустнул костяшками пальцев, пытаясь унять дрожь в руках. Взгляд его замер на отливающих синевой ногтях. Их цвет изменился вскоре после первого посещения мерзлотника, и с тех пор эта синева напоминала ему о том, что произойдет, если вовремя не заплатить дань. К концу отпущенного срока ногти станут черными, а затем начнут неметь пальцы. Успеть бы! Время в запасе у него еще есть, до июня можно не переживать, а там… В крайнем случае, придется пойти на риск и плыть к мерзлотнику в ледоход. Расстояние, которое нужно преодолеть по воде, не так уж велико – всего-то несколько километров. Можно плыть медленно, расталкивая льдины веслами, главное – чтобы в заливе не штормило. Сложнее будет пройти по болотистой земле – она еще не успеет как следует просохнуть после таяния снега. Даже прочная тропа в это время превращается в грязное месиво.

Самое главное – дотерпеть до окончания занятий в школе-интернате. Только тогда можно будет устроить все так, чтобы отсутствие воспитанника никого не обеспокоило. А вот во время учебного года сделать это было намного сложнее, и Водима не хотел рисковать.

За окнами кабинета стремительно тускнело небо, – подступающие сумерки щедро разливали всюду грязную синеву. Водима рассеянно обозревал скучное однообразие: в зимнем пейзаже глазу не за что было зацепиться, да и летом было всего-то красот, что мшистая тундра да стылая вода кругом, и те показывались всего на пару-тройку месяцев в году, а затем вновь скрывались под белым покровом, стирающим все картины подобно ластику. Но где-то здесь было скрыто мистическое Лукоморье – чудо света, о котором он так много знал и которое искал долгие годы. Искал не ради лучшей жизни, а чтобы взглянуть в глаза тем, кто счастливо жил там, забыв о родственнике, оставленном в больнице два десятка лет назад.

Линия горизонта за окном представлялась ему границей миров. Водима даже привстал на цыпочки в стремлении заглянуть за ледяной край, но тот лишь отодвинулся чуть дальше.

Голос Тильды отвлек его от грустных мыслей.

– Обед начался. Наши уже пошли. – Она смотрела на мониторы. В секторах, изображающих школьные коридоры, появились толпы воспитанников.

– Беги скорей! – Он снял со спинки кресла ее куртку и держал, пока она поспешно засовывала руки в рукава.

– Можно, я потом еще приду? – спросила Тильда уже в дверях.

– Вообще-то такое у нас запрещено. Воспитанникам не положено находиться в служебных помещениях, тем более в кабинете охраны! – возразил он, вовсе не собираясь отказывать ей и ожидая немедленного протеста.

– Да никто не узнает! Я прокрадусь, как мышка! – выпалила Тильда, буравя его требовательным взглядом. Глаза её горели любопытством. Надо же, он и не ожидал так быстро разжечь в ней интерес!

– И ты никому не проболтаешься? – спросил он, едва сдерживая улыбку.

– Никому! – Ее светлая челка подпрыгнула на лбу в момент энергичного кивка.

– А друзья у тебя здесь есть?

– Нет… Пока что нет.

– Что ж, если хочешь, я буду первым твоим другом. Приходи после ужина, и я расскажу тебе, кто живет на светлой стороне Лукоморья.

– Вау! – Тильда широко распахнула глаза. – Кто? Скажи сейчас!

– Тебе пора идти!

– Ладно, тогда до встречи! – Юная гостья скрылась за дверью.

И сразу после ее исчезновения на него навалилась давящая тишина. Ему было не привыкать: большую часть жизни он провел в этом тихом кабинете в абсолютном безмолвии. Кабинет заменил ему дом, а тишиной он даже иногда наслаждался, особенно после вечернего обхода интерната – в спальнях детей вечно стоял невообразимый шум, и приходилось прилагать немало усилий для наведения порядка.

Но сейчас внезапно возникшая тишина вызвала нестерпимо болезненное чувство одиночества. Он прошел к столу, достал из ящика пульт и впервые за несколько лет включил висевший на стене телевизор. Но легче ему не стало. Звуки, хлынувшие из динамиков, не доходили до его сознания, потому что голова была занята тягостными мыслями.

Он скрутил в рулон карту, перетянул ее резинкой и направился к шкафу, собираясь вернуть на место. Просунув руку в проем между шкафом и стеной, он положил карту в нишу, служившую тайником. Пальцы скользнули по бетонному нутру ниши, покрытому толстым слоем масляной краски. На мгновение показалось, что это не краска, а ледяная корка, и от жуткого воспоминания по телу прошла волна крупной дрожи: стены мерзлотника тоже были на ощупь гладкими и холодными, только гораздо холоднее – кожу ладоней жгло от прикосновения к ним. Ему не хотелось до них дотрагиваться, но стены служили единственным ориентиром в кромешном мраке, когда он двигался в поисках выхода, скользя окоченевшими пальцами по мерзлой поверхности. Он выбрался, но знал, что так и остался пленником ледяного подземелья – пленником зла, притаившегося в мерзлой глубине, среди теней, плавающих в белесых пятнах потустороннего света.

Внезапно движение слева привлекло его внимание: входная дверь открылась, впуская внутрь кабинета высокого мужчину в черном костюме. Водима узнал директора интерната, не часто снисходившего до визитов к нему, и удивился, что тот не только явился без предупреждения, но даже вошел без стука.

– Вадим Бранимирович! – воскликнул директор с явным раздражением и, выдержав паузу, добавил сердито: – Здравствуйте!

– Здравствуйте, – ответил он, подавив желание сообщить, что его имя не «Вадим», а «Водима», означающее на старославянском «вождь». Но даже если бы он попытался, кипевший от негодования директор не дал бы ему такой возможности, явно собираясь учинить допрос.

– Это ведь вы отвечаете за безопасность детей в интернате, если я не ошибаюсь?!

Водима только вздохнул, понимая, что вместо ответа нужно принять как можно более виноватый вид и внимательно выслушать.

– Так почему же вы допускаете такое безобразие?! – продолжал наседать директор. – Я случайно обнаружил дверь в бомбоубежище не только не запертой, а вообще распахнутой настежь!

– На утреннем обходе она была закрыта на замок, я проверял! А видеокамер над ней нет… Странно, кому могло понадобиться туда пойти? – Он попытался оправдаться, но вряд ли его слова были услышаны.

– Немедленно заприте дверь! И учтите: она должна быть всегда заперта. Всегда! Там же разруха, и дети могут покалечиться, если заберутся туда!

– Конечно, конечно, буду впредь внимательнее… – Бормоча дежурные в этих случаях фразы, Водима уже перебирал ключи в большой деревянной ключнице, разделенной на множество пронумерованных ячеек. Связка ключей от этой двери была на месте, но ключей в ней всегда было три, а теперь одного не хватало. Он попытался вспомнить, давал ли ключ кому-нибудь из персонала. Бомбоубежище давно находилось в аварийном состоянии, им не пользовались ни в учебных, ни в хозяйственных целях и хотели отремонтировать в прошлом году. Тогда строители брали у него ключ для осмотра помещения, но потом вернули, а ремонт так и не начался.

Директор уже ушел, но надо было поторапливаться и поскорее запереть дверь, не дожидаясь, когда ему напомнят об этом в более резкой форме.

Через пять минут Водима стоял возле двери в бомбоубежище и с недоумением дергал за ручку. Дверь была заперта. Он открыл замок ключом и закрыл обратно, чтобы убедиться в этом наверняка, ведь дверь могла не поддаваться из-за того, что дверные петли заклинило от ржавчины или от перекоса дверной коробки. «Говорите, распахнута настежь, уважаемый директор? Странные у вас шутки, однако! – бормотал он, возвращаясь назад. – Должен признаться, я совсем ничего не понял».

Небесные ду́хи

– Ты?! Ты?! – Тильда задыхалась от возмущения. Дикий ужас, только что сотрясавший все ее тело, исчез без остатка, как только она разглядела внешность напавшего на нее «маньяка». Красноватый свет дежурного освещения придавал его лицу мрачность, но Тильде в эту минуту оно казалось самым прекрасным на свете. А еще впервые в жизни ей хотелось обнять и вместе с тем побить малознакомого человека – парня, стоящего перед ней на лестничной площадке под чердачным люком.

– Прости, я же не знал, что ты тут, а то не пошел бы сюда, – оправдывался он едва слышно. – Я боялся, что ты заорешь. Нельзя, чтобы меня здесь нашли, иначе могут догадаться о моем тайном убежище. Хочешь, покажу тебе его?

Тильда кивнула, не раздумывая. Перспектива отправиться в секретное место казалась ей куда привлекательнее возвращения в пустую тихую комнату, где снова весь вечер ее будут мучить грустные мысли.

– Только тихо! – Парень, наконец, отпустил ее и подошел к металлической лестнице, возвышающейся вертикально над перилами и упирающейся в чердачный лаз в потолке. – Полезай за мной!

Он поднялся по железным перекладинам, повозился какое-то время у крышки люка, будто вытаскивал что-то из щелей в досках, потом уперся в крышку обеими руками и толкнул ее вверх. Оттуда хлынул поток холодного воздуха, пронизывая Тильду до костей. Несколько снежинок закружилось перед ее лицом и осело на одежде.

Ноги парня исчезли в темноте, и из проема в потолке высунулась его рука.

– Давай!

Тильда взялась за холодную перекладину перед собой, поставила ногу на нижнюю. Лестница пошатывалась. «Она выдержала Якура, значит, выдержит и меня», – успокоила она себя и начала подниматься.

Сильные руки втянули ее на чердак, а затем опустили крышку люка, отрезав поток тусклого красноватого света, идущий снизу. Стало совсем темно. И холодно. Страх вернулся снова. Тильда мысленно отругала себя за безрассудство: «Зачем я сюда залезла? Мало ли что на уме у этого парня! И никто в интернате не знает, что я здесь! Вдруг он и есть маньяк? Порубит мое тело и спрячет в мешок, а потом вынесет через подвал и спрячет где-нибудь в снегу за забором. Волки растащат мои останки по всей тундре, и никто никогда их не найдет! Запишут в без вести пропавшие, и все. Какая же я доверчивая дура!»

Луч фонарика, вспыхнувший и заметавшийся во тьме, рассеял не только мрак, но и ее страхи. Якур отошел куда-то в сторону и вскоре вернулся с огромным тулупом в руках.

– Надевай. Здесь минус сорок, как на улице.

– А ты? – спросила Тильда, но, не дожидаясь ответа, сунула трясущиеся от холода руки в ледяные рукава.

– У меня еще есть. – Якур снова отошел и вернулся в похожем тулупе.

– А зачем тебе здесь столько одежды? У тебя бывают гости? – удивилась Тильда.

– Нет, обычно я здесь всегда один. Часто приходится сидеть подолгу, ждать подходящее время для камлания. Я тогда сразу два тулупа надеваю.

– Кам… Чего? – переспросила Тильда, услышав незнакомое слово.

– Камлание – это сеанс общения с духами. Я – шаман!– И добавил после паузы: – Будущий.

– Ого! Серьезно?! – воскликнула она, однако слова Якура не столько потрясли, сколько насторожили ее, вызвав сомнения в адекватности нового знакомого. Кстати, они так и не назвали друг другу свои имена, хотя она подозревала, что ему тоже наверняка было известно, как ее зовут. – Ты можешь говорить с духами?!

– Вообще-то еще только учусь, но бабушка сказала, что я родился шаманом и мой дар надо раскрывать. Вот я и тренируюсь тут по ночам.

Тильда заметила, что Якур держит в руках большую сумку вроде дорожной. Он заметил ее вопросительный взгляд и пояснил:

– Здесь у меня необходимые для камлания вещи. Если хочешь, можешь посмотреть, как я буду готовиться.

Тильда неуверенно взяла протянутый парнем фонарь и спросила с тревогой:

– Ты собрался общаться с ду́хами прямо здесь?

– Нет, я поднимусь на крышу. Ну а ты можешь остаться и подождать меня, но, если пойдешь со мной, то сможешь их увидеть! Если, конечно, они пожелают взглянуть на землю, когда я буду играть на санквылтапе. Не бойся, эти ду́хи не опасны. Они очень добры к людям, не то что подземные.

– На чем ты будешь играть? Сав… кын… – Тильде так не удалось повторить трудное незнакомое слово.