«Берлин лежал в руинах и пепле. «Тысячелетняя империя» Гитлера кончилась. Часть моих сотрудников, я сам и моя семья ютились в деревнях недалеко от Рейнсберга. Мы перевезли туда также и часть наших приборов, чтобы продолжать необходимые работы, но дело шло вяло»^[180], – писал Риль в своих воспоминаниях.

Он ещё не знал, что в скором времени вернётся на свою вторую родину и единственным из немецких учёных удостоится звания Героя Советского Союза. Но вестники судьбы уже спешили к нему. «В середине мая 1945 года вместе с моим другом К.Г. Циммером появились два полковника НКВД, которые прибыли из Берлина <…> Скоро стало ясно, что полковники на самом деле никакие не полковники. Это были два профессора-физика в форме полковников. Один – Л.А. Арцимович, который позднее стал очень известным благодаря заслугам в области исследований термоядерного синтеза, а другой – Г.Н. Флеров, соавтор открытия самопроизвольного (то есть не обусловленного нейтронным захватом) деления урана»^[181].

Однако не всем шла военная форма. Риль замечает: «Особенно забавно в этом отношении смотрелся видный физик Ю.Б. Харитон, военная фуражка у которого была очень велика. К счастью, у него были оттопыренные уши, и его узкая голова ученого не скрывалась под фуражкой»^[182].

Как только советские войска вступили на территорию Германии, по решению ГКО СССР был организован поиск немецких учёных и специалистов, работавших над проблемой использования внутриатомной энергии. Руководствуясь запиской В.И. Курчатова от 5 мая 1945 г., Берия направил в Германию для розыска, изъятия и вывоза радия, урана, тяжёлой воды и других материалов, а также оборудования и установления круга людей, работавших по урановой проблеме. Была создана правительственная комиссия из 15 человек, а возглавил её генерал-майор, член Спецкомитета и начальник Секретариата Спецкомитета при ГКО В.А. Махнёв^[183].

Особого выбора – ехать или не ехать на работу в СССР – у немецких учёных не было, и не только потому, что каждый был взят на учёт НКВД, а главным образом из-за их осознанного желания создать атомную бомбу для СССР с тем, чтобы уравновесить мощь Америки и свести к минимуму, а лучше к нулю, вероятность смертоносного использования собственных научных открытий. Американцы в немцах не нуждались – их атомный проект был завершён, промышленность Германии была разрушена, работы на родине не было.

В воспоминаниях Риль довольно подробно описал знакомство в Берлине с генерал-лейтенантом А.Г. Завенягиным, «который был в то время заместителем наркома в народном комиссариате внутренних дел (НКВД), то есть был заместителем Берии» и свой переезд в СССР. Риль, конечно, не знал, что этот заместитель возглавлял в НКВД СССР всю аналитическую и поисковую работу, связанную с атомным проектом.

Берия был прекрасно осведомлён о том, кто и что находится в советской зоне оккупации. Его заместитель В.А. Махнев уже 10 мая 1945 г. докладывал, что были найдены 250 кг металлического урана, 6,5 т окиси урана, 20 л тяжёлой воды, 1,5 гр радия, а также высоковольтная установка на полтора миллиона вольт и лаборатория низких температур для получения жидкого азота, водорода, и гелия^[184].

Самым ценным приобретением был полностью укомплектованный институт барона Манфреда фон Арденне с уникальным оборудованием: «электронные микроскопы с силой увеличения в 300 000 раз (единственный в мире экземпляр), циклотрон с весом электромагнита 60 тонн, принадлежащий Министерству связи, высоковольтная установка на 1 миллион вольт, прибор для передачи стереоскопических картин на большой экран и другое оборудование»^[185]. Махнев попросил Берию решить вопрос о вывозе этого института, добавляя, что и сам Арденне, и его сотрудники готовы работать только с советскими учёными, на что у него есть соответствующее письмо барона. Арденне писал И.В. Сталину: «Ссылаясь на сегодняшний осмотр моего исследовательского института (Берлин-Лихтерфельде-Ост, Юнгферштиг, 19) и до сих пор руководимого мною бывшего Института физики ядра при Имперском министерстве почт я приношу уверения, что буду с особой радостью приветствовать совместную работу моих упомянутых выше и оставшихся вполне работоспособными институтов с центральными научными учреждениями СССР»^[186].

В свою очередь Берия в докладе Сталину о результатах работы специальной комиссии НКВД на территории Германии 14 мая 1945 г. пишет об успехах своего ведомства, упоминая барона фон Арденне, который хочет работать только с русскими физиками и предоставляет институт и самого себя в распоряжение советского правительства. «Учитывая исключительную важность для Советского Союза всего вышеперечисленного оборудования и материалов, просим Вашего разрешения о демонтаже и вывозе оборудования в СССР…»^[187]

Риль, писавший свои воспоминания в ФРГ (Федеративная Республика Германия), не опасаясь репрессий, отмечал прямо-таки нежнейшее отношение к немецким учёным-атомщикам со стороны НКВД и лично Берии. Он описывал, как какой-то полковник требовал от него показать аналитическую, спектроскопическую и минералогическую лабораторию, которых у немцев просто не было.

«Полковник получил от Завенягина строгий выговор и оправдывался тем, что он не хотел быть грубым, просто у него такой голос. В связи с этим я должен сказать, что, как ни странно, именно «профессионалы», работники органов безопасности, были особенно дружелюбны со мной. Они давали мне советы, подкладывали шоколад, табак и прочие приятные вещи. Когда нас увозили к самолету, чтобы лететь в Советский Союз, к машине подбежал неуклюжий лейтенант НКВД, пожал мне руку, пожелал всего хорошего и сказал пророческие слова: «Вы ещё будете ездить по Москве в собственном автомобиле!»^[188].

Кроме группы Риля и института Манфреда фон Арденне в Советский Союз была доставлена группа Густава Герца (племянника знаменитого Генриха Герца, открывшего электромагнитные волны) и отдельные учёные: известный физикохимик Макс Фольмер, ядерный физик Роберт Дёппель, работавший вместе с Нобелевским лауреатом Вернером Гейзенбергом в Лейпцигском университете, директор Института физической химии в Далеме Петер Тиссен и др.

В результате в советском атомном проекте участвовало 324 немецких специалиста, 108 из которых прибыли из Германии, 216 – из числа военнопленных. Отметим, что вывоз немецкого оборудования, поиск материалов и специалистов продолжился и в 1946 г.

Несмотря на строжайшую секретность работ по атомному проекту, на одном из первых заседаний Спецкомитета при СНК СССР (протокол № 3 от 8 сентября 1945 г.) было решено информировать немецких профессоров Арденне, Герца, Фольмера и Дёппеля, руководителей создаваемых специальных лабораторий, о состоянии научных исследований по проблеме урана в Советском Союзе. Объём и форму информации для каждой лаборатории утверждал Лаврентий Берия. После того, как немецкие физики были введены в курс дела, были розданы технические задания, и работа закипела.

Группа Манфреда фон Арденне – 56 человек – физики, химики, инженеры и технологи занимались в СССР разработкой электромагнитного способа разделения изотопов урана и масс-спектрометрией тяжёлых атомов.

Перед группой из 26 человек, возглавляемой профессором, лауреатом Нобелевской премии по физике (1925 г.) Густавом Герцем, были поставлены следующие задачи: разработать методы разделения изотопов урана, получения тяжёлой воды с помощью электрохимического и изотопного обмена, анализа изотопов урана при небольших обогащениях, создать точную методику измерения энергии нейтронов.

Профессор Роберт Дёппель продолжил заниматься в СССР тем же, чем в Германии, – работой по получению плутония-239.

Будущий Герой Социалистического Труда Николаус Риль и его группа, состоявшая из 12 человек, разрабатывала методы получения чистых урановых продуктов и металлического урана и организацией его промышленного производства^[189].

Кроме учёных из Германии, в СССР в 1945 г. были вывезены предприятия и учреждения немецкой атомной промышленности, занявшие «7 эшелонов – 380 вагонов…»^[190]. Наши «союзники» делали всё, чтобы ни один немецкий физик не попал в СССР, и завод в Ораниенбурге был разбомблён с той же целью.

В книге историка Льва Лурье «Лаврентий Берия: кровавый прагматик» есть рассказ профессора Клауса Тиссена, сына Петера Тиссена, о том, как немецкие учёные делали свой выбор:

«Большинство ученых хотели сбежать на Запад в будущие английские и американские зоны оккупации. Только Густав Герц, Фольмер, Бриль, мой отец – Петер Адольф Тиссен и Манфред фон Арденне решили остаться в Берлине и позднее работать на русских. Совершенно сознательно они договорились ещё до окончания войны, перед взятием Берлина, что тот, с кем первым Красная армия установит контакт, тот поедет с упомянутыми другими и найдет всех остальных. К моему отцу случайно пришли первому…

Мой отец считал, что заниматься наукой в американской зоне оккупации было по-настоящему невозможно. Также ученые считали, что мы должны создать ядерное равновесие. Если одна сила или полюс этого поляризованного мира имеет атомную бомбу, тогда это может быть опасно для всего человечества. Если она есть у обеих сторон, то вероятность того, что она когда-либо будет применена, практически равна нулю. И это оказалось действительно так.

На принадлежность к нацистской партии НКВД не обращал никакого внимания. Им было совершенно все равно, был кто-то членом партии или нет. Они должны были заниматься наукой, а не политикой. Например, мой отец был членом нацистской партии, Герц, Арденне, Польман не были членами нацистской партии, но таковыми были некоторые сотрудники институтов. На это никто не обращал никакого внимания»^[191].

Экс-союзники СССР – американцы и англичане – конечно же, не собирались делиться атомными секретами. Их украл опять же немец Клаус Фукс. Учёные, создававшие атомную бомбу в Германии, ковавшие оружие для вермахта, прекрасно сработались с советскими специалистами. Не в этом ли злая ирония судьбы?

Группа Николауса Риля вылетела в Москву 9 июня 1945 г. Их разместили в подмосковном санатории, затем на вилле «Озера», принадлежавшей когда-то бывшему миллионеру Рябушинскому, а в 1930‑е гг. занятой наркомом внутренних дел Ягодой. После окружения немецких войск под Сталинградом в этом доме находились пленённые фельдмаршал Паулюс со своими штабными офицерами.

Риль с удивлением описывает тот необычайно тёплый приём, который оказали в Москве немецким физикам. Через несколько дней после приезда «нас, то есть Герца, Вольмера, фон Арденне и меня с женами пригласили в Большой театр на оперу Бородина «Князь Игорь» <…> Ещё несколько недель назад мы ютились в нищете поверженного рейха, а теперь слушали советский гимн среди опьяненных победой союзников!»^[192].

Вскоре Рилю вместе с семьей выделили небольшой особняк в Москве на улице Пехотной. В июле 1945 г. он в качестве начальника научно-исследовательской лаборатории возглавил работы по переоборудованию завода № 12 в Электростали для производства чистого металлического урана для первого советского уран-графитового реактора.

А группы Герца и фон Арденне отправились работать в субтропики Сухуми – в лаборатории, размещённые в санаториях, созданных Берией в бытность его хозяином Закавказья, а затем Грузии на берегу Чёрного моря. Это были почти райские условия.