– Да уж. И, простите за прямоту, кажется, бедная старушка не слишком следила за гигиеной. Конечно, я предложила позвонить в социальную службу, узнать, не смогут ли они привозить ей горячую еду или прислать районную медсестру, чтобы ее искупать, но бедняжка так расстроилась, что я испугалась, как бы она не умерла прямо на месте. Пришлось оставить все как есть. Однако я все же попросила у нее ключ от двери в ее квартиру: вдруг она снова упадет, а дверь будет заперта, и я не смогу ей помочь. Пообещала, что просто стану заглядывать к ней время от времени и проверять, как у нее дела. В конце концов она согласилась, только все твердила, что я должна беречь этот ключ и никому не говорить, что он у меня есть. – Мюриэль вздохнула и покачала головой. – Она была такой чуднóй. Еще чаю?

– Да, пожалуйста. Бабуля всегда ценила свою независимость. – Сдавшись, Джоанна потянулась за шоколадным печеньем.

– И вот к чему это ее привело, – фыркнула Мюриэль, снова наполняя чашку Джоанны. – Что ж, с тех пор я заглядывала проведать ее каждый день. Обычно она лежала в постели, обложившись подушками, и писала письма, которые я потом относила на почту. Иногда дремала. У меня вошло в привычку приносить ей чашку чая или миску с супом и кусочек тоста, но, признаюсь, я там не задерживалась. Меня тошнило от запаха. Наступило Рождество, и я уехала в Саутенд навестить дочь, но через пару дней вернулась. И нашла открытку на столе в коридоре. Я взяла ее с собой и дома открыла.

– Она была от бабушки? – Джоанна подалась вперед.

– Да. Очень красивая рождественская открытка, довольно дорогая, из тех, что покупают поштучно, а не в упаковке. Внутри она написала чернилами, в немного старомодном стиле: «Мюриэль, благодарю за вашу дружбу. Я всегда буду ею дорожить. Роза». – Женщина утерла слезу. – Из-за той открытки я даже расплакалась. Ваша бабушка, похоже, была настоящая леди, к тому же с отличным образованием. И видеть, до чего она докатилась… – Мюриэль покачала головой. – И я пошла к ней. Поблагодарила за открытку и уговорила зайти ко мне, погреться у камина и выпить чаю с пирогом.

– Спасибо за вашу доброту к ней.

– Да было бы за что. Мне это ничего не стоило. Честно говоря, мы мило поболтали. Я снова спросила ее о семье, поинтересовалась, были ли у нее дети. Она смертельно побледнела, покачала головой и сменила тему, а я не стала давить. За Рождество она заметно сдала, от нее остались только кожа да кости. И жуткий кашель усилился. Потом, сразу после праздника, заболела моя сестра в Эппинге и попросила приехать на недельку, чтобы поухаживать за ней. Само собой, я поехала и вернулась всего за пару дней до смерти бед- няжки.

– И тогда она попросила вас отправить письмо?

– Да. Я зашла ее проведать вечером после возвращения. Она была в ужасном состоянии, дрожала и дергалась, как кошка на раскаленной жестяной крыше. А ее глаза… она так смотрела… не знаю. – Мюриэль поежилась. – Как бы там ни было, она отдала мне письмо и умоляла срочно отправить. Конечно, я пообещала. Затем она схватила меня за руку и сжала ее очень крепко, а потом протянула мне маленькую коробочку и попросила ее открыть. Внутри лежал красивый золотой медальон. Не в моем стиле, слишком изысканный, на мой взгляд, но явно изготовленный мастерски, из чистого золота. Само собой, я сразу же сказала, что не могу принять такой дорогой подарок. Но она настаивала, чтобы я взяла медальон, и очень расстроилась, когда я попыталась его вернуть. На меня это сильно подействовало, и, придя домой, я решила, что на следующий день вызову к ней врача, что бы она ни говорила. Но оказалось уже слишком поздно.

– Ох, Мюриэль, если бы я только знала…

– Не вините себя. Это мне следовало немедленно отправить письмо, как она и просила. Но, если это вас хоть как-то утешит, бедняжка все равно скончалась раньше, чем вы бы его получили. Я нашла ее на следующий день в десять утра у подножия лестницы. Хотите бренди? Честно говоря, я бы немного выпила.

– Нет, спасибо, но вы пейте на здоровье.

Пока Мюриэль ходила на кухню за бренди, Джоанна размышляла над тем, что ей удалось узнать на данный момент.

– Интересно, что бабушка делала у подножия лестницы? – заметила она, когда Мюриэль вернулась в гостиную. – Такая хрупкая старушка вряд ли смогла бы подняться по ступенькам в одиночку.

– Так я и сказала фельдшеру скорой помощи, – проговорила Мюриэль. – Он пришел к выводу, что несчастная сломала шею, а большие синяки на голове, руках и ногах подсказали, что она слетела вниз по ступенькам. Ну, я ему объяснила, что Роза ни за что не смогла бы подняться по лестнице одна. К тому же, – Мюриэль пожала плечами, – зачем ей идти наверх? Там было пусто. – Она слегка покраснела. – Я как-то раз поднималась туда, просто ради любопытства.

– В самом деле, очень странно, – нахмурилась Джоанна.

– Вот-вот! Естественно, пришлось вызвать полицию. Они ввалились ко мне всей толпой и начали задавать кучу вопросов. Ну, кто она, сколько здесь жила и все такое. Я так сильно расстроилась, что, когда увезли ее тело, собрала чемодан и уехала на несколько дней к дочери… – Мюриэль отпила немного бренди. – Я всего лишь пыталась помочь по мере сил.

– Конечно. Вы знаете, куда ее отвезли?

– В морг, наверное. Будут ждать, пока бедняжку кто-нибудь не заберет.

Женщины сидели молча, глядя на огонь. Видя, как расстроилась Мюриэль, Джоанна подавила желание расспросить ее подробнее.

– Наверное, мне лучше пойти и взглянуть на квартиру, – в конце концов проговорила она. – Нужно решить, что делать с вещами бабушки.

– Их там нет, – неожиданно сказала Мюриэль.

– Что? И где они?

– Понятия не имею. Я уже говорила, что после случившегося несколько дней жила у дочери. Вернувшись, я вошла в ее квартиру… ну, чтобы изгнать воспоминания и все такое, но вещей в комнате уже не было. Там сейчас пусто, ничего не осталось.

– Но… кто мог забрать все ящики?

– Возможно, о ее кончине сообщили членам семьи и они приехали, чтобы убрать все из квартиры. Мог это сделать кто-то из ваших родных?

– Э-э… нет. Как Роза и сказала, все они за границей. В Англии только я… – Голос Джоанны затих. – Почему все исчезло?

– Откуда же мне знать, – вздохнула Мюриэль. – Если хотите, можете взглянуть сами. Ключ все еще у меня. Пахнет там уже не так плохо. Тот, кто забирал вещи, тщательно все обработал дезинфицирующим средством.

Вслед за Мюриэль Джоанна вышла из квартиры.

– Я буду рада, если здесь поселятся другие жильцы, – заметила Мюриэль, отпирая дверь в другой стене коридора. – Может, даже молодая семья, чтобы вдохнуть немного жизни в это место. Вы не против, если я не пойду с вами? Эта квартира до сих пор меня пугает.

– Конечно нет. Я и так отняла у вас много времени. Можно попросить ваш номер телефона, просто на всякий случай? Вдруг мне понадобятся какие-нибудь подроб- ности.

– Я вам его напишу. Отдам, когда занесете ключ.

Войдя в квартиру Розы, Джоанна закрыла за собой дверь и включила свет. Она застыла в крошечной прихожей, глядя на лестницу справа от себя – крутую, с неровными ступенями, – и все яснее понимала: женщина, которой она помогла две недели назад вернуться домой из церкви, была способна взобраться на нее не больше, чем новорожденный младенец. Под громкий скрип ступеней Джоанна медленно начала подниматься. Наверху лестницы оказалась небольшая площадка, от которой в обе стороны отходили пустые отсыревшие комнаты. В них не нашлось ничего, кроме стен и голых половиц. Даже окна, выходящие на заросший сорняками двор позади дома, кто-то недавно помыл. Закончив осматривать комнаты, Джоанна остановилась на лестничной площадке, почти на самом краю верхней ступеньки. До подножия лестницы было около пятнадцати футов, но отсюда казалось, что намного больше…

Она спустилась по ступенькам и вошла в гостиную, где Роза провела свои последние дни в окружении деревянных ящиков. Как и сказала Мюриэль, вся обстановка исчезла. Джоанна принюхалась. В комнате все еще чувствовался слабый неприятный запах. Опустившись на четвереньки, она внимательно осмотрела половицы в надежде, что здесь могло что-нибудь заваляться. Но ничего не нашла.

Джоанна осмотрела ванную и кухню, потом вновь вернулась в прихожую к подножию лестницы, где Мюриэль нашла бедняжку Розу. В голове всплыли строчки из письма.

«…у меня осталось совсем мало времени… предупреждаю, это опасно… если вы не застанете меня…»

По спине вдруг пробежал холодок. Да ведь Розу почти наверняка убили!

Но почему? Вот главный вопрос.

* * *

Заметив, как из двери дома на Мэрилебон-Хай-стрит вышла Джоанна, водитель машины, припаркованной на другой стороне улицы, завел мотор. По всей дороге сплошным потоком двигались автомобили, и мужчина видел, как она несколько мгновений неуверенно постояла на тротуаре, а затем повернула налево и зашагала прочь.

6

После обеда зарядил проливной дождь, и Джоанне вместе с другими журналистами и фотографами пришлось долго торчать возле дома в Челси, где жила огненноволосая супермодель, которая, по имеющимся данным, была влюблена в другую женщину той же профессии. В конце концов Рыженькая, как окрестили ее коллеги Джоанны, выбежала из парадной двери и сквозь толпу журналистов стала пробираться к ожидавшему ее такси. Вокруг замелькали вспышки камер.

– Ну что, я за ней, – сообщил Джоанне Стив, ее фотограф. – Позвоню, когда узнаю, куда она собралась. Боюсь, в аэропорт, так что раньше времени не радуйся.

– Ладно.

По примеру Стива прочие фотографы тоже вскочили на свои мотоциклы, а журналисты растворились в темноте дождливого вечера. Джоанна, застонав от разочарования, зашагала к станции метро «Слоун-сквер». Магазины вдоль всей Кингз-роуд пестрели объявлениями о распродаже по случаю конца сезона, от которых веяло такой же усталостью, скопившейся за рождественские праздники, как и от нее самой. В метро она безучастно уставилась на висящие над головой рекламные щиты.

Топтаться у порога какой-нибудь знаменитости всегда было неблагодарным занятием. Порою журналисты часами, а то и днями слонялись вокруг, прекрасно зная, что в результате вполне могли услышать лишь: «Без комментариев». Джоанна ненавидела подобные задания. Они шли вразрез с элементарной человеческой порядочностью. Если Рыженькая решила завести бурный роман с представительницей своего пола, то кому какое дело? Это касалось только ее самой. Но, как постоянно напоминал Алек, в отделе новостей национальной газеты не было места морали. Ненасытная публика вечно жаждала непристойных подробностей, касающихся чьей-нибудь сексуальной жизни. И завтрашняя газета с фотографией Рыженькой на первой полосе разошлась бы дополнительным тиражом в десять тысяч экземпляров.

Джоанна вышла из поезда метро на станции «Финсбери-парк» и, поднявшись по эскалатору, проверила мобильный. Стив прислал короткое голосовое сообщение.

«Я был прав. Через час она улетает в Штаты. Спокойной ночи».

Джоанна сунула телефон в карман и зашагала к автобусной остановке.

После встречи с Мюриэль пришлось с головой окунуться в работу, и времени обдумать все, что она узнала, пока не было. Решив немного пораскинуть мозгами в квартире Саймона, Джоанна по дороге записала детали разговора в блокнот, надеясь, что ничего не забыла.

В конце концов автобус остановился неподалеку от многоквартирного дома, где жил Саймон. Джоанна сошла на тротуар и быстро зашагала по улице. Она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила мужчину, растворившегося в тени позади нее.

Квартира Саймона располагалась на верхнем этаже большой перестроенной виллы на вершине Хайгейт-хилл, откуда открывался великолепный вид на зеленые зоны и крыши Северного Лондона. Он купил ее два года назад, утверждая, что все, чего ему не хватало внутри, с лихвой компенсировалось ощущением простора снаружи. И Джо, и Саймону жизнь в Лондоне давалась очень непросто. Сердца обоих все еще тянулись к Йоркширу. Они тосковали по спокойствию, безмятежности и безлюдным пространствам вересковых пустошей, на которых выросли. Вероятно, именно поэтому оба поселились в зеленом пригороде Лондона, всего в десяти минутах езды на автобусе друг от друга. Джоанна с завистью смотрела на вид, открывающийся из окон друга, но была вполне довольна и собственной необычной квартиркой у подножия холма, в более дешевом Крауч-Энде. И пусть ее сварливый домовладелец не утруждался такой роскошью, как приличная ванная и двойные стеклопакеты, зато ей повезло с тихими добрыми соседями, а это в Лондоне дорогого стоило.