Мрачный холл был выдержан в том же сложном полуегипетском стиле, что и фасад здания, но здесь преобладали темно-желтые «песчаные» тона. На кафельном полу лежал огромный ковер – очевидно, когда-то дорогой, а ныне выцветший и протершийся в уйме мест. Огонь во вместительном камине странной пирамидальной формы не горел. Мебели тут стояло мало, а та, что имелась, выглядела неиспользуемой и пыльной. В углу Фенвилл приметил открытый сундук.

За рядом желтых колонн слева поднималась черная деревянная лестница. Дворецкий медленно шел вперед и вверх, чеканя шаг за шагом, цепляясь за крепкий отполированный поручень. Фенвилл последовал за ним. Казалось, прошло две или три минуты, прежде чем они достигли первой площадки. Ворсистая дорожка, устилающая лестницу, была такой же потертой, как и ковер внизу, а на стенах не висело картин. В доме гулял странный сквозняк, но Фенвилл гадал о его источнике недолго – в огромном витражном окне, освещавшем всю лестничную клетку, как он заметил, не хватало нескольких ромбовидных сегментов.

Старик-дворецкий, поднимаясь, то и дело заходился в мучительном кашле. Лестница явно давалась ему с трудом. Фенвилл подумал, что ему следует извиниться за доставленные неудобства, но не хватало ни слов, ни духу.

Наверху, там, где лестница вела на второй этаж, мимо нескольких обшитых панелями дверей вел высокий, похожий на тоннель проход с лестничной клеткой на одной стороне. В конце коридора дворецкий остановился и слабо постучал в приоткрытую дверь. Фенвилл не услышал никакого ответа, но таковой, должно быть, прозвучал, ибо дворецкий толкнул дверь длинной рукой и головой пригласил Фенвилла войти.

– Спасибо, Гюнтер, – сказал голос, который звучал в ушах Фенвилла со вчерашнего вечера. – Можешь идти.

Дверь закрылась, и Фенвилл остался наедине с девушкой, которую преследовал.

Она сидела в углу высокого эркера за вязанием. Кресло, которое она занимала, было настолько огромным, что очень напоминало старомодный сценический трон, а она, видимо, исполняла тут роль молодой королевны. Собственно, все в комнате отличалось солидными габаритами – высокие потолки, вместительное ведро для мусора, каминный набор. Но, в отличие от холла и лестницы, комната отличалась ухоженностью, теплом и уютом.

– Итак, вы все же решили официально навестить меня в условленный час? – спросила девушка с легкой иронией.

Фенвилл только и смог, что кивнуть. Она посмотрела на него, и он отвел взгляд.

– Вы не мерзнете? Лучше сперва обустройтесь, согрейтесь, а потом уже поговорим. – Она продолжала орудовать спицами. На ней красовалось платье из парчи, гармонирующее с убранством комнаты и делавшее ее сокрушительно красивой. Фенвилл робко подошел к ревущему в очаге пламени – оно рождало до того громкий, осязаемый гул, что задавало фон всем звукам в комнате вообще.

– Какой сейчас месяц? – спросила девушка внезапно.

– Октябрь. В этом году он выдался холоднее обычного… – нашелся Фенвилл.

– Присаживайтесь, не стесняйтесь.

– Спасибо. – Фенвилл опустился в кресло с четырьмя позолоченными ножками, обитое узорчатым бархатом. Полуотвернувшись от девушки, он осторожно протянул руки к огню.

– Почему вы на меня совсем не смотрите?

Фенвилл почувствовал, как заливаются краской лицо и шея. Ощущение было столь же болезненным, сколь и новым.

– Странно это – нанести визит и даже не удостоить меня взгляда.

Фенвилл сполз на самый край кресла – и повернулся к ней. Теперь он заметил, что в эркере уровень пола приподнимался над остальной частью комнаты, так что его взгляд был направлен снизу вверх. Девушка сосредоточенно вывязывала узор.

– Не стесняйтесь говорить, пока я вяжу, я вас слушаю. Или вы до сих пор еще не согрелись? – Ее руки порхали с той же грацией, какую она проявляла и в ресторане, но теперь движения смотрелись более осмысленными, целеустремленными.

– Спасибо. Мне тепло.

– Хотите чаю? Раз вы нанесли мне официальный визит, я должна принять вас самым подобающим образом. Видите колокольчик? Позвоните, и рано или поздно Гюнтер придет.

– Едва ли это гуманно – вынуждать его снова подниматься к нам. Думаю, он даже еще не спустился вниз – с его-то прытью…

Девушка снова взглянула на Фенвилла и улыбнулась. На него резко накатило чувство, будто они остались с ней одни в целом мире.

– Вы мой гость, – произнесла она, – так что не стесняйте себя ничем. Колокольчик – сразу позади вас.

Гюнтеру нечем было помочь. Фенвилл обернулся, озираясь вокруг.

– Приглядитесь получше.

Фенвилл заметил широкую полосу толстого желтого шелка, свисающую с потолка к полу в углу за камином. Конструкция антикварная, иначе и не скажешь. Он с величайшей осторожностью, боясь приложить слишком много сил и оборвать шнур, потянул за нее.

– Сильнее. Не бойтесь.

Вздохнув, Фенвилл дернул со всей силы. Звука не последовало.

– Что-то я ничего не слышу, – оправдался он.

– Гюнтер все услышал, будьте покойны.

– Надеюсь, я не повредил эту штуку.

– Как, скажите на милость, вы бы ее повредили? Это же не современная электрическая игрушка, умирающая от одного касания. Я уверена, вы со мной согласитесь.

– Да, вообще-то, я действительно согласен. – У Фенвилла было много проблем с электрическими звонками – отчасти потому, что он ни капли не разбирался в электронике.

– Этот колокол ни разу не ремонтировали с тех пор, как построили дом.

– Как давно это было?

– Ровно сто лет назад. Я живу здесь, ибо не могу позволить себе иного.

– Понимаю. – Он не знал, что еще сказать. Глаза девушки были прикованы к вязанию, а Фенвилл пристально смотрел на нее.

– Вы знаете, что ни у кого в наше время больше нет денег? – Неуклюжее высказывание ее голос превратил в сущую музыку. Более того, она, казалось, ждала ответа.

– Мои предки разорились, а сам я еще ничего не скопил, – сказал Фенвилл, набравшись смелости. – А может, и не было у них никогда ничего.

– На Аркадия-Гарденс раньше работало много дворецких, а сейчас остался один лишь Гюнтер. Можно сказать, я его спасла.

Фенвилл вспомнил про старика и забеспокоился. Что-то он так и не появился. Но ему не хотелось терять нить разговора, размениваясь на сторонние тревоги.

– Когда я постучался, Гюнтер подумал, что я собираю деньги на благотворительность, и предложил мне пять фунтов. – Он хотел было заметить, что одно только это говорит о состоятельности хозяйки дома, но осекся и зарделся.

– Ну само собой, мне кое-что оставил отец, – бесстрастно сказала девушка, затем вдруг повысила голос: – Гюнтер, заходи! – Фенвилл был до того сосредоточен на ней, что все же пропустил осторожный стук в дверь. – Приготовь нам с гостем чаю, да поскорей. – Старый дворецкий что-то пробормотал. – Будь добр, поторопись.

Гюнтер удалился. Девушка не удостоила его даже взгляда.

– Мне кажется, ему бы не помешал врач, – заметил Фенвилл. – Этот кашель…

– Извините за то, что он такой копуша. Мне очень жаль.

Не эта черта Гюнтера беспокоила Фенвилла. Но хозяйка дома снова заговорила:

– А скажите-ка, часто ли вы ходите в ресторан с одной женщиной и бросаете ее, чтобы потом увиться за другой?

– Извините, я просто не устоял.

– Надеюсь, это у вас не любовь с первого взгляда?

– Боюсь, она самая.

– Если вы говорите «боюсь», значит, уверенности у вас нет. Когда это случилось со мной, я ни в чем не сомневалась.

Не веря своим ушам, Фенвилл тихо сказал:

– Нет сомнений и у меня.

Она отложила спицы и зевнула, прикрыв рот ладонью.

– Скажите мне, – сказала она, – как вы проводите все эти долгие бесцельные часы?

– Я работаю… я студент-архитектор.

– Студент-архитектор, обедающий в «Антресоли»? – Она поднялась и подошла к нему. Фенвилл затаил дыхание. Казалось, ответ ей особо и не требовался, но Фенвилл сказал:

– Случай был особый.

Она села в одно из больших кресел и, засучив широкие рукава платья, подставила огню свои бледные руки.

– Та девушка – ваша жена?

– Нет, – сказал Фенвилл. – Всего лишь… подруга.

– Ах, вот как. У нее внешность типичной богатой наследницы, знаете ли. – «Не так уж и сложно догадаться», – решил Фенвилл про себя. – Как жаль, что я не богата.

Фенвилл смотрел на ее очаровательные губы, тонкую паутинку ресниц, нежную кожу, идеальные запястья и миниатюрные ручки.

– Зато вы прекрасны.

Она никак не отреагировала на комплимент и сказала:

– У каждой комнаты в этом доме – особая стать. Их отделкой занимались разные люди – лучшие специалисты своего времени. Здесь, например, выдержан стиль кватроченто.

– Я заметил, – сказал Фенвилл, оглядываясь вокруг. – Покажете мне остальные?

– Остальные сейчас пусты. Заперты, забыты. Я больше не собираю вечеринки.

– И много на ваш век пришлось вечеринок? – На вид девушке можно было дать лет девятнадцать от силы, или двадцать.

– Да здесь чуть ли не каждую ночь собирались люди. Дом всегда был полон. Ну, само собой, когда отец был жив. И мне приходилось отдуваться за хозяйку. Отец предпочитал, чтобы это была я, а не мать. А потом, однажды ночью, он застрелился, и я обнаружила, что на мне повис и этот дом, и целый ворох долгов.

– Какой ужас! И давно это произошло?

– Точно не скажу… много лет назад. Моя мать повредилась в уме после этого. Но она всегда была бесхитростной душой, бедная моя матушка. Отец ее на дух не переносил, вечно гнал прочь. А меня вот любил.

– Грустно это. Мне очень жаль. – И вновь Фенвиллу больше нечего оказалось сказать.

– Да, – серьезно ответила девушка, – разоряться – всегда трагично.

Фенвилл задумался. И опять, это не то, что он имел в виду. Глядя на огромные уголья в камине, он спросил вместо этого:

– Вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы выйти в мир?

– Вот только вчера вечером я выходила в мир. Раньше я ходила в «Антресоль» с отцом. И до сих пор хожу туда, когда хочу подумать о нем или спросить его совета.

– Вот почему вы выглядели такой печальной?

Глаза девушки округлились, взгляд подернулся странной поволокой.

– Я любила своего отца. – Казалось, она вот-вот расплачется.

– Ох, извините. Я… я задал весьма бестактный вопрос.

– И мне нужно было, чтобы он сказал мне, как быть. – Девушка все еще смотрела на Фенвилла, растапливая его сердце и разум.

– Но… разве вы не упомянули, что он наложил на себя руки? – Слова были сказаны прежде, чем он успел обдумать их – вырвались-таки.

– Он до сих пор говорит мне, что делать, когда у меня проблемы. По крайней мере, он обычно так делает. Вчера вечером он почему-то молчал. – Ее голос был полон недоумения и сожаления. Она медленно отвернула голову. Суть ее речей была довольно-таки странной, но для Фенвилла все это с лихвой искупала трепещущая в сердце нежность по отношению к ней.

– Жаль, что он вас так подвел, – решил подыграть он.

Тут ей, похоже, пришла в голову новая мысль:

– Возможно, он послал вас дать мне совет? Вместо того, чтобы отдуваться самому. – Она чуть склонила голову, как бы задавая немой вопрос. – Это многое объяснило бы.

– Возможно, так оно и есть, – согласился Фенвилл.

– Вот почему вы бросили там жену и проследовали за мной до самого дома. Я думала, вас вела любовь… но нет, кое-что гораздо более важное. О, дорогой отец! – Она сложила руки на груди, и ее глаза странно заблестели. В этом упоминании о чем-то «гораздо более важном», нежели любовь, Фенвиллу причудилось нечто невинное, почти что детское.

– Это была любовь, – произнес Фенвилл, снова покраснев. – И Энн – не моя жена.

– Энн? – Молодая хозяйка воззрилась на него почти с подозрением.

– Энн Террингтон. Она сопровождала меня вчера вечером.

– Да, эта богатая девушка. – Она была так взволнована, что, казалось, ей было трудно следить за ходом своих мыслей. – Думаете, мой отец послал вас, чтобы помочь мне?

– Может, и так.