Когда с экзаменами наконец было покончено, Лэй предложил отправиться в трехнедельную поездку: с рюкзаками объехать всю Малайзию с севера на юг. Я хотел отправиться со всеми вместе и пришел к двум своим сестрам, чтобы попросить денег на поездку, но вместо этого они меня как следует отчитали.

Старшая сестра обвинила меня в том, что я совсем потерял связь с реальностью, выбрасываю деньги на ветер и болтаюсь без дела, а вместо этого мог бы записаться на курсы, чтобы подтянуть английский.

Она настоящий ботаник. Получила диплом бакалавра, потом магистра – в общем, голова забита одной учебой, и жизнь у нее скучная и пресная, как дистиллированная вода. А я не хочу следовать по стопам своей старшей сестры и на компромиссы идти не хочу.

Вторая сестра предложила мне другой вариант:

– Ничего страшного, если не хочешь учиться, можешь сделать как я: найди себе какую-нибудь подработку на время.

Вторая сестра любит деньги больше жизни. Она учится в университете, а на каникулах подрабатывает.

– А как насчет третьего варианта?

– Есть и третий вариант – поехать к родителям в деревню и помогать им в продуктовой лавке.

Ну, это вообще не вариант. У нас в семье женщины всегда все решают за мужчин, а мнение сестер вроде как последняя инстанция, их даже родители слушаются. Ну а у меня, хоть я и единственный сын в семье, такая же незавидная доля, как у Золушки, и жизнь совсем не сахар.

– Давай-ка посмотрим, где твой бумажник?

Лэй и Сыхао без лишних слов стали шарить по моим карманам, нашли бумажник и вытащили из него пятьдесят ринггитов. Они обалдело присвистнули, и на свист тут же явилась красотка официантка.

– Несите нам самые острые жареные куриные пальчики, а сдачу оставьте себе на чай, – заявил Сыхао, явно довольный собой.

Официантка приняла купюру, наградив Сыхао ласковой улыбкой.

– Это же я за все плачу, с какой стати она тебе-то улыбается? – запротестовал я.

– Юйчэнь, вот чему тебе надо бы поучиться, так это улыбке, ты же будешь официантом работать. Ласково улыбнешься клиенту – и чаевые у тебя в кармане, верняк. Ну давай, улыбнись-ка нам!

Самое время заплакать, но я не мог выдавить ни слезинки. Сто раз пожалел, что у меня в друзьях такие пройдохи. К тому же мне второй человек за день говорит, что с моей улыбкой хорошо получится торговать лицом. Даже не знаю, радоваться или огорчаться.

– Завтра мы в прекрасном настроении отправимся в путешествие, а ты с радостью и восторгом пойдешь на работу, так что все мы весело встретим завтрашний день, каждый по-своему, – сказала Чжилин и положила свое большое круглое лицо на плечо Лэю. Она с нетерпением ждала этой поездки.

– Думай о хорошем: окажешься в новой обстановке, там будут незнакомые люди. Кто знает, может, ты сразу найдешь себе девушку. – Аньжо, девушка Сыхао, звучала как умудренный опытом человек, хотя она старше Сыхао всего на два года.

– О чем ты? Там все девчонки не от мира сего, да еще и старше меня, – закатил глаза я.

Раздались фальшивые вздохи.

– Юйчэнь, из всех нас только ты еще ни с кем не встречаешься. Скажи, тебе какие девушки нравятся? – В голосе Аньжо слышались заботливые нотки старшей сестры.

– А может, у тебя особые предпочтения? – поинтересовалась Чжилин. Я видел, как она пытается скрыть усмешку.

Женщины как будто рождены для того, чтобы совать нос в чужую личную жизнь, поэтому я никак не отреагировал на вопросы. Вместо этого принялся уплетать жареные куриные пальчики, которые только что принесли. Типа, это же за мой счет, а не даром.

– Расслабься, девушки ему нравятся пухленькие и миленькие, а главное – не старше, чем он сам.

Эта любовь-морковь мне абсолютно по барабану, так что я продолжал молчать. Пускай болтают что хотят.

– Разве плохо, если девушка старше тебя? Да мы в каком веке живем, оглянись, вокруг полно парочек, где она старше его. Например, гонконгский актер Николас Це младше певицы Фэй Вонг на одиннадцать лет, и они без ума друг от друга, отличная пара. – Аньжо будто оправдывалась.

– У него в семье и так две старшие сестры, вот он и не хочет искать девушку постарше, которая будет его контролировать, – повернувшись к ней, вполголоса произнес Сыхао.

Аньжо поджала губы и промолчала. Обидчивая, наверное.

Я пододвинулся поближе и обвел ее взглядом.

– Что смотришь? – Аньжо сердито нахмурилась.

– Кожа немного дряблая, а еще видны пигментные пятна и морщинки. Аньжо, тебе надо бы хорошенько ухаживать за кожей. Пускай вокруг хватает парочек, где девушка старше парня, но поддерживать такие отношения непросто. Женщины, знаешь ли, стареют быстрее мужчин. Сегодня окружающие думают, что он твой младший брат, а завтра будут думать, что он твой сыночек.

– Что за чушь ты несешь?! – закричала Аньжо, сжав кулаки, будто собиралась драться. Я резко вскочил – только так и увернулся от дамских кулачков.

Что и требовалось доказать: неважно, сколько женщинам лет, им подавай одни красивые слова, но только не правду.

3

В первый день я нарочно опоздал на работу на полчаса.

Думал, приду последним, но в итоге поцеловал дверь. Кафе «Странник» было наглухо закрыто, внутри темнота, а у дверей развалилась упитанная рыжая кошка.

Хлопнув себя по лбу, я засомневался: время перепутал? Или кофейня открывается в десять вечера? Может, это вообще ночное кафе?

Короче, пораскинув мозгами, решил не париться. Мне, типа, фиолетово. Лучше уж пусть будет закрыто, чем открыто. В любом случае те, кто с головой на плечах, даже и не подумали бы подрабатывать на этой «планете чудиков».

И только я собрался уходить, как вижу: прямо навстречу мне шагает Синъянь. Деваться было некуда.

– Доброе утро! – сказала она.

Ага, как же, офигенно доброе!

Напустив на себя строгость, я показал на свои наручные часы и спросил:

– И сколько сейчас времени? Или счастливые часов не наблюдают?

– Пол-одиннадцатого, а что? – Она посмотрела на часы, на лице ни тени стыда.

– Как что? Знаешь, я полчаса торчу здесь.

– Ого, вот как! – Синъянь подошла ко мне вплотную и посмотрела прямо в глаза.

– Что? – Я уставился в пол, так как не привык меряться взглядами с девушками. И чтобы они стояли так близко.

– Врешь и глазом не моргнешь, – усмехнулась она. – На самом деле мы открываемся в десять тридцать, а тебе я нарочно сказала быть в десять, потому что догадывалась, что ты опоздаешь.

– Издеваешься, да?

– Я боялась, что стану жертвой твоей издевки, вот и решила действовать первой, – призналась Синъянь. Да еще эта улыбочка ее противная!

Приперла меня к стенке, и оставалось только глядеть на нее и молчать. Хотелось обругать ее, но нужные слова не приходили на ум. В конце концов, я же никогда девушек не ругал, зато они меня хаяли не раз.

Не обращая внимания на мое недовольство, Синъянь наклонилась и погладила рыжую кошку, а потом достала из сумочки ключи и открыла дверь.

В кофейне она везде включила освещение, и темнота сменилась ярким светом.

– Я хочу кое-что сказать, – подняв руку, сообщил я.

Оставив мои слова без внимания, Синъянь прошла на кухню, где налила молока и насыпала кошачьего корма, а потом вынесла все это на улицу под навес. Рыжая кошка приготовилась наесться до отвала.

– Ты что, оглохла или притворяешься?

– Говори!

– Хочу предупредить: я не собираюсь подметать пол или пылесосить, не буду мыть унитаз, а еще не буду улыбаться и вести себя мило. Я буду заниматься только посетителями, но обслуживать назойливых или придирчивых клиентов не стану, особенно с плохим характером…

– Может, тебе и не надо будет этим заниматься… – Синъянь обошла меня кругом, разглядывая со всех сторон. – Да, внешность подходит. Мы немного приоденем тебя и выставим на улицу у дверей кофейни, чтобы ты завлекал посетителей.

– Эй! Сколько можно обсуждать мой внешний вид! Я не ваза!

Она швырнула фартук, и тот приземлился мне прямо на голову.

– Не хочешь быть вазой – тогда действуй быстро. Пылесос в подсобке, и давай-ка уберись тут как следует, чтобы каждый уголок был вычищен. Хозяин помешан на чистоте. Если он найдет хотя бы пылинку – о-го-го! – тогда он вышвырнет тебя, как пыльный мешок.

Я был полностью деморализован и пал духом. Мне никогда не удавалось выйти победителем из перепалки с девушкой, а тут еще это ее кошмарное «о-го-го».

Взяв пылесос, я приступил к работе. Такая работа меня ничуть не пугает. Дома я и так занимаюсь уборкой, совсем как Золушка, только мужчина. Старшие сестры говорят: «Кто не работает, тому не платят», и мое вознаграждение – трехразовое питание и проживание.

В кофейне зазвучала странноватая музыка. Я прислушался и обалдел: это была старая английская песня шестидесятых годов, даже старше, чем мои родители.

Я запротестовал:

– Это же старье несусветное! Может, лучше послушаем что-нибудь новенькое, а?

Пропустив мой вопрос мимо ушей, Синъянь вынесла пачку яиц, молоко и баночки с каким-то порошком, похожим на муку, и стала готовить выпечку, подпевая себе под нос. Ей эта музыка явно нравилась.

А может, у всех женщин постарше такой изъян? Им нравится вести себя на кухне так, будто они выступают на сцене, а на чувства других ноль внимания. Моя мать так делает, сестры тоже такие, вот и она такая же.

Я нацепил наушники, сделал музыку погромче и в два счета разделался с уборкой. Эффективность у меня что надо: стоит только поддать газу, тут уж никакой «порше» не сможет угнаться за мной.

Только я собрался присесть и отдохнуть, как Синъянь подозвала меня, помахав рукой.

Когда я подошел, она протянула мне чашку черного кофе и мягко произнесла:

– Это тебе, пей!

– Кофе, мне? Я не пью кофе, – отрезал я, даже не собираясь ее благодарить.

– Ну пожалуйста, выпей!

Ладно, думаю, раз она дважды попросила меня, так и быть: я неохотно сделал глоток. Как только кофе попал мне в рот, я не удержался и тут же выплюнул его обратно в чашку:

– Он же острый! Что за дурацкий кофе?

Но Синъянь только тихонько усмехнулась:

– Кофе от лени. Я добавила в него перца.

– Ты что, больная? Может, тебе лучше сходить к врачу, а то от твоих выходок пострадает кто-нибудь.

Синъянь вывела пальцем на оконном стекле большой круг, а затем поднесла палец к моему лицу:

– Это что такое?

Черт! Забыл окно протереть.

Она щелкнула меня пальцем по лбу, как будто хотела сбить пылинку.

– На этот раз тебе щелбан от меня, а не от хозяина. Но если будешь дальше лениться – о-го-го! – тогда тебе достанется десять щелбанов.

Я понял, что спорить с Синъянь бесполезно, лучше просто сделать, как она хочет. Протерев все стекла, я почувствовал, что голоден как волк, и без сил растянулся на столе.

Передо мной возник кусочек оранжево-красного шифонового бисквита, испускающий невероятный аромат. Я сел и уставился на него, глотая слюнки.

– Проголодался, наверное? Хочешь?

Даже смертельно голодный, я все-таки взял и отвернулся.

Пусть знает, что вывела меня из себя.

Тут Синъянь пошла на хитрость: пододвинула торт прямо к моему носу, чтобы соблазнить ароматом.

– Правда не будешь? Готов даже умереть с голоду?

– Вот еще! Кто знает, какую фигню ты еще туда добавила.

Синъянь подцепила вилкой кусочек бисквита и положила себе в рот и с наслаждением прожевала.

– Я распробовала джекфрут и инжир. Но это же никакая не фигня, верно? Ах как вкусно! Ну, если ты не будешь, то я доем!

Показывает свою слабость? Может, если откажусь пробовать бисквит, она подумает, что я трус?

Я взял и с жадностью съел целый кусок бисквита.

Следом она принесла апельсиновый тортик, оказавшийся таким вкусным, что я чуть язык не проглотил.

Подперев голову руками, Синъянь наблюдала, как я ем, словно ожидая похвалы. Вместо этого я нарочно раскритиковал торт, сказав, что он невкусный. Его даже бродячий кот есть не станет.

На ее лице застыла улыбка. Ну и ну, даже критику она воспринимает как комплимент. Как мне тогда понять, что у нее на уме?