Она въезжает в красивый квартал с виллами. Едет мимо желтых построек кирпичных домов и белых вилл с деревянной резьбой. Здесь и там мелькают бассейны, батуты, теплицы.

Быть уборщицей не так-то легко, Хильда это давно поняла. Она узнала об этом от Зейнаб. Полдня женщина трудится вместе с Хильдой на кухне детского садика, а остальную часть времени вкалывает уборщицей в шикарных кварталах Норртелье. У нее широкая сеть знакомств, и она убирается в самых дорогих виллах города. Раньше Хильда думала об уборке как о довольно приятном занятии. А что, пылесосишь или протираешь пыль, а сам в это время слушаешь музыку или размышляешь о жизни. Вот только она не подумала про боль в спине. И что от постоянных наклонов тело буквально разваливается на куски.

Несколько недель назад Зейнаб позвонила ей домой. Она была в панике: из Ливии к ней на месяц приезжает погостить сестра, а она не знает, что ей делать с ее субботними сменами в клининговой фирме. Но Хильда, которая в это время стояла и чистила картошку, вдруг услышала, как ее губы сами собой произнесли: «Давай я тебя подменю!»

Зейнаб сначала засомневалась, но Хильда быстро ее уговорила, потому что ей нравится помогать, а еще потому, что ей нужны были деньги. Поездка в Италию была далеко не бесплатной. На путевку ушли почти все ее сбережения, а ведь в самой Италии тоже надо будет на что-то жить. И потом, она собиралась накупить столько разных вин, оливкового масла, специй… Так что приезд сестры Зейнаб оказался как нельзя кстати.

Вовсю налегая на педали, Хильда взбирается на холм. На вершине холма расположился огромных размеров зеленый дом. Она останавливается перед белой калиткой и, утирая пот со лба, оглядывает фасад. Он невероятно красив. Элегантен, но при этом чуть кривой и малость скособоченный. Словно гламурная версия виллы «Курица».

Ежовая улица, 24. Сегодня ей предстоит здесь убираться.

Она шагает по усыпанной гравием подъездной дорожке. Не всем нравится видеть уборщицу в своем доме по выходным, когда хочется растянуть на подольше завтрак с детьми или просто поваляться на диване. Но на Ежовой улице, 24, с этим проблем нет – по словам Зейнаб, по субботам с девяти до трех вся семья, включая ребенка, играет в гольф.

Хильда никогда не понимала сути гольфа. Она вообще ничего не понимает в спорте. Он кажется ей такой… нервотрепкой. Пусть не гольф. Его нервным не назовешь. Но все равно ужасно скучный вид спорта.

Она поднимается на крыльцо, приподнимает большой терракотовый ящик с цветами, достает ключ и открывает им дверь.

Глава 5
Расмус

Уборщица моей сестры – явно сумасшедшая.

Расмус только что проснулся и теперь лежит в постели, таращясь в стену мутным взглядом. Может, он ослышался? Мужчина навострил уши. Нет, все правильно. Уборщица его сестры слушает музыку. Причем громкую. И не абы что, а в стиле данс-бэнд.

Ё-мое, это же «Блендер». Группа из Вадстены. Старые конкуренты «Розы Расмуса»: они сталкивались на многих фестивалях, где воевали за концертные площадки. Но… этого не может быть. Он сел в постели и увидел свое отражение в зеркале на стене. Волосы дыбом, словно он только что слез с электрического стула. Расмус выбрался из постели и пересек гостиную, в которой спал последние два года.

Ну почему уборщица Карины должна обязательно слушать «Блендер»? Он подкрался к двери и распахнул ее. Сквозь высокие окна верхнего этажа лился солнечный свет, и в воздухе танцевали пылинки. Дома был только Расмус. Карина с семьей по субботам всегда играет в гольф и каждый раз предлагает ему присоединиться к ним. Но ему даже ответить и то бывает трудно, не говоря уж о том, чтобы тащиться на какой-то там гольф.

Еще двадцать лет назад Карина пренебрежительно отзывалась о гольфе как о «хоккее с мячом для элиты» и злорадно высмеивала одежду игроков.

Теперь же она, как какая-нибудь Анника Сёренстам, стоит на лужайке и, приставив ладонь козырьком ко лбу, всматривается вдаль – куда это там полетел маленький глупый мячик. Деньги действительно меняют людей.

Расмус покидает гостиную и приближается к лестнице. Перегнувшись через перила, бросает взгляд на нижний этаж и ничего не видит. Однако из кухни продолжает греметь музыка. Она и в самом деле очень громкая. Кому взбрело в голову врубить «Блендер» на полную катушку? Это не может быть уборщица. Неужели это…

Ледяные пальцы внезапно стискивают его сердце.

Дьявол. Это она. Лена. Та самая пятидесятилетняя старуха-сталкерша. Которая начала забрасывать Расмуса своими письмами, когда он был на пике своей популярности. Которая каким-то образом раздобыла номер его телефона и постоянно ему названивала. Которая маячила на каждом его концерте. С этой своей жутковатой улыбочкой. О боже.

Расмус в панике оглядывается по сторонам, пытаясь найти хоть какое-нибудь подобие оружия. Его взгляд натыкается на письменный стол Карины. На столе лежит скоросшиватель^[5]. Розовый, с зелеными бабочками. Да, пожалуй, сгодится.

С колотящимся у самого горла сердцем он спускается в кухню навстречу гремящей музыке, крепко сжимая в руке скоросшиватель.

Глава 6
Хильда

А Хильда тем временем отплясывает на кухне дома 24 по Ежовой улице. В этом доме она убирается впервые, но любую уборку привыкла начинать с кухни – святая святых. Наушники она сняла, потому что в них неудобно работать – провода все время за что-нибудь цепляются – и положила телефон с включенной музыкой на кухонный стол.

Она сует за щеку новую порцию снюса, выдавливает на плиту немного чистящего средства и принимается оттирать губкой следы убежавшей еды. Большие красивые окна притягивают ее взор. Когда в них светит солнце, то становится заметно, что они уже малость грязные. Конечно, мойка окон не входит в ее рабочие обязанности, но если у хозяев найдется подходящее средство, то почему бы и нет.

Внутри дома довольно жарко. Снаружи здорово припекает и из-за больших окон в кухне стоит настоящая парилка, словно ты очутился в теплице. Да еще, кажется, в этой семье любят полы с подогревом – и это в середине лета! Хильда уже стянула с себя клетчатую рубашку и теперь работает в одной футболке. Пот так и течет с нее ручьями.

Сад вокруг зеленого дома обнесен высокой живой изгородью, не пропускающей чужих взглядов. В принципе она могла бы вообще снять футболку. Как-никак на ней еще спортивный бюстгальтер. Да, так и сделаем. Она стягивает с себя футболку и вешает ее на спинку кухонного диванчика. И возобновляет уборку. О боже, хорошо-то как! Надо почаще убираться полуголой. Такое облегчение!

Внезапно за окном мелькает человеческая фигура.

Мужчина.

Голый.

Хильда замирает с губкой наперевес и морщит лоб. Может, ей померещилось? Неужели по саду и в самом деле разгуливает голый мужик?

И тут ее осеняет. Это же чье-то отражение в стекле. Позади нее кто-то есть.

ПОЗАДИ НЕЕ.

В голове в один миг проносится сотня пугающих мыслей. Кадры из документальных фильмов про то «Как я выжил» принимаются скакать перед глазами, словно шарики для пинг-понга. Она часто смотрит по вечерам американскую телепередачу, где очевидцы страшных событий рассказывают свои истории – начиная от нападения акулы и встречи с торнадо и заканчивая покушениями на жизнь.

Неужели за ее спиной стоит убийца?

Хильда стремительно отпрыгивает в сторону, и одновременно с ее губ срывается крик. Зрение не обмануло ее – в дверях кухни действительно стоит самый настоящий голый мужик. Впрочем, не совсем голый – из одежды на нем трусы-боксеры. И… Что это у него там в руке? Розовый скоросшиватель? О боже. Он что, собирается запытать ее им до смерти? Вот это будет всем историям история. Прочие просто померкнут на ее фоне.

– Э… здравствуйте? – нерешительно произносит мужик со скоросшивателем.

Хильда так быстро и часто дышит, что с трудом выдавливает:

– З…здрас…сти.

– Ты кто?

– Уб… уб…уборщица! Разве не видно?

И Хильда воинственно взмахивает в воздухе губкой.

– Ты не уборщица, – заявляет мужик. – Нашу уборщицу я знаю. Ее зовут Зейнаб.

– А я ее сегодня подменяю! А… вы кто?

– Я – Расмус. Я здесь живу.

– А… разве вся семья не отправилась играть сегодня в гольф?

– Отправилась. Но я остался. Я в гольф не играю. А ты чего голая?

Хильда в ужасе переводит взгляд на свое тело. Бледное, как сырая картофельная клецка, да еще и блестит от пота.

Ей становится дурно. Этот голый мужик, должно быть, принял ее за умалишенную.

– Но… вы тоже голый, – выдавливает она.

– Я вообще-то здесь живу.

– А я делаю уборку, и мне жарко. Зачем вы включили подогрев пола? У вас здесь как в бане!

– Не знаю. Это дом сестры, а она любит, чтобы было тепло.

У твоей сестры-гольфистки явно какой-то биологический изъян, мелькает в голове у Хильды. Это просто чудо, что ее ребенок до сих пор не расплавился.

Тем временем мужчина медленно опускает руку и кладет скоросшиватель на крышку бюро. Хильда стоит и мнет губку. Ее бешено колотящееся сердце понемногу успокаивается. И тут она наклоняет голову и всматривается в мужика в боксерах повнимательнее. Уж больно знакомое лицо…

И вдруг замирает, пораженная внезапной догадкой. У нее отвисает челюсть.

Она поняла, кто перед ней. Я – Расмус. Так он сказал. И… был прав. Это действительно Расмус. Расмус из «Роз Расмуса». Группы, которую Хильда слушала много лет подряд. И в горе, и в радости. Потрясающие песни, где было собрано всего понемножку. Одни красивые и печальные о несчастной любви с непременным соло на саксофоне, другие наоборот – жизнерадостные и энергичные, о летних ночах и зарождающейся любви. Но прежде всего ее привлекал сам Расмус и его чудесный голос.

А теперь… он сам оказался перед ней собственной персоной.

В одном доме. В одном помещении. Всего в нескольких шагах от нее.

Тут настал черед Расмусу наморщить лоб. Он удивленно поднимает брови.

– Ты плохо себя чувствуешь? – спрашивает он.

– А?

– У тебя рот открыт. Словно ты задыхаешься. Тебе нехорошо? Голова не кружится?

– Вы… вы… вы…

– Погоди, попробуй поднять руки над головой. Я видел по телевизору – вроде помогает.

– Вы… вы…

– Да?

– Вы – Расмус Розен!

Он кивает.

– И… и… из «Роз Расмуса»!

– Верно. Все хорошо? Можешь поднять руки над головой?

Хильда кивает. Но рук не поднимает. Еще не хватало выставлять напоказ свои потные подмышки.

– Могу. Но мне и так хорошо. Просто… я… вы хорошо поете.

Хильда сглатывает. Вы хорошо поете. О господи, и это все, что она может сказать?!

Расмус скребет в затылке.

– Спасибо. Но… где Зейнаб?

– Она… ее здесь нет.

– Я вижу.

– Она… она…

Хильда внезапно утрачивает дар речи и лишь немо разевает рот, как выброшенная на берег рыба. Ой-ой-ой, нехорошо-то как! Расмус, еще чего, доброго решит, что она прикончила Зейнаб и закопала ее труп в саду.

Хильда откашливается. Набирает в грудь побольше воздуха. И выпаливает:

– Зейнаб поехала погостить к сестре. В Ливию.

Расмус скрещивает руки на груди и вопросительно глядит на Хильду.

– Э… в смысле наоборот. Это ее сестра приехала к ней сюда в гости, а я помогаю ей с уборкой по выходным.

– А моя сестра знает об этом?

– Да, конечно. Зейнаб предупредила ее.

– А почему ты слушаешь «Блендер»?

Хильда поворачивает голову и видит телефон, который по-прежнему лежит на кухонном столе, наигрывая веселый мотивчик. Продолжая сжимать в руке губку, она делает шаг и выключает музыку.

– Мне нравится эстрадная музыка. Поэтому я знаю, кто вы. А вам тоже «Блендер» нравится?

– Не особо.

Хильда молчит. Больше всего ей хочется провалиться сквозь раскаленный пол. А может, под ее ногами сама преисподняя? Поэтому здесь так чертовски жарко?

– Ладно, – говорит Расмус. – Я пойду спать дальше. А ты лучше надень наушники.