Мария Зайцева: Радужная пони для Сома

Глава 1

Сейчас

В последнее время мне снятся на редкость радужные сны.

Странные и охеренные.

В них я перебираю в пальцах разноцветные легкие пряди волос, смотрю в яркие озорные глаза, целую нежные смеющиеся губы…

И кайфую так, как никогда в жизни.

Правда, дальше прикосновений и лайтовых поцелуев дело не идет, но это только потому, что и в реале не свезло.

А почему не свезло?

А потому что кое-кто дебил. Прям конкретный такой, клинический дебил, проебавший свое радужное счастье.

Я просыпаюсь утром, жестко выпадая в осадок от контраста бесконечного кайфа во сне и бесконечной задницы в реале.

Естественно, настроения мне это не прибавляет.

Пару минут лежу, тупо пялясь в потолок и заново привыкая ощущать себя дебилом.

Потом встаю, занимаюсь привычными делами, уже набившими оскомину, но без них вообще было бы херово.

А так…

Пробежка по территории с неугомонным псом, наследством от моей короткой счастливой жизни, мяч, легкая разминка, побить руками и ногами Германа, выместив на невозмутимой резиновой роже всю свою вселенскую злобу, потом в универ.

И там все по накатанной.

Ничего интересного.

Хотя, нет.

Интересно мое постоянное ожидание. Жадное сканирование пространства на предмет появления в зоне видимости радужной макушки одной нежной мелкой поняшки. Это не я ее так обозвал, кстати, это подружка Немого как-то обронила. Я сначала не понял, почему поняшка?

Из-за роста, что ли?

Но потом подумал, повспоминал и заметил закономерность.

Мелкая девка была похожа на одну из тех радужных пони, которых так любят таскать сопливые школьницы в младших классах.

Масть разноцветная, глаза эти огромные… Ну и размер тоже, да. Метр с кепкой, реально. Мне, с моими сто девяносто пятью сантиметрами, в пупок дышит… Макушка где-то в районе груди.

Так что да, четкое мышление у подружки Немого, сходу и в точку.

Радужная пони, Поняшка, Радужка…

Красивая и брыкливая.

Ходит, и все мимо.

И не смотрит.

А почему?

А потому что – читай выше… Дебил, да.

Осознание реального уровня своих умственных способностей вопринимается уже нормально. Ровно.

Нет, в самом начале я бесился, да. Никак не желал признавать очевидное. Злился на Радужку, считал ее дурой, во всем виноватой…

Но со временем, все переосмыслив…

Ладно, чего уж теперь…

Я захожу в аудиторию, привычно усмехаюсь девочкам, привычно даю пять Немому, с мрачной мордой сидящему на последнем ряду, падаю рядом, достаю наушники.

Ну не лекцию же слушать, в самом деле?

Я мог бы и не ходить, но философ – тот еще козел, аккуратно заполняет ведомость на предмет пропусков и потом всех, у кого нет уважительной причины, жестко ебет.

А я, как бы, натурал стопроцентный. И сексом, даже в голову, хочу заниматься с девушками. Верней, с одной, конкретной девушкой. С ней можно и в голову, да…

Вот только она – ни в какую.

И это – самая большая моя трагедия в этом году.

Немой сидит в телефоне, краем глаза вижу, как просматривает фотки своей девочки: шикарной блонди с нереальными буферами и не менее нереальными глазами. Кукла, короче. Мимоходом вспоминаю, как мы все на нее дружно пускали слюни пару лет назад, когда она была еще не девочкой Немого, а подружкой нашего общего приятеля, Лексуса. Как мы завидовали этому придурку, усмотревшему среди массы пестрых курочек-первокурсниц, золотую птичку-невеличку.

Мы с Вилком, еще одним нашим общим приятелем, даже забивались, сколько продержится малышка рядом с этим говнюком. И оба проиграли, потому что я давал месяц им, Вилок – три, а парочкой блонди с Лексусом проходили аж два с половиной года.

Хотя, тут я Лексуса понимаю, девочка невозможно залипательная, грех такую отпускать от себя.

Немой, кстати, в споре не участвовал и вообще скалился злобно и молчал. Хотя, молчание, это его обычное состояние, не зря же кликуха. Но только теперь до меня начинает постепенно доходить, что он еще тогда, два года назад, залип на этой девочке по-взрослому.

И шифровался, главное, все это время!

И потому я, честно говоря, охерел, когда месяц назад выяснилось, что он подсуетился и забрал эту малышку у Лексуса. А его самого отправил на больничную койку. Вот тебе и Немой!

Нет, то, что он может кого угодно на больничную койку уложить, никаких сомнений. В придурке роста больше двух метров и живой массы больше ста кило. Да еще и в анамнезе дед с отцом – чемпионы по боксу. Ясен пень, уложит и на койку больничную, и в землю на два метра вглубь кого угодно…

Но вот то, как ему удалось заинтересовать такую девочку, вообще темная история. Может, и не спрашивал? От него всего можно ожидать, молчаливого удачливого придурка…

Я, кстати, Альке, этой блондиночке, так и говорил: “ Если он тебя заставляет, моргни”.

Она улыбнулась и сдала меня Немому. Мы поговорили… Душевно. Челюсть до сих пор на погоду ноет.

А я ведь тоже не пальцем деланный и черный пояс не за красивые глаза имею. Но против этого зверя без вариантов, само собой… И, главное, не поверил ведь, что я пошутил!

А я реально пошутил!

Потому что хороша блондиночка Аля, очень хороша…

Но я к тому времени уже вперся в Радужную поняшку по самые яйца. И к другим мог что-то подкатывать именно только в шутку.

Просто я тогда еще рассчитывал… На взаимность.

Дебил, да.

Немой разглядывает фотки своей девочки, улыбается непривычной для его физиономии нежной улыбкой, а я ему завидую.

Так, сука, завидую!

Потому что мне не шлют сладкие фотки, нежные смс, горячие голосовые… Верней, шлют… Но не те.

А та… Не шлет. И не пришлет.

И от понимания конечности ситуации, неисправимости ее, болит внутри, там, где сердце. Ноет и ноет, противно так, жизнь мне отравляя.

И как мне с этим всем быть, хер его знает.

Я закрываю глаза, отрешаясь от ситуации, и все равно невольно уношусь в тот самый первый день, когда в моей жизни появилась Радужная поняшка и отравила мое безбедное и веселое существование собой.

Глава 2

Полтора месяца до…

Разноцветные волосы, переливающиеся в искусственном свете ламп столовки, я замечаю сразу.

И торможу всеми четырьмя лапами, как кот.

Потому что прикольно же!

Как мимо пройти?

Оглядываю экспонат со всех сторон.

Ничего так.

Мелкая, конечно, и во всем черном и пацанском. Не понять, какие титьки, какие ноги…

Но глаза – зачет, большие, яркие такие. Губы – тоже зачет. Не сильно пухлые, но и не тонкие. И, главное, свои.

Я чего-то последнее время уставать стал от поголовно насосанных свистков. Целовать такое кайфа нет, это как резину жевать, а на члене плохо ощущаются… Не плотно. И тоже резиново. Если я захочу такого экстрима, лучше резиновую бабу куплю. Она хоть мозг в процессе выносить не будет.

Проблема в том, что с каждым годом все сложнее нарыть нормальных, естественных девок, потому что у них у всех мода же. И врачи, которые это дело качают, тоже одни и те же… Отец говорил, что еще лет пятнадцать назад такое развлечение стоило дорого и было распространено в основном в столице. В наших ебенях не было спецов нормальных, да и бабки такие не у всех водились.

А сейчас, говорят, это все вообще копейки стоит, вот и делают девки.

И, самое главное, что непонятно, нахера. Вот кого из парней ни спрошу, никому эти свистки не нравятся. А девки все равно качают…

Короче, я обхожу новинку еще разочек, уже полностью убеждаясь, что нехилый такой экспонат к нам залетел.

Все свое, чистенькая, в губе пирсинг, а я такое люблю, кстати, в отличие от свистков.

И, главное, волосы! Волосы всех оттенков радуги! Чистых цветов: розовый, сиреневый, бирюза и синь неба. Они волной обрамляют тонкое личико с правильными чертами лица, и так и тянет их потрогать. Интересно же, что за чудо такое радужное?

Я, мгновенно забыв о первоначальной цели мероприятия, то есть, о мини-пиццах, которые никогда не залеживались на витрине, самонавожусь на Радужку с неотвратимостью боевой ракеты.

Она стоит одна, посреди столовки, в глазах растерянность. Моя ты хорошая… Потерялась?

Ничего, я тебя нашел.

Подхожу к ней, нависаю над разноцветной макушкой и, снизив голос до интимного хрипа, который так нравится девочкам, говорю:

– Малышка, боишься подойти? Затопчут? – киваю на буфет, где дерутся из-за сосисок в тесте юристы, – давай я тебя спасу… Что хочешь? Пиццу? Сосиску? Или все вместе?

Она вздрагивает, потому что я предусмотрительно подхожу со спины, наклоняюсь низко, нагло нарушая личное пространство, поворачивается и отступает на шаг.

Задирает остренький подбородок, пялится на меня.

Я усмехаюсь своей самой нахальной, самой бабоукладческой улыбкой, которая безотказно действует на всех без исключения девочек от десяти до семидесяти лет.

Действовала.

До этого момента.

Потому что, если я и жду от Радужки восхищения, то зря.

Она отступает еще на шаг, осматривает меня с ног до головы недоумевающим, холодным взглядом, в котором нет и тени таких привычных для меня эмоций: интереса, восхищения, кокетства…

Вообще ни разу.

Только недоумение, типа, кто ты такой, какого хера тебе тут надо?

– Ничего не надо, – коротко и недружелюбно отвечает она. И отворачивается! Просто отворачивается. От меня! От меня!

В первое мгновение я решаю, что поймал глюк. Потом, что она слепая наглухо.

Первое менее реально, чем второе, а потому я даю Радужке еще один шанс. Делаю шаг к ней, теперь уже лицом к лицу, так, чтоб точно рассмотрела в деталях, усмехаюсь опять:

– А если подумать? И вообще… Я тебя раньше не видел. Новенькая? Пошли за мой столик.

Это даже не предложение, если что. Это констатация факта. Девочкам нельзя давать возможность выбора. Тем более, таким брыкливым.

– Нет, – опять отказывается она, даже не давая себе труд задуматься над моим не-предложением. А оно, между прочим, эксклюзивное! Я раньше никого из девочек не таскал за наш стол. Там только Алька сидела, подружка Лексуса. И ее знакомые девочки иногда, чисто компанию скрасить.

Точно, она новенькая. Потому и не заценивает такого шикарного эксклюзива. Дурочка маленькая. Надо просто разъяснить…

– Не ломайся, – хочу сказать примирительно, а получается слегка высокомерно. Но и ладно, надо же ее на место поставить… Показать, насколько ей повезло, что я на нее внимание обратил, – мы редко кого зовем…

– А я редко кому отказываю, – неожиданно отвечает она, вводя меня в ступор.

Я пару мгновений трачу на осознание ее слов и их оскорбительности, а затем не нахожу ничего лучше, чем тупо сказать:

– Че сказала?

– Я три раза сказала “нет”. Ты глухой? Или тупой? Или все вместе?

Ее голос звучит неожиданно звонко, а лицо краснеет от злости и негодования.

Я это все отмечаю краем сознания, потому что основной процессор сильно занят.

У него гребанный эррор.

Никто. Никогда. Не говорил со мной так. Никто. И никогда.

И потому я даже не могу нормально среагировать на хамство. Просто моргаю и удивленно спрашиваю:

– Ты охренела, соска тупая?

И нет, это не оскорбление. Это тоже констатация факта.

Но девчонке почему-то не нравится, и она, смерив меня презрительным взглядом, припечатывает:

– Это еще кто из нас соска, у тебя рот явно больше рабочий!

Наступает оглушительная тишина, настолько полная, что я на мгновение решаю, что слух потерял. И ориентацию в пространстве. В другую реальность вывалился, потому что в этой… Такого просто не может происходить. Такие слова не могут произноситься в моем направлении.

Невозможно.

Смотрю на нее, нихера не понимая, оглушенный навалившейся тишиной.