Олейников ловко запрыгнул на верхние нары, растянулся на них, забросив руки за голову, и, выдержав паузу, равнодушно произнес:

– Ну не был так не был. Тогда и паспорта у тебя не будет.

Крамаренко засопел и отвернулся к стенке.

Олейников достал из кармана конверт, который ему передал Зорин, повертел его в руках и аккуратно надорвал. В руки Олейникову скользнула фотография, и тут же, словно вспышка молнии, воспоминания пронзили его память…

* * *

– Как ты мог? Как ты мог?! – вслед за пощечиной обжигают Олейникова Катины слова. Ее плечи сотрясаются от рыданий, она быстро разворачивается и бежит прочь.

«Я больше никогда ее не увижу… – провожая ее взглядом, понимает Олейников. – Никогда!»

* * *

Олейников бережно разгладил замятый уголок фотокарточки и вгляделся в Катино лицо. За прошедшие пятнадцать лет из хрупкой, ангельски бледной девушки она превратилась в очаровательную, стройную, зрелую женщину. И хотя на фотографии она улыбалась, Олейников заметил в уголках ее глаз притаившуюся грусть и тревогу. На фотографии рядом с Катей стоял, прижавшись к ней, мальчик лет пятнадцати. Черты его лица показались Олейникову знакомыми… «Неужели? – царапнула по сердцу Олейникова догадка. – Не может быть…»

Олейников долго лежал неподвижно, рассматривая фото, ему даже показалось, что мальчишка стал крепче прижиматься к Кате, что Катины волосы иногда теребит ветер, а ее губы шевелятся, словно она что-то шепчет. Олейников провалился в сон…

* * *

«Боже мой, какие у тебя губы!» – шепчет Олейников, притягивая Катю к себе. Она смеется, берет его за руку… но это уже не она, это – генерал Кубин крепко пожимает его руку, а за спиной Олейникова ревет на взлетной полосе готовый к старту реактивный самолет. Олейников бежит к самолету, но вдруг позади него раздаются крики и хлопки, он оборачивается – толпа, толпа фотографов окружает его, слепят вспышки, рядом с Олейниковым – офицер в американской форме, это – Холгер Тоффрой. Олейников узнал его и что-то кричит ему по-английски, а самолет ревет, но это уже не самолет, это – ракетный двигатель на стапеле заглушает голоса – его и Вернера фон Брауна. В лаборатории идет испытание, инженеры в белых халатах, фон Браун следит за приборами. Олейников незаметно выходит, вот он в какой-то комнате, перед ним распахнутый сейф, он достает из кармана миниатюрный фотоаппарат и щелкает, щелкает, щелкает… вспышка… вспышка… вспышка… Нет, это уже не вспышка, это слепит солнце. Жаркое мексиканское солнце. Олейников стоит на террасе утопающего в пальмах и цветах посольского особняка, рядом с ним улыбается, потягивая затекшие плечи, атташе советского посольства:

– Хорошо-то как! Прямо-таки как в раю!

По бокам Олейникова встают двое коренастых парней в штатском, атташе ласково говорит ему:

– Завтра самолет в Москву. Полетите с товарищами.

– Вам удалось связаться с генералом Кубиным? – спрашивает Олейников.

С лица атташе медленно сползает улыбка.

– Ваш генерал, гражданин Олейников, или кто вы там на самом деле, оказался предателем!

* * *

И Олейников проснулся. Сквозь зарешеченное окно пробивались лучи утреннего солнца, а со двора, заглушая храп Крамаренко, который и храпел, тоже картавя, доносился звонкий голос Великановой:

          Пусть не ярок их наряд,
          Но так нежен аромат,
          В них весны очарование…

В двери с лязгом распахнулось окно «кормушки», и хриплый голос охранника стеганул по камере:

– Олейников! Руки!

Вздрогнул, проснулся Крамаренко, забился в угол.

Олейников, быстро спрятав в карман фотографию, соскользнул с нар, подошел к двери и привычным движением протянул руки в окошко.

– Спиной! – рявкнул охранник.

– Я тебя предупреждал, я говорил… – зашлепал дрожащими губами Крамаренко.

Олейников, повернувшись спиной к двери, с трудом протиснул заведенные за спину руки в «кормушку».

– На допрос так наручники не надевают, на расстрел только, – тараторил, захлебываясь, Крамаренко, – одумайся, пока не поздно!

– Дурак ты, – улыбнулся ему Олейников. – И паспорта у тебя никогда не будет!

* * *

Когда после часа езды по шоссе автозак резко свернул на проселок и запрыгал по кочкам, Олейников со скованными за спиной руками не удержался и соскользнул с жесткой деревянной скамьи на заплеванный пол грузовика. Сидевший напротив с автоматом в руках рыжий, весь в веснушках, сержант довольно заржал. Олейников попытался встать, но потерял равновесие и вновь рухнул на пол, зацепившись за ремень автомата охранника. Рыжий испуганно дернул автомат на себя, потом наотмашь саданул Олейникова прикладом и сквозь зубы процедил:

– Лежи тихо, скотина! Была б моя воля, я б тебя прям здесь шлепнул. Только бензин зря жгем!

Заскрипели тормоза, автозак остановился, и в проеме распахнувшихся дверей передвижной тюрьмы появился еще один конвоир.

– На выход! – скомандовал он, передергивая затвор автомата.

Щурясь от яркого майского солнца, Олейников выглянул из кузова автозака, остановившегося на большой лесной поляне, и, глубоко вдохнув свежий воздух, спрыгнул на землю. Неожиданно нога Олейникова подвернулась, и он со всего маха упал прямо в грязную лужу. Пока охранники хохотали, его рука нащупала в водяной жиже большой комок глины. Встав на колени спиной к автозаку, Олейников быстрым незаметным движением залепил выхлопную трубу урчавшего грузовика и встал.

Подталкиваемый прикладами, Олейников пошел в сторону сосны, у которой с лопатой в руках стоял еще один охранник.

– Копать-то умеешь? Или тебя на зоне только пилить учили? – довольный своей шуткой, скривил рот охранник и протянул лопату Олейникову.

– Нас там только петь учили. Как я тебе копать-то буду? Наручники сними!

– Отставить! – неожиданно раздался за спиной Олейникова голос Зорина. – Наручники не снимать. Сами закопаем.

Олейников обернулся. Позади автозака стояла темно-синяя «Победа», рядом с ней благодушно улыбался Зорин.

– Ну что, Петр Алексеевич, подумали? – спросил он, направляясь к Олейникову.

– Пытался, гражданин майор. Но пару лет назад на лесоповале мне бревном по темечку тюкнуло, – вздохнул Олейников, мельком бросив взгляд на забитую глиной выхлопную трубу автозака, – все мозги напрочь отшибло.

– Все мозги, значит… А жаль.

Зорин не торопясь расстегнул кобуру, достал пистолет и щелкнул затвором, загнав патрон в патронник.

– Ну что же, гражданин Олейников, даю вам последнюю возможность раскаяться и искренне признаться в осуществлении шпионской деятельности против нашей социалистической Родины.

– Гражданин майор, а одну просьбу мою выполните?

– Слушаю… – подался вперед Зорин.

– Вы, пожалуйста, стреляйте только в голову. А то роба у меня новая, казенная. Дырок понаделаете, вас же потом за порчу народного имущества и накажут!

Зорина передернуло, он подбежал к Олейникову и с презрением заглянул в его лицо.

– Какая же ты мразь… – сцедил слова сквозь губы майор, потом медленно поднял пистолет и приставил его к голове Олейникова.

– Именем Союза Советских Социалистических Республик…

Ба-бах! Опередив Зорина, с резким, похожим на выстрел звуком вылетел из выхлопной трубы автозака комок глины.

– Ложись! Засада! – закричал Олейников, падая на Зорина.

Испуганные чекисты дружно повалились в грязь.

Секунда ушла у Олейникова на то, чтобы, согнувшись и подтянув ноги, перебросить скованные наручниками руки из-за спины вперед. Еще две – чтоб оттолкнуть подальше выпавший из рук Зорина пистолет, вскочить на ноги и вихрем промчаться к «Победе». Взревел мотор.

– Стой! – закричал Зорин, отчаянно размахивая руками вслед удаляющейся машине. – Стой, сволочь!

Оправившиеся от шока охранники открыли огонь, но «Победа», подняв фонтан грязи, уже скрылась за поворотом.

– За ним! Быстро! – скомандовал Зорин, запрыгивая вместе с охранниками в автозак.

И грузовик, натужно заскрипев рессорами, рванул в погоню.

Не обращая внимания на гороховую россыпь автоматных очередей по кузову, лишь ниже прижимаясь к приборной доске, Олейников отчаянно гнал по лесной дороге, на скорости перескакивая рытвины и объезжая поваленные деревья. Дорога пошла в гору, и Олейникову уже показалось, что ему удалось оторваться от погони, как вдруг за пригорком, прямо перед капотом его машины, блеснуло синей бездной водохранилище, в водах которого отразился разрушенный мост.

Олейников глянул в боковое зеркальце – автозак уже показался из-за пригорка, обратной дороги не было. Нога вдавила педаль газа, провернулись колеса, и на глазах у изумленных преследователей «Победа» на полной скорости рванула с обрыва прямо в воду, взметнув фонтан искрящихся брызг.

Соскочив с подножки тормозящего автозака, Зорин бросился к обрыву и лишь успел увидеть, как иссиня-черное тело машины, словно ныряющий кит, фыркнув в последний раз, погрузилось в темную пучину вод.

А под водой, глубоко вдохнув оставшийся в кабине воздух, Олейников с трудом распахнул дверцу тонущего автомобиля и выплыл наружу. Бисерные нити автоматных очередей прострочили воду. Олейников нырнул глубже и сквозь водную муть с удивлением разглядел на дне неясные очертания кладбищенских крестов. Сделав два-три мощных гребка, он, чтобы его не вынесло на поверхность, ухватился рукой за металлическую ограду и затаился, наблюдая, как в нескольких метрах от него величаво опускается на дно окруженная стайкой пузырьков «Победа».

– Утоп, товарищ майор! – подбежал к Зорину рыжий сержант. – Или разбился…

– Ты – со мной! – приказал Зорин рыжему, запрыгивая в оставленную кем-то на берегу водохранилища лодку, и, оттолкнувшись багром, крикнул остальным: – Тело! Ищите тело! И вызовите подкрепление!

Акулой скользнула над головой Олейникова тень лодки. Его легкие уже разрывались от недостатка кислорода, он слышал, как надрывно стучит его сердце. Надо было что-то делать! Оттолкнувшись от ограды, Олейников подплыл к заднему колесу «Победы» и, выкрутив ниппель, прильнул губами к соску камеры. Не успели его легкие наполниться свежим воздухом, как прямо в него, взрезая водную толщу, понесся заостренный багор. Олейникову чудом удалось увернуться – острый крюк лишь царапнул беглеца по щеке. Но на обратном ходу багор зацепил за брючину, дернул раз, дернул два, потащил вверх… – Олейников с трудом освободился из его хватки.

– Здесь же деревня раньше была, – объяснил Зорину рыжий конвоир, вытаскивая из воды пустой багор. – Как плотиной перекрыли, все дома и затопило… Там столько всего на дне – вот багор и мог за что-то зацепиться…

Дождавшись, когда лодка с чекистами отплывет подальше, Олейников сделал несколько глубоких вдохов из шины и, оттолкнувшись изо всех сил от «Победы»-утопленницы, поплыл к зарослям камышей.

Смеркалось. Зорин уныло наблюдал, как с десяток лодок лениво покачивались на волнах водохранилища, а сидевшие в них усталые автоматчики продолжали нехотя ворочать баграми, вытаскивая из воды то обрывки сетей, то пучки водорослей. Допотопный трактор, приобретенный местным колхозом еще во времена первой пятилетки, надрывно рыча, пытался вытащить на берег покореженный корпус «Победы».

– Пусто, товарищ майор, – рапортнул подбежавший к Зорину рыжий сержант. – Все обшарили – ни в машине, ни на дне тела нет.

– Ушел, гад! – в сердцах бросил Зорин, встал и пошел прочь от берега.

– То-ва-рищ ма-йор! – донесся с воды до Зорина радостный крик.

Зорин обернулся – один из охранников в лодке с довольным видом размахивал над головой вытащенным со дна старым самоваром.

– Идиоты… – сплюнул Зорин и, повернувшись к рыжему, приказал: – Сообщить во все отделы милиции! Перекрыть железные дороги, шоссе и так далее – сами знаете, что делать!