Сальваторская посторонилась, пропуская меня внутрь. Из небольшой прихожей я попала в просторную гостиную с хорошим ремонтом и современной мебелью.

– Располагайтесь, Татьяна, где вам удобно, – предложила женщина.

Я села на кожаный диван шоколадного цвета, а Сальваторская устроилась в кресле рядом. Я обратила внимание, что женщина напряженно сжала кисти рук.

– Татьяна, что вам предложить: чай, кофе, сок? – спросила художница. – Простите мою рассеянность, просто… после случившегося я никак не могу прийти в себя. Собственно, вся наша семья, супруг и сын, тоже находятся в подобном состоянии… Так что же вы будете, Татьяна? – повторила свой вопрос художница.

– Екатерина Владимировна, не нужно ничего. Я понимаю ваше состояние, поэтому предлагаю сразу перейти к делу. Расскажите мне, как все произошло, – попросила я. – И вот еще что: вы ведь уже написали заявление в полицию?

– Да, конечно, – кивнула Сальваторская. – Меня подробно расспросили обо всем, что произошло. Записали, запротоколировали. Кажется, это так называется. Знаете, Татьяна, когда рассказывала полицейским, я как будто бы заново переживала весь этот кошмар…

Екатерина Сальваторская поежилась, лицо ее страдальчески исказилось.

– Да, я поняла. Но вам, Екатерина Владимировна, все-таки придется еще раз все рассказать, теперь уже мне. Так как же все это было? – спросила я.

– Ну… Дома я была одна. Супруг ушел в свою мастерскую, он скульптор. А наш сын отправился в университет, он его оканчивает в этом году. Я тоже собиралась в мастерскую, решила поработать над одной своей картиной. Пока одевалась и причесывалась, уже продумывала ракурс картины, краски, другие нюансы. В общем, уже находилась в определенном творческом настрое, когда все ощущения становятся немного другими. И вот когда я открыла входную дверь и уже собралась выйти из квартиры, меня буквально втолкнули обратно! – взволнованно воскликнула художница.

– То есть вас ударили? – уточнила я.

– Ну, не совсем ударили. Просто ткнули пистолетом в лоб и пригрозили пустить его в ход, если я начну кричать. Я повиновалась. Я, наверное, впала в какой-то ступор, потому что вдруг поняла, что закричать я не смогу, даже если бы мне и не приказали молчать. Мышцы как будто бы одеревенели, я стояла как какой-то бесчувственный чурбан.

– Так, понятно. А когда вы открывали наружную дверь, на лестничной клетке вы заметили что-нибудь необычное? – спросила я. – Или же все было как всегда?

– Вы имеете в виду, окинула ли я взглядом лестничную клетку после того, как открыла входную дверь? – уточнила Сальваторская.

– Да, именно это, – кивнула я.

– Нет, Татьяна. Признаться, я даже не успела ни о чем таком подумать, ведь они появились так неожиданно, – сказала художница.

– А сколько человек вломилось к вам в квартиру? Во что они были одеты? Вообще, как они выглядели? Были ли у них какие-нибудь приметы? – забросала Сальваторскую вопросами я.

– Их было двое, – ответила Екатерина. – Хотя, возможно, грабителей было и больше, в том смысле, что остальные ждали на улице. Но в нашу квартиру вломились двое. Такие спортивные, накачанные, как сейчас принято говорить, молодые люди. Они были в спортивных костюмах черного цвета. И в масках, которые скрывали практически все лицо… Вы спросили, были ли какие-нибудь запоминающиеся особенности в их облике. Ну так вот: поскольку они были в масках, то какие-то приметы, даже если они и имелись, возможности разглядеть не было.

– Но то, что возраст у них был молодой, вы это точно определили? – спросила я.

– Ну, в общем, да, – кивнула Сальваторская. – Им можно было дать лет тридцать пять, не больше.

– А по каким признакам это было видно? – спросила я.

– Ну, во-первых, по голосу, – начала объяснять женщина. – Говорил в основном один, второй молчал, так вот, голос выдавал именно молодого человека. А во-вторых, движения у них были такие, я бы сказала, стремительные. Человек в возрасте, даже не очень старый, не может так двигаться, как они.

– Понятно. Что вы еще можете рассказать, Екатерина Владимировна? Как они себя вели? – спросила я.

– Вы знаете, они были, безусловно, жесткими. То есть совершенно без тени сомнения в своих действиях, в том, что они совершают. Отдавали приказы безапелляционным тоном, таким, что ослушание даже не подразумевалось.

– Они отпускали какие-то грубые, нецензурные слова, реплики? – продолжала я спрашивать художницу.

– Нет, вы знаете, Татьяна, ничего такого сказано не было. Мне даже странно, что я не услышала ничего обсценного. Ведь даже на улице сейчас сплошь и рядом можно услышать такие словечки. А эти двое… Они были как будто бы не от мира сего. Какие-то выходцы из инфернального пространства. И черная одежда, и маски специально, я так думаю, были подобраны. Ну, для того, чтобы запугать.

– Так, я поняла вас, Екатерина Владимировна. Продолжайте, – попросила я.

– Так, собственно, и продолжать-то особенно нечего. Они сразу же приступили к делу. То есть велели мне выложить все наличные, которые были в квартире, потом стали обыскивать квартиру на предмет дорогих и ценных вещей. То, что находили, тут же складывали в объемные сумки.

– Что именно они взяли? – спросила я.

– Они забрали крупную сумму денег. Мы с мужем решили сделать подарок сыну в честь окончания университета – подарить ему машину. Специально откладывали для этого деньги… Они забрали дорогие швейцарские часы мужа, вытряхнули из шкатулки мои дорогостоящие украшения…

– Ясно. Я думаю, что ограбление вашей квартиры произошло преднамеренно, то есть преступники знали, что у вас есть что взять. Поэтому совершенно естественно возникает вопрос о том, кто мог знать, что вы собирались покупать машину и что деньги у вас находились дома? Кстати, где именно они лежали? – спросила я.

– В сейфе. Сейф находится в нашей с мужем спальне. Над кроватью висит картина, вот под ней и… Что же касается того, кто мог знать о покупке машин, то я даже и не знаю, что вам ответить. Мы с супругом, в общем-то, и не делали из этого особой тайны. – Екатерина Сальваторская пожала плечами. – А по поводу сына… Я не думаю, что он говорил об этом всем подряд. К тому же я теперь, после ваших слов, уже начинаю как-то по-другому думать о людях из нашего окружения. И мне становится, в общем-то, не по себе. Одно я знаю совершенно точно: эти двое в масках никоим образом не похожи ни на одного из наших знакомых!

– Нет, я ни в коей мере не призываю вас, Екатерина Владимировна, подозревать ваших знакомых в том, что они являются наводчиками преступников. Хотя существуют статистические выкладки: немалая часть всех преступных происшествий происходит от людей, на которых ни за что и не подумаешь. Но оставим это. Я просто пытаюсь сформировать круг причастных к преступлению, для того чтобы понять, откуда следует начинать вести расследование. Очень даже возможно, что ваши знакомые и не входят в него. Но утечка сведений о ваших намерениях – о приобретении машины, я имею в виду – откуда-то ведь произошла.

– Да, конечно. Мы с супругом и сыном уже сами пытались понять, кто мог, как говорится, «навести», – проговорила художница.

– Ну, и к какому же выводу вы пришли? – спросила я.

– Ни сын, ни супруг никому не рассказывали о том, что в квартире находится крупная сумма наличными.

– Ну а о том, что планируется крупная покупка? Тоже не говорили? – тут же уточнила я.

– Я точно никому ничего специально не сообщала. В смысле, конкретное время покупки. Зачем? Муж и сын тоже отрицают. Вообще-то, Татьяна, автомобиль в наше время – это не роскошь, а средство передвижения. Тем более в Тарасове. Сами ведь знаете, как обстоят дела с общественным транспортом. Поэтому приобретение машины у нас, в нашей семье, не считалось чем-то из ряда вон выходящим, – объяснила художница.

– Хорошо. А когда вы планировали покупку машины? – спросила я.

– В принципе, мы уже присмотрели одну модель. Ходили смотреть все втроем, сыну машина понравилась. Единственный момент – частично не хватило средств. Но супруг вскоре должен был получить деньги от продажи своих работ. Вот тогда-то мы и собирались отправиться в салон за машиной. Я вот только что подумала: возможно, кто-то видел, как мы пришли в салон и…

– Кто-то из ваших знакомых? – уточнила я.

– Ну, вроде того. Или же… сами работники салона?

Екатерина Сальваторская вопросительно посмотрела на меня.

Я ответила не сразу.

«И все-таки не могло быть такого, что о покупке машины для сына супруги Сальваторские никому не рассказывали. Да и сам сын тоже вряд ли держал язык за зубами, – подумала я. – Сама же Екатерина только что сказала, что приобретение машины он считают делом обыденным. Стало быть, о крупной сумме денег, выделенной для покупки авто, знали многие. И прежде всего родственники и коллеги по художественному фонду. А соседи? Соседи могли об этом знать?»

– Екатерина Владимировна, скажите, а ваши соседи могли знать о том, что вы собираетесь приобрести машину? – спросила я.

– Видите ли, Татьяна Александровна, с соседями мы очень редко видимся. Так уж получается. К тому же в нашем доме очень много новых жильцов. Кто-то переехал на постоянное место жительства, кто-то сдает свои квартиры. А квартиранты довольно быстро меняются, так что…

– Но вы сказали, что во второй квартире на вашей лестничной клетке живет ученый-археолог, – напомнила я.

– Да, все верно, – кивнула Сальваторская. – Только и с ним мы видимся довольно редко, ведь он часто уезжает в экспедиции на раскопки. Вот и в настоящее время он отсутствует.

– Да, вы сказали, что за квартирой присматривают по очереди его сыновья. А у вас есть их координаты, Екатерина Владимировна? Скажем, номер телефона? – спросила я.

– Да, есть. Геннадий Александрович оставил на всякий случай нам, ну мало ли что.

– Продиктуйте номер телефона, пожалуйста, – попросила я.

Сальваторская назвала телефон:

– Это телефон старшего сына Геннадия Александровича – Вячеслава Геннадьевича Черномашенцева, – пояснила художница. – Но… Татьяна, вы что же, считаете, что это сыновья нашего соседа?!

– Да вы успокойтесь, Екатерина Владимировна. Я совсем не имела в виду то, что ограбление произошло по вине родственников вашего ближайшего соседа, – сказала я.

– Вы знаете, Татьяна, я вот сейчас подумала и…

Художница вдруг остановилась.

– Вы что-то вспомнили, Екатерина Владимировна? – спросила я.

– В общем, когда вы спросили о сыновьях Геннадия Александровича и попросили телефон, то… Я сейчас точно не могу припомнить, кто именно из сыновей – Вячеслав или Валентин – был в тот день в квартире отца. Но мне показалось, что, когда я открывала дверь, чтобы выйти из квартиры, в тот момент из квартиры Геннадия Александровича послышался какой-то звук.

– На что он был похож? – тут же спросила я.

– Ну, вроде как будто бы что-то треснуло, – не очень уверенно сказала женщина. – А может быть, мне все это показалось? Теперь уже и не знаю. Наверное, я ввожу вас в заблуждение своими сомнениями, Татьяна, – виновато добавила она.