– Ой, да чего тут думать, Анна Антоновна! Это вы сейчас хорошо сказали, это прям… Это то, о чем я и думала, только у меня не получалось так складно! Вы мне сейчас по полочкам все разложили! Конечно, о чем тут думать… Спасибо вам огромное… Дочку хорошо пристроить – первая материнская забота!

Все так и получилось, как насоветовала да напророчила Анна Антоновна.

После школы Нинель пошла на курсы секретарей. Правда, потом долго искала себе работу – слишком уж было много претенденток на хорошие места. Видать, не они одни такие умные были, со своими коварными планами. Нинель все ей рассказывала и очень искренне огорчалась:

– Такие вопросы непонятные на собеседовании задают, мам! Будто профессора на должность секретаря принимают! Ну откуда я знаю про баррели и всякие там индексы, даже не помню чего? А на последнем собеседовании у меня вообще спросили, какую я последнюю книгу читала…

– И что ты ответила?

– Да я растерялась как-то… Сказала, что Пушкина люблю. А она опять пристает – какое произведение у Пушкина вам нравится? Еще и улыбается так противненько, мам… Будто я совсем уж дурочка какая-то… Скажи, вот зачем, спрашивается, менеджеру по персоналу знать про то, какие я книжки читаю? Да и кто сейчас вообще книжки читает? Все в интернете сидят…

– Ну не знаю. В мое время много читали.

– В твое время это модно было. А сейчас уже нет! Сейчас все посты в блогах читают!

Елена Михайловна только вздыхала тихо. И как тут не вспомнишь Анну Антоновну с этим ее «труд упорный ему был тошен»… А впрочем, сейчас почти все девчонки такие – мало кто книги запоем читает. Такое поколение, что с этим сделаешь. Всех этот проклятый интернет испортил с его блогерами и постами, будь они не ладны!

А может, это она сама виновата – упустила что-то, недоглядела. Слишком любила свою милую доченьку, баловала, ни к чему силой не принуждала. Права, права была Анна Антоновна…

А может, и не права. Может, природа так распоряжается – одному дает трудолюбие да к наукам стремление, а другому ничего не дает. И тут уж какую силу к нему ни прикладывай, все равно толку не будет. Вот он и плывет по течению, куда вынесет.

Но ведь и не скажешь, что Нинель совсем уж глупой выросла! Все, что для женской жизни нужно, она знает и понимает! Может, ей лишнего и не надо вовсе? Может, у нее путь такой – замуж удачно выйти и детей рожать, за домом следить? У каждой женщины свой путь, правда?

– И что, тебя опять на работу не взяли, да? – снова вздохнув, продолжила она разговор.

– Ну почему, взяли… Я уже и с директором побеседовала. Вполне приличный дядька. Только строгий очень.

– Женатый?

– Да не знаю я, мам… Не буду же я у него об этом спрашивать?

– Ну молодой хоть?

– Не… Старый. Как ты примерно.

– А я что, старая?

– Да тебе уже пятьдесят восемь, мам! Конечно, старая!

Она даже не обиделась, только улыбнулась грустно. Надо же, как время бежит… Уже и доченька ее в старухи записала. А Нинель спросила капризно:

– Ну что ты улыбаешься, мам? Лучше скажи – идти мне на эту работу или нет?

– Иди, Нинель. Хоть опыта наберешься. Все лучше, чем ничего. Иди…

Первое время доченьке пришлось трудновато, но потом ничего, освоилась. И начальник ее, Владимир Аркадьевич, оказался вполне покладистым. Тем более ему очень понравилось, как Нинель кофе варила. И как угощала его домашними печеньицами, которые сама дома пекла с большим старанием. В этом у нее свой талант был, как говорится, глаз горел, а руки проворными были. Каждому ведь свой талант судьбой даден, правда? Кому книжки читать, а кому на кухне вертеться.

Вечерами Нинель с удовольствием рассказывала ей, как день прошел. И делилась информацией, доступной каждой уважающей себя секретарше.

– Владимир Аркадьевич второй раз женат, мам, представляешь? Старую жену бросил, на молодой женился. Но зато своего сына на фирму к себе взял… Это того, который от первой жены родился. Его Павлом зовут. Классный такой, мне нравится… Высокий, красивый…

– Холостой? – автоматически поинтересовалась Елена Михайловна, наливая себе чай.

– Павел-то? Не знаю. Может, и холостой. Но кажется, у него девушка есть… Девчонки из отдела маркетинга говорили, Павел у них там начальник.

– А сколько этому Павлу лет?

– Кажется, около тридцати…

– И до сих пор не женат? Почему, интересно?

– Сейчас не модно рано жениться. Сейчас модно просто вместе жить. А может, он и женатый, откуда я знаю, мам?

– Так узнай. Сама же говоришь – он тебе нравится.

– Ну да… Мне кажется, я ему тоже нравлюсь. Он все время со мной шутит… А знаешь, как он ко мне обращается?

– Как?

– Милая Ниночка. И улыбается. Но только как-то… Несерьезно улыбается. Ну, я не знаю, как объяснить… Будто посмеяться надо мной хочет.

– Чего ему вдруг над тобой смеяться?

– Не знаю… Не могу понять. Вроде и не обидно он улыбается, а вроде как и обидно. Лучше бы на свидание позвал, чем так улыбаться.

– А ты дай ему понять, что ты серьезная девушка. Он улыбается, а ты гляди, знаешь, печальненько так. Будто с вызовом. Чего, мол, зря улыбаться? Лучше спроси, мол, отчего у меня взгляд печальный такой.

– Да ну, мам… Ерунду говоришь. Может, в ваше время так и завоевывали мужчин печальными взглядами, не знаю… А сейчас нет. Сейчас все по-другому.

Нинель загадочно улыбнулась, потом попросила задумчиво:

– Ты мне платье голубое погладь, ладно? То самое, фирменное, из дорогого магазина. У нас корпоратив завтра будет. Большой праздник, десять лет фирме, юбилей. Я уже с Танькой из третьего подъезда договорилась, ну, парикмахерша из салона, помнишь? Она с утра мне офигительную прическу сделает. И на маникюр успею сходить. Хочу быть самой красивой…

Уж не знала Елена Михайловна, как потом прошел этот корпоратив, Нинель ей ничего не рассказывала. Да и вообще – странная она ходила, притихшая, время от времени морщила свой прекрасный гладкий лобик, будто прислушивалась к себе. Елена Михайловна даже пугалась – уж не заболела ли, часом?

Как оказалось позже, вовсе не заболела. Через три месяца Нинель объявила, что беременна. Глядела на мать то ли с испугом, то ли с вызовом:

– Только не говори мне ничего, мам, пожалуйста… Я и сама не знаю, почему сразу тебе об этом не сказала. Я думала, что сначала Павлу скажу…

– Так это ты с тем с самым Павлом… А ты что, с ним встречаешься, да? Это у вас все серьезно?

– Да нет… – поморщилась Нинель, как от зубной боли. – Я тоже думала, что после того корпоратива… Когда все случилось… Думала, он по-другому будет ко мне относиться… А он по-прежнему улыбается, и все! Будто ничего и не было! А я все ждала чего-то, ждала…

– Так ты ему сказала, что беременна?

– Сказала. Вот только три дня назад и сказала. И что аборт поздно делать, тоже сказала.

– А он что?

– Он сначала не поверил, потом испугался.

Потом почему-то прощения начал просить – мол, не помню ничего, пьяный был… Я заплакала, а он и того больше испугался. Теперь ходит такой потерянный…

– Ну что ж… Это хорошо, что он такой потерянный. Это хорошо, доченька.

– Да чем это хорошо? Что ты опять ерунду говоришь, мам?

– Не сердись. И не психуй. Тебе это сейчас вредно. И знай, что я тебя в обиду не дам. Да мало ли – пьяный был? Ишь, как отговориться захотел, надо же! Нет уж, не выйдет! Пусть отвечает за свои поступки, не отворачивается!

– И еще, мам… У меня ведь он первым был… Я еще ни с кем никогда…

– Ну так и тем более! Ничего, ничего, доченька, я правды добьюсь! Ты же знаешь, я ради тебя горы сверну, и огонь и воду пройду, и медные трубы! Ничего, ничего…

С каждым произнесенным словом она чувствовала, как растет внутри злая решительность. Ее доченьку обидели, как могли, как посмели!

Всю ночь потом глаз не сомкнула, готовилась к бою. Так себя раздраконила, что казалось, будто сердце огнем горит. Утром велела Нинель оставаться дома, а сама отправилась к ней на работу. И первым делом – к начальнику. Рванула дверь в его кабинет, проговорила с вызовом, подходя к столу:

– Ну что ж, давайте знакомиться, Владимир Аркадьевич! Я мама вашей секретарши Нинель, и разговор у нас будет долгим! Водички не дадите, а то мне что-то с сердцем нехорошо…

– Да, конечно… – засуетился Владимир Аркадьевич, наливая ей воды из стоящей на столе бутылки. – Вот, пожалуйста… Что-то случилось с Нинель, да? Что-то серьезное? Вам помощь нужна?

– Да уж серьезнее некуда, Владимир Аркадьевич… Серьезнее некуда…

Между прочим, он ей сразу понравился. Хороший такой дядька, глаза умные, добрые. И выглядит молодо, подтянутый такой, спортивный. А вот как он повел себя потом – совсем не понравилось…

– Так что случилось… Как вас зовут, кстати?

– Еленой Михайловной меня зовут. А случилось то, что моя дочь Нинель беременна от вашего сына. Я сама вчера только об этом узнала. Так что решайте, Владимир Аркадьевич, решайте, что дальше делать!

Он молчал долго. Сидел, сцепив руки и сведя к переносью красивые брови. Потом произнес тихо:

– Ну, если даже и так… Почему вы ко мне с этим пришли, не понимаю? Вам к моему сыну с этим надо…

– И к сыну тоже пойду, не сомневайтесь. Но вы же отец ему!

– И что? У меня вполне взрослый самостоятельный сын, он сам отвечает за свои поступки и сам принимает решения. Тем более у него есть девушка, на которой он намерен жениться, насколько я знаю.

– Ну так вызовите его сюда, все вместе поговорим! И выясним, на ком он должен жениться! Вы пристыдите его, в конце концов! Вы же отец! Он обязан, как честный порядочный человек…

– Нет. Не буду я его вызывать. Это его дело, я не должен в него вмешиваться. Да, я так вижу ситуацию, извините.

– То есть вам все равно, что у вас скоро родится внук или внучка?

– Нет, не все равно. Не передергивайте. Если у меня родится внук или внучка, это будет мой внук или моя внучка априори. Но это уже другая тема, для другого разговора, правда?

– А моя дочь как же? Одна будет ребенка растить? На ее дальнейшей судьбе можно крест поставить? Кому она с ребенком на руках будет нужна? Нет, нет, нам с вами нужно что-то решать… Я не уйду, пока мы не примем решение.

– А я вам еще раз говорю – это уже Павел решать должен. Он взрослый самостоятельный человек, я ничего приказать ему не могу. И даже посоветовать не могу. Если хотите, можете с ним в моем кабинете поговорить, а я выйду. Позвать его?

– Что ж, зовите!

Владимир Аркадьевич нажал какую-то кнопку, произнес коротко:

– Павел, зайди! Срочно!

Пока ждали Павла, молчали. Это молчание было таким тягостным, что Елена Михайловна почувствовала, как холодная струйка пота сбегает по спине. Когда Павел вошел, Владимир Аркадьевич тут же встал и проговорил быстро:

– Это к тебе, Павел! Садись на мое место, разбирайся! Тут я тебе не помощник и не советчик. Давай сам…

Так сказал сердито, будто ругнулся на сына – ну и дурак же ты, ей-богу! Сам наделал делов, сам теперь и расхлебывай! А меня уволь, умываю руки!

Павел осторожно сел в большое кожаное кресло, глянул на Елену Михайловну удивленно – мол, что это за тетка такая, чего ей надо? И почему отец так злится? Потом произнес вежливо:

– У вас какое-то дело ко мне? А вы кто, собственно? Мы разве знакомы?

– Нет, мой дорогой, не знакомы… – неожиданно мягко произнесла Елена Михайловна и даже улыбнулась слегка. – Но, как видишь, пришло время познакомиться. Меня Еленой Михайловной зовут. Я мама Нинель Веткиной. Знаешь такую? Ведь очень хорошо знаешь, правда?

– Ах, вот оно в чем дело… – проговорил Павел тихим голосом, в котором явно слышалась безнадега. – Ну что ж, давайте поговорим, Елена Михайловна…

– А о чем говорить-то, интересно? Так прямо мне и скажи – жениться будешь? Да или нет?

– Но почему сразу так… Дело в том, что…