Тем временем Мастерс, опередив нас, подкрадывался к лестнице. Затем он остановился как вкопанный возле одной из торчащих над каменным полом плит и уставился на нее. В мерцающем свете вырисовывалась его широкоплечая фигура в чопорном котелке. Наклонившись, он опустился на одно колено. Мы услышали, как он что-то пробурчал.

На нескольких каменных плитах рядом с лестницей, покрытых темноватыми пятнами, пыли не было. Мастерс протянул руку и поднял одну из них. Оказалось, что это была маленькая дверца в погреб под лестницей. При этом изнутри доносилась крысиная беготня. Несколько крыс выскочили наружу – одна из них перепрыгнула через ступню Мастерса, но он так и остался стоять на колене. Когда он посветил фонариком в маленькое грязное пространство под собой, луч отразился на его блестящем ботинке.

Я почувствовал удушье от влажного затхлого воздуха, а Мастерс уставился на меня и хрипло сказал:

– Все в порядке, сэр. Все хорошо. Это всего лишь кошка. Да, сэр. Кошка. С перерезанным горлом.

Холлидей отпрянул назад. Я наклонился через плечо Мастерса и направил свой фонарик внутрь. Кошку убили совсем недавно, и она лежала на спине, так что было видно, что шея у нее проткнута насквозь. Это была черная кошка, тощая и грязная, окоченевшая после агонии, уже скукоженная, с полузакрытыми глазами, похожими на пуговицы. Возле нее шныряли крысы.

– Я начинаю думать, мистер Блейк, – сказал Мастерс, потирая подбородок, – что, возможно, в этом доме все-таки водится нечто вроде дьявола.

Со сдержанным отвращением он снова захлопнул дверцу и встал.

– Но кому же это?.. – Холлидей оглянулся через плечо. – Ох! Вот именно. Кому же это понадобилось? И почему? Что это – проявление бессмысленной жестокости или на то была причина? А, мистер Блейк?

– Я подумал о загадочном мистере Дарворте, – произнес я. – Кажется, нам собирались рассказать кое-что о нем. Кстати, где он?

– Тихо! – поднял руку Мастерс.

До нас донеслись чьи-то голоса и звук шагов. Голоса были явно человеческие; но эхо в этом каменном лабиринте было таким, что они, казалось, отражались от стен и шелестели прямо у вас за спиной. Сначала раздалось хриплое бормотание, в котором мы смогли разобрать отдельные слова:

«Верь в эту чепуху, не верь… все равно… выглядишь форменным дураком… Вроде того…»

«Вот именно, в том-то и дело! – Второй голос был на тон ниже, беззаботней и живей. – Непонятно, почему так себя чувствуешь. Послушайте, разве я похож на какого-нибудь размазню, которого можно одурачить и загипнотизировать? Смешно этого бояться. Надо верить себе! Нам дана современная психология…»

Шаги доносились из-за низкой арки в задней части холла. Я увидел огонек свечи, зажатой в чьей-то руке, – на миг высветился коридор с кирпичным полом, затем кто-то вошел в холл. Увидев нас, человек отпрянул, наткнувшись на шедшего следом. Даже на расстоянии чувствовалось, что он потрясен. Свеча в его руке осветила приоткрывшийся рот и зубы.

– О боже… – раздался тихий голос.

И буднично, слегка приправленным злостью тоном Холлидей бросил в ответ:

– Не пугайся так, Тед. Это всего лишь мы.

Выставив вперед свечу, тот, кого назвали Тедом, устремил взгляд в нашу сторону. Он был очень молод. Огонек свечи обозначил сначала аккуратный итонский галстук, затем неуверенный подбородок, начатки светлых усов, едва заметный квадратный абрис лица. Его пальто и шляпа промокли насквозь.

– Чем пытаться напугать такого парня, как я, ты бы почаще включал мозги, Дин! – огрызнулся он. – Тьфу! Я хочу сказать: не годится шастать в таком месте и… и… – Он дышал со свистом, как после бега.

– Кто, черт возьми, эти люди? – прохрипел спутник Теда, вышедший из-за его спины.

Мы машинально направили на новое лицо три луча – человек выругался, щурясь от света, и мы опустили фонарики. За спинами этих двоих маячил кто-то третий – малорослый, худенький и рыжеволосый.

– Добрый вечер, майор Физертон, – поздоровался Холлидей. – Как я уже сказал, вам нечего беспокоиться. Похоже, я приобрел незавидное свойство заставлять всех встречных шарахаться от меня почище кроликов. – Его голос зазвенел. – Из-за моей физиономии, что ли? Раньше никому и в голову не приходили все эти ужасы, но стоило спутаться с Дарвортом, как понеслось…

– Черт подери, сэр, кто сказал, что я испугался? – возразил стоявший рядом с Тэдом. – Мне нравится ваша инфернальная дерзость. Кто сказал, что я испугался, сэр? Более того, повторю вам, как буду повторять всем встречным-поперечным, что я надеюсь остаться человеком благоразумным и что мои мотивы не будут ложно истолкованы и не станут предметом насмешек только потому, что я нахожусь… короче, потому, что я здесь. – Он кашлянул.

Голос во мраке звучал как анонимное письмо в «Таймс». Дородный спутник Теда слегка отклонился назад. Бросив на него короткий взгляд, я по изборожденным прожилками щекам и мертвенно-бледным глазам мог себе представить подержанного мачо в его былом величии, галантного кавалера восьмидесятых, затянутого в свой вечерний сюртук, как в корсет.

– Я тут только ревматизм подхвачу, – почти жалобно заметил он. – Кроме того, леди Беннинг попросила меня помочь, что еще оставалось человеку чести?

– Да уж, – произнес Холлидей и глубоко вздохнул. – Ну, мы тоже видели леди Беннинг. Я и мои друзья, как и вы, будем ждать появления призрака. А теперь мы собираемся взглянуть вон на тот маленький домишко.

– Не получится, – сказал Тед Латимер.

Юноша был похож на фанатика. На его губах застыла улыбка, как будто лицевые мышцы перестали ему подчиняться.

– Говорю же, не получится! – повторил он. – Мы только что отвели туда мистера Дарворта. Он попросил нас уйти. Он начал свое бдение. Кроме того, вы бы не осмелились при всем желании… Сейчас это слишком опасно. Они скоро выйдут. Должно быть… – его худое, с острыми чертами лицо, столь похожее на лицо его сестры, нетерпеливо склонилось над наручными часами, – да. Да, сейчас, пять минут первого.

– Проклятье, – сказал Мастерс.

Слово прозвучало неожиданно, как будто его вытряхнули из Мастерса. Он сделал шаг вперед, и прогнившие половицы в задней части зала, где на каменных плитах еще остались куски паркета, заскрипели под его ногами. Помню, я подумал с той тупой сосредоточенностью, с которой фиксируешь в такие моменты что-нибудь тривиальное, что остальная часть паркета, вероятно, состояла из ценных пород дерева. Помню высунутую далеко из рукава грязную руку Теда Латимера с заляпанными стеарином костяшками пальцев. Помню эту бесцветную фигуру рыжеволосого юноши – на заднем плане, расплывчатую в свете свечей, – он приглаживал волосы и почесывал лицо словно в какой-то необъяснимой ужасной пантомиме…

Именно к нему обратился Тед Латимер. Пламя свечи качнулось, трепеща и потрескивая. Он вдруг словно замер.

– Нам лучше пойти в гостиную, верно? – сказал Тед. – В гостиную, где безопасно и куда они не могут проникнуть, не так ли?

– Да, я полагаю, что так, – ответил бесцветный голос. – Во всяком случае, это то, что мне дали понять. Ты же знаешь, я никогда их не вижу.

Это и был Джозеф, чье имя фантастически не соответствовало его внешности и чье унылое веснушчатое лицо выражало полное безразличие. Свеча снова замигала, и тени поглотили его.

– Ты понял? – спросил Тед.

– Чудовищно! – вдруг ни с того ни с сего воскликнул майор Физертон.

Холлидей шагнул вперед.

– Пойдем, Блейк, – сказал он мне, – надо нам взглянуть на это место.

Мастерс последовал за нами.

– Я же сказал, они уже вышли! – воскликнул Тед. – Им это не понравится. Они собираются вместе, и они опасны.

Майор Физертон заявил, что, как джентльмен и спортсмен, он считает своим долгом сопровождать нас, чтобы обеспечить безопасность. Резко остановившись, Холлидей по-шутовски отдал ему честь и рассмеялся. Но Тед Латимер мрачно коснулся руки майора, и тот позволил увести себя в переднюю часть зала. Теперь они все пришли в движение: величаво-вальяжный майор, суетливый Тед и заторможенный, невозмутимо-послушный Джозеф. Наши фонари следовали за этой маленькой процессией, и кромешная тьма окружала нас, как вода; я повернул к маленькому высветленному проходу, который вел туда, где лил дождь…

– Берегись! – сказал Мастерс и прыгнул, чтобы оттащить Холлидея в сторону.

Что-то выпало из темноты. Я услышал треск – чей-то фонарик взметнулся и исчез; и, пока вибрация сверлила мне уши, я увидел, как Тед Латимер обернулся с вытаращенными глазами, высоко подняв свечу.

Глава четвертая

В луче моего электрического фонарика я увидел Холлидея, сидящего у нас под ногами, – он упирался откинутыми назад руками в каменные плиты пола и выглядел ошеломленным. Мастерс, на мгновение направив на него луч своего фонарика, перевел его затем прямо вверх, словно прожектором осветив лестницу, перила, лестничную площадку непосредственно над нами. Везде было пусто.

Затем Мастерс обратился к застывшей троице.

– Никто не пострадал, – сурово сказал он. – Вам всем лучше пройти в гостиную. И поторопитесь. Если леди встревожены, передайте им, что мы присоединимся к ним через пять минут.

Никто не стал возражать, и все вернулись в гостиную, со скрипом закрыв за собой дверь.

Затем Мастерс хохотнул:

– Это их добило. Крутые ребята, ничего не скажешь. Поверьте, сэр, – добавил инспектор несколько снисходительно, – во всей этой истории это один из самых старых-престарых трюков. Тут и говорить не о чем. Боже ты мой! Теперь вы можете расслабиться, мистер Холлидей. Я держу призрака. Он у меня в руках.

– Послушайте, – сказал Холлидей, сдвинув шляпу на затылок, – что, черт возьми, все-таки произошло? – Его голос звучал спокойно, но плечо дергалось, а глаза блуждали. – Я стоял там. И тут что-то выбило фонарик у меня из рук – я держал его кончиками пальцев. Похоже, – ощупал себя он, не вставая, – похоже, у меня онемело запястье. Что-то ударилось об пол, что-то упало сверху – бах! Ха. Ха-ха. Возможно, это забавно, но будь я проклят, если хоть что-то вижу. Мне нужно выпить. О-хо-хо.

Мастерс, все еще посмеиваясь, направил луч на пол. В нескольких футах от Холлидея лежал разбитый сосуд, такой тяжелый, что осколки не разлетелись, а валялись рядом, и треть его осталась целой. Это была почерневшая от времени емкость, выточенная из сероватого камня, нечто вроде вазы, около трех футов длиной и десяти дюймов высотой, в которой, должно быть, когда-то держали цветы. Смешок Мастерса оборвался, и он уставился на Холлидея.

– Эта штуковина… – сказал он. – Боже мой, для этой штуковины ваша голова… не крепче апельсина. Вы не представляете, как вам повезло, сэр. Конечно, вы тут ни при чем. Они в вас не целились, они тут не для этого! Это не входило в их планы. Но на фут или два левее…

– Они? – поднимаясь, повторил Холлидей. – Кого вы имеете в виду?

– Я имею в виду Дарворта и юного Джозефа, вот кого. Они только хотели показать, что силы, злые силы, выходят из-под контроля, сражаются с нами и бросают в вас эту каменную штуковину, потому что вы настояли на том, чтобы прийти сюда. Во всяком случае, это предназначалось кому-то из нас… Это верно. Ищите. Выше. Да, эта штука упала с верхней площадки лестницы…

Ноги у Холлидея оказались не такими сильными, как он думал. Он нелепо стоял на коленях, затем в приступе ярости поднялся.

– Дарворт? Послушайте, друг мой, вы хотите сказать, что эта свинья стояла там… – он указал пальцем, – на лестничной площадке – и уронила?..

– Спокойно, мистер Холлидей. Не повышайте голоса, пожалуйста, ни в коем случае. Я не сомневаюсь, что мистер Дарворт там, где они его оставили. Именно так. На лестничной площадке никого нет. Это был тот самый малыш Джозеф.

– Мастерс, я готов поклясться, что это не так, – сказал я. – Так получилось, что я все это время держал его в поле зрения. Кроме того, он не смог бы…

Инспектор кивнул. Казалось, он обладал бесконечным терпением.