Сам он не считал свои учтивые ответы ложью, хотя, конечно же, и не принимал официозную обходительность за чистую монету. Он просто-напросто предпочитал не выражать своего мнения на основе слишком поверхностных наблюдений. Официальным лицам он не доверял, но понимал, что общение с ними совершенно необходимо, чтобы в дальнейшем иметь возможность высказаться. Профессия требовала, чтобы он много путешествовал, поэтому он понимал: шансов честно выразить свою точку зрения и защитить ее не так много. Большую часть времени гораздо важнее было смотреть, слушать и ничего не говорить.

Несколько делегатов с Земли уже выразили ему свое мнение относительно того, что и как ему следовало бы снимать. Американский делегат, профессор Жак, мягко намекнул, что гостям невозможно будет увидеть истинное положение дел в условиях авторитарного правления. Делегат от Германии, полковник Хопман, высказался более прямо. Он сказал Эко, что тот еще слишком молод, чтобы совать нос в дела, в которых он плохо разбирается. Эко догадался, что полковник имеет в виду политику. Эко и сам прекрасно понимал, что он – всего-навсего кинорежиссер и действительно очень молод как для политики, так и для создания кино. Фильм – это всегда свидетельство, и всякая видеозапись до некоторой степени уменьшала потенциальный масштаб толкования исторических событий в будущем.

Пока никто не сделал Эко каких-либо предложений, которые он счел бы полезными. В небольшом баре на борту «Марземли» кто-нибудь то и дело хлопал его по плечу, желал удачи, а потом эти люди отходили в сторону и начинали переговариваться почти шепотом.

Только Теон подбрасывал ему одно предложение за другим. Он явно рассматривал полет на Марс как очередную возможность для коммерции.

«Драма! Говорю тебе: ключевое слово – “драма”!»

Эти слова Теон произносил с драматическим выражением лица. Он был бизнесменом, и даже тогда, когда вел себя и был одет так, будто находился в отпуске на море, все равно давал о себе знать коммерческий инстинкт, живший у него в крови. Для него величайший провал любого вида искусства заключался в неудаче на рынке. Если сюжет был захватывающим, Теону было безразлично, что в фильме превозносилась свобода авторитарности. Даже если бы фильм был нацелен на то, чтобы высмеять Теона, его бы это не остановило.

Размышляя обо всех, кто с ним говорил про будущий фильм, Эко ощущал себя пешеходом, неподвижно стоящим на двойной сплошной проезжей части, где мимо него в обе стороны мчались автомобили. Мнение других делегатов Эко не волновало. Оно напоминало ему стрелы, летящие в сторону неправильно выбранной мишени. Бесполезные советы опутали его веревками, а его собственные интересы походили на мыльный пузырь, пытающийся переместиться в другом направлении, невзирая на то, что веревки давили всё туже. Он согласно кивал, как бы принимая все советы и пожелания, потому что сам свою тему пока не нащупал. А когда нашел ее, уверился в том, что не отступит ни на шаг.

Не для того он преодолел девяносто миллионов километров, чтобы снять нечто клишированное. Он искал лекарство – лекарство, которое излечило бы смертельную хворь Земли.

Эко не был готов делать какие бы то ни было выводы, пока не соберет больше информации. Ему хотелось написать сценарий, который еще никем никогда не был написан. Ему нужно было, чтобы будущее подтвердило настоящее. Концовки фильма у него не было в уме, потому что пока он не мог дать названия началу.

* * *

После завтрака на Эко навалилась сонливость. На борту «Марземли» он проводил среди делегатов круглые сутки семь дней в неделю и очень устал. Теперь, удалившись от непрерывных поддевок и провокационных вопросов, он ощутил сильнейшее изнеможение. Он улегся на кровать и заснул. Ему приснился долгий сон. Эко часто видел во сне своего учителя, сидевшего в кресле с высокой спинкой и бормочущего ему что-то неразборчивое. И ему всегда хотелось обойти вокруг кресла, чтобы лучше расслышать учителя, но почему-то это ему никогда не удавалось. Во сне он мог очень быстро бегать, взбираться на горы и бродить по долинам, но как бы он ни старался, ему ни за что не удавалось оказаться перед креслом, лицом к лицу с учителем.

Когда Эко проснулся, было четыре часа дня. Садящееся солнце рисовало на песке длинные резкие тени. Он знал, что продолжительность дня на Марсе почти такая же, как на Земле. Значит, очень скоро должна была начаться церемония приветствия. Вставать Эко не хотелось, поэтому он закрыл глаза и погрузился в дремоту.

«Останусь ли я здесь, как он?» – думал Эко. Зачем – он не мог придумать ни одной причины, но точно так же думал и Артур Давоски. Восемнадцать лет назад, когда первые представители одной и другой планеты обменялись визитами, Артур прибыл на Марс, чтобы изучить новую технологию киносъемки. Но вместо того, чтобы возвратиться на Землю, он отправил назад на борту «Марземли» новую аппаратуру, компьютерные программы и инструкции по пользованию всем этим. Массмедиа на Земле бурно обсуждали, зачем и почему Давоски остался на Красной планете. В то время Артуру было тридцать семь лет, он находился на пике карьеры, его фильмы получали одну награду за другой. К нему все хорошо относились, он мог делать, что пожелает. У него не было никаких причин для бегства, дезертирства. Были сообщения о том, будто бы его задержали марсианские власти, поскольку он наткнулся на какую-то пикантную информацию. Другие писали о том, что он пожелал задержаться на Марсе, чтобы более подробно изучить новые технологии.

В то время Эко было всего семь лет, но он помнил бесконечные рассуждения и споры. Гадания никогда не прекращались, а в том году, когда Артур наконец вернулся на Землю, они взорвались с новой силой. В итоге за ним каждый день стали таскаться толпы репортеров и требовать, чтобы он дал интервью. Артур между тем хранил молчание до самой смерти.

Опыт учителя привил Эко осторожность в размышлениях и выводах. Он прекрасно понимал, что другие люди не могут знать чьих бы то ни было мотиваций, даже если все остальные факты им известны. Он отказывался даже собственные действия прогнозировать, потому что понимал: причины меняются в зависимости от обстоятельств.

* * *

Пылесос полз вдоль стены, будто черепаха. В гостиничном номере, залитом светом заходящего солнца, царил покой. Солнце было не оранжевым, а белесым. Его косые лучи обрамляли все предметы сияющей границей. Это было так непохоже на освещенность в полдень, когда лучи били сквозь крышу.

Эко приподнялся, сел на край кровати и осторожно прикоснулся к натюрморту на стене. Картина исчезла, ее место занял экран. На экране возникла девушка: красная клетчатая юбка, белый пояс с цветочками, соломенная шляпка, милая улыбка. Это была кукла – виртуальная консьержка.

– Добрый день! Прекрасная погода, не правда ли? Меня зовут Вера. Чем могу помочь?

– Добрый день. Меня зовут Эко. Мне хотелось бы узнать насчет транспорта. Общественного транспорта, конечно. Как купить билеты и узнать маршруты?

Девушка на экране заморгала – дала понять, что обрабатывает информацию. Анимация была изящная и весьма правдоподобная. Через несколько секунд девушка улыбнулась и сделала реверанс. При этом ее юбочка стала похожа на раскрывающийся зонтик.

– Чаще всего по Марсу путешествуют туннельными поездами. Билеты покупать не нужно. Все жилища располагаются неподалеку от общественной станции, через которую поезд проходит каждые десять минут. Вы можете добраться на поезде до ближайшей пересадочной станции, где можете пересесть на межрегиональный экспресс, который доставит вас до той пересадочной станции, которая находятся наиболее близко к цели вашего следования. На каждой станции имеются интерактивные карты, которые помогут вам продумать вашу поездку. Для того чтобы совершить круговую поездку по всему Марс-Сити, вам потребуется сто пятьдесят минут.

– Благодарю вас. Вы мне очень помогли.

– Могу ли я еще чем-то вам помочь? Например, я могу сообщить вам сведения о городских службах, музеях и магазинах.

– А можно… получить сведения о человеке?

– Что вы имеете в виду?

– Как связаться с конкретным человеком?

– Конечно. Назовите мне имя или род деятельности.

– Брук. Джанет Брук.

– Мисс Джанет Брук – научный сотрудник Третьей Мастерской киноархива имени Тарковского. Она проживает по адресу: район Расселл, квартира один, координаты семь-шестнадцать. Вы можете оставить для мисс Брук сообщение в ее личном пространстве либо навестить ее в мастерской.

– Хорошо. Спасибо.

– Я скопировала вышеуказанную информацию в память вашей комнаты. Желаете связаться с мисс Брук сейчас?

– Нет, не сейчас.

– Хотите получить еще какие-либо сведения?

– Дайте подумать… О да, есть еще один человек. Если не ошибаюсь, ее зовут Люинь Слоун. Она одна из студентов, обучавшихся на Земле.

– Мисс Люинь Слоун – учащаяся танцевальной школы номер один, участница труппы «Дункан». Проживает по адресу: район Расселл, квартира четыре, координаты одиннадцать-два. Личное пространство мисс Слоун временно закрыто.

– Спасибо, Вера. Это всё.

– Было приятно вам помочь.

Девушка улыбнулась, поклонилась и исчезла.

Эко скопировал полученные данные в электронную записную книжку. В ближайшие дни ему предстояло нечто особенное, но, правда, он пока не знал, чего ожидать. Какое-то время он посидел неподвижно и попытался разобраться в своих вопросах и волнениях.

* * *

Настало время подготовиться к приветственному приему. Члены делегации должны были войти в банкетный зал вместе. Эко переоделся, причесался и собрал портативный кейс для киносъемки.

Перед выходом он немного постоял у окна. Наступили сумерки. По всему Марс-Сити загорелись огни. Все искрилось и сияло. Глядя на город с борта шаттла, Эко был потрясен его архитектурой. Марс-Сити был словно сделан из хрусталя. Элегантные авеню и магистрали соединяли между собой сложные прозрачные конструкции. Изящные стеклянные постройки, имевшие самые разные формы, были разбросаны по обширной равнине. Плоские крыши, словно косые паруса, испускали голубоватое свечение. Издалека они создавали иллюзию врезающихся в почву водяных полотнищ. Сеть стеклянных туннелей, соединявших здания между собой, вилась по воздуху, будто пересекающиеся между собой кровеносные сосуды или поднятые над землей скоростные автострады. Глядя на Марс-Сити из иллюминатора шаттла, Эко почувствовал тягу к этому месту. Это был мир, ничего подобного которому он не видел на Земле. Эко зачаровала его инородность.

Дом

Люинь вышла из шаттл-порта и прищурилась – так ярко светило солнце.

Пять лет она не видела рассветов на Марсе и почти забыла, насколько они отличаются от земных. Небо на Земле было синим, а солнце красновато-оранжевым. На Марсе черное было черным, а белое белым. На пути этих цветов ничего не стояло, не было никаких фильтров.

Покинув борт шаттла, студенты на сидячем эскалаторе спустились вниз. Миновав зону идентификации личности, они вышли на обширное пространство терминала – первое место, где можно было ощутить себя дома.

Этот терминал был построен в то время, пока Люинь жила на Земле. Она и ее друзья шли рядом и почти не разговаривали. Стены, полусферический свод и пол – всё было сделано из стекла, как большинство построек на Марсе. Правда, пол был окрашен так, что напоминал мрамор. Никаких украшений на стенах терминала не было. Единственными видимыми деталями, помимо стальных решеток, были клубы и завитки теплоизоляционного газа, закачанного в пространство между двумя слоями стекла.

Люинь шла рядом с Чаньей. Парочка улыбалась, наблюдая за замешательством делегатов с Земли. Элегантно одетые земляне держались позади марсиан, но, в отличие от студентов, были явно не готовы к походу через шаттл-порт.

Лидер делегации Земли, мистер Питер Беверли, уверенно шагал во главе группы. Но он остановился перед пунктом идентификации, не зная, как быть. Сканер сетчатки протянулся к его лицу сбоку, словно щупальце, издал еле слышный хлопок, производя снимок, прямо перед глазами Беверли. Это так напугало Беверли, что от отпрянул назад и налетел на анализатор радиации, который тут же громко запищал.

Все, кто находился внутри терминала, обернулись.