– Видели? Михайловну увезли, – с набитым ртом проговорила соседка.

– Ага, а что с ней случилось? – задала идиотский вопрос Динара. Я только хотела ответить: «старость», но бабка опередила меня:

– Так убили её.

– Как? Кто?

–Татары её убили, – прожевала старая. – Квартира–то на дочку переписана, а дочка связалась с татарином. И чтоб его прописать тут, мамашу то и грохнули. У него же гражданства нету российского, им надо быстрее расписаться, чтоб его не депортировали…

– Татарстан это субъект России, значит и гражданство у него российское. – сумничала я. Бабка смерила меня холодным взглядом и, перестав жевать, чётко произнесла:

– А у него нету российского гражданства.

По известному всем сценарию диалога в жанре "сплетни" я должна была спросить у бабки: "Какого государства гражданство у того убийцы Михайловны и вообще откуда ты, бабка с палкой, все это знаешь?"

Но я, не желая вникать в эти странные фантазии, просто понимающе закивала головой:

– А, ну тогда конечно! – и потянула на улицу подругу, которая лупила на бабку доверчивые глаза.

Выскочив на холодную улицу, мы двинулись в супермаркет.

Мы сходили до магазина, накупили продукты. По приходу домой пожарили картошки, сделали салат из огурцов и помидоров, усадили галдящих детей за стол. Затем с работы вернулся Вадик и мы втроём поужинали.

Вечером, уложив детей по кроватям, мы с подругой остались на кухне вдвоём, чтобы посвятить время творчеству и чтению, к коему мы обе тяготели. Вадик играл в видеоигры.

Я перечитывала свои черновики. Динара сидела на полу возле раковины, прислонившись к стене. У её ног лежала книжка «Полный курс актерского искусства». В кухню иногда долетало хихиканье малышни, строгое: «Ну–ка спать!» Вадика и звуки тихой резни ассасинов. И был ещё один звук – монотонное, глухое бух–бух–бух.

– Что ты пишешь? – подняла голову Ди.

– Сказку. Почитать?

– Давай, – подруга отложила книгу и приготовилась слушать. Я прочистила горло и вполголоса начала читать:

Сказ о вреде алкоголя и о том, как выбирали нового председателя на деревне.

Лето выдалось жарким, друзья. И не потому, что было аномально жарко, все-таки это Сибирь, хоть там солнце и бьет голову в жару, но все же земля остается верна своей холодности. Деревня жила своей неспешной, но весьма интересной жизнью. Идешь вечером по деревне, прыгаешь через коровьи лепехи, с наслаждением вдыхаешь запах дыма из горелых коровьих какашек – жгут какашки коровьи, потому что в горелом состоянии они губительно воздействуют на лёгкие голодных сибирских комаров – и невольно замечаешь как из того или иного двора застыл на тебе взгляд «интригливой» бабенки – внимательный и жгучий. Поведешь плечами, оглянешься на ближайший двор и вздрогнешь, когда в одной из дырок дровниц увидишь смотрящие на тебя внимательные глаза. Фух, блин. Отвернешься и поскорее деру…

– Опять с катушек съехала…  – внезапно произнесла Динара.

Я оторвалась черновиков и взглянула на неё.

– Кто?

Динара подняла на меня свои большие карие глаза.

– Соседка снизу. Видимо, смерть Михайловны на неё так повлияла.

Я прислушалась. Бух–бух–бух.

– Это она стучит?

Подруга рассмеялась, легко вскочила и поманила меня рукой.

– Идём в туалет.

– Зачем? – спросила я, вставая со стула.

– Идём – идём, там хорошо её слышно… Слышишь, как она своей тростью по потолку стучит? – спросила она, когда мы зашли в туалет.

Я замерла глядя на белое ведёрко, в которое от страха туалетный ёршик засунул свою голову. Тут я отчётливо услышала утробный голос соседки снизу:

– Татаро–монгольское иго!.. Вы Михайловну убили, твари! Весь ваш цыганский табор надо в милицию сдать!..

– Это она… Кому?!

Динара лучезарно улыбалась.

– Как – кому? Нам. Больная бабка… Временами у неё крышу напрочь сносит.

Из спальни послышалось шебуршение. Мы на цыпочках пошли проверить детей и обнаружили четырехлетнего Митю лежащим на полу. Он улыбался во весь свой рот и, прислоняясь ухом к крашенным доскам, ловил связь с соседкой снизу.

– Кто там? – тонко пропел он.

В ответ ему: бух–бух!

Митя повторил:

– Кто там?

Бух–бух!

Мальчик звонко рассмеялся и, схватил свой водяной пистолет, лежавший тут же, и два раза тюкнул им по полу. Снизу послышалось старушечье: «Кто та–ам?». Мальчик расхохотался на весь дом, а его мать изменилась в лице.

– Хватит, ну–ка марш в постель! – приказала она, мягко подталкивая к кровати сына. – Нет, ну нормальная, нет? Ещё с ребёнком моим заиграет!

Снизу все стихло.

Митя лупил из-под одеяла блестящие глазки, совсем не желающие спать. Динара погладила его по голове и мы вернулись на кухню. Я продолжила читать Динаре сказку:

… Первый кандидат – Егор, перспективный молодой фермер, давно хотел власть свергнуть и к тому прилагал вот такие усилия: поселился с мамкой своей у кладбища и каждую ночь вдвоем они на кладбище ходили и покойничков призывали помочь им. Егор раздевался по пояс, садился на колени возле какой – нибудь могилы и взывал с молитвой: – «О, покойнички деревенские, древние и свежепреставленные, тунеядцы и трудоголики, хлебопашцы и выпивохи, помогите потомку вашему навести порядок на нашей земле! Клянусь торжественно, что буду чтить традиции деревенские, заставлю молодежь деревенскую на полях работать да скот разводить. Не будут они у меня по городам грешным да развратным ездить, а во благо родной деревни трудиться будут». Прокричит громогласно и неизменно поправит свою длинную челку, по коей узнавали его даже за километр. А мать его тем временем кивает головой седой, закрывает молитвенно глаза и шепчет, шепчет молитвы. Выходят покойники из своих могил, плачут:

– Пошто спать не даешь, потомок? На кой нам председатель нужен на кладбище?…

Тут послышался странный скрежещущий звук из прихожей, словно кто-то царапал дверь. Динара вскочила, стрелой метнулась в прихожую и оттуда послышался её крик. Я бросилась за ней.

В прихожей я столкнулась с выскочившим из зала Вадиком и от удара отлетела на Динару. Огромный Вадик при столкновении дёрнулся назад и в зад ему влетел бегущий за ним Митя.

– Что случилось?! – набросились мы с Вадиком на Динару, которая с блюдцами вместо глаз стояла у двери.

– Она за нашей дверью! – прокричала она таким голосом, словно за нашей дверью притаился сам дьявол.

Вадик щёлкнул задвижкой и открыл железную дверь, мы высунулись. Митя пролез на четвереньках у нас между ног и все мы вчетвером проводили взглядами убегающую по лестнице хихикающую бабку с первого этажа.

– Фу! Воняет! – пропищал Митя, зажимая ручонкой нос. Источником запаха служил лежащий у двери полиэтиленовый пакетик с коричневым содержимым. Динара наклонилась к пакету, чтобы получше его разглядеть.

– Ах ты, дрянь такая!..

Поняв что там, она без тени брезгливости схватила пакет с отвратной жижей и бросилась вслед убежавшей с места преступления бабки. Тут напротив нашей двери открылась дверь соседей и в проёме показался белобрысый паренёк лет семнадцати. Он удивлённо проводил взглядом размахивающую подозрительным пакетом Динару, бегущую вниз; принюхался, сморщился и, подавляя рвотный рефлекс, захлопнул дверь.

Я бросилась за подругой, смутно догадываясь о неминуемой катастрофе. Преодолев лестницу за несколько широких шагов, на какие были способны мои ноги, я очутилась на первом этаже за спиной Динары. Прямо перед её носом шустрая бабка закрывала дверь, но подруга уверенным движением руки успела швырнуть в её квартиру зловонный пакетик и тот звучно шмякнувшись о серую стену, сполз вниз к ногам старухи.

– В яблочко! – воскликнула подруга и в закреплении своей несомненной победы с чувством пнула голой пяткой дверь оппонентки. Внутри щёлкнул замок и через замочную скважину бабка проорала:

– Я сейчас милицию вызову! Твари! Измываются над бабушкой! Убили Михайловну! Теперь меня хотят убить! Помогите!..

Я потянула подругу за руку:

– Пошли домой, ну её к черту!

Глаза у Динары возбужденно блестели, лоб покрылся испариной.

– Пошли!

– Ой, как меня это все бесит. – поделилась Ди, наливая воду из-под крана. – Тебе хорошо, ты скоро в Питер уедешь, а я останусь в этом дурдоме.

Она это сказала так, что я почувствовала себя виноватой, что скоро уеду в Питер. И я тогда ещё не знала, что этот случай натолкнёт Динару на мысль сбежать из дома.

Сказка после минувшего инцидента поблёкла в наших умах и мы решили отложить чтение. Побеждённая бабка внизу стихла, очевидно занятая отмыванием ног от собственных фекалий. Динара ушла на диван к мужу и я, выключив на кухне свет, тоже отправилась почивать в спальню, мысленно считая сколько мне осталось времени на сон. А спать мне оставалось пять–шесть часов. Улёгшись удобнее, я посмотрела в телефон и обнаружила там сообщение:

«Немного прогулялся по городу. У нас дождливо».

Я улыбнулась, проверила будильник и сунула телефон под подушку. Уже как две недели я переписывалась с парнем из Питера по имени Евгений, с которым познакомилась на сайте знакомств. Ничего такого я пока не планировала, просто мне нравилось получать от него сообщения «с добрым утром», «спокойной ночи» и прочее. Но все же ежедневное общение по переписке должно постоянно чем-то подпитываться, потому что одни «добрые утра» быстро становятся обыденностью. Скорее бы в Питер! Скорее бы встретится с Женей.

***

Утро подозрительно было похоже на утро сурка: всю ночь я наблюдала за белым зайцем, прячущимся в лесу. Кто-то высокий за моей спиной клал мне в руки тяжёлый холодный бинокль, которым я в 5:30 утра пыталась заткнуть ненавистную трель будильника. Продрав глаза, я обнаружила, что никакого бинокля в моей руке нету и я колочу по телефону кулаком.

Вскоре была выпита первая чашка кофе. Октябрьская ночь поприветствовала меня во дворе, проводила до освящённой улицы и заботливо подогнала в спину холодным ветром. На служебный автобус в этот раз я не опоздала, а потому доспала блаженные сорок минут под композиции Людовико Эннауди.

На этот раз бригадирша Галька Семиярова отправила меня на конфеты, чему я несказанно обрадовалась.

В цехе у конфетной линии я увидела Машку – Жонглёршу и Аньку. Радостно скалясь, они помахали мне. Жонглёрша, дождавшись, когда я подойду ближе, не поздоровавшись, огорошила:

– Идём сегодня с нами в клуб?

Я поморщилась:

– Так себе предложеньеце.

Анька мягко улыбнувшись, пояснила:

– У Маши сегодня день рождения.

В клуб идти не хотелось – лишние траты перед грандиозной в моей жизни поездкой в Питер были бы неуместны, но отказать Машке, которой, по всей видимости, некого было пригласить на свой день рождения, совесть не позволяла. Не скажу, что я всегда такая добренькая: иногда мне кажется, что глубоко за моими глазными яблоками живёт злобный маленький хорёк, который с попкорном в маленьких когтистых лапках сидит перед телевизором и смотрит нескончаемо длинный фильм о моей жизни. И не просто смотрит, а комментирует со злым ехидством каждый поворот событий, каждую деталь, каждую фразу. Весь этот фильм пронизан его циничными шутками.  Но иногда в моем сердце просыпается странное щемящее чувство жалости к окружающим, словно внутренний хорёк устаёт быть злым и на минуту–другую в нем просыпается что-то похожее на милосердие к героям фильма. В такие редкие минуты я иду на поводу у людей, не потому что слабая, а потому что непостижимым образом начинаю чувствовать  то невысказанное, стыдливое, что бывает у них, в чем они не хотят признаться вслух, но желают быть понятыми.

Потому и, глядя на выжидающие Машкины глаза, я, скрепя сердце, кивнула:

– Хорошо, пойдёмте.

Знакомство с Машкой мы с Анькой закрепили болтологией ни о чем за длинной конфетной линией, а потом и совместным обедом в столовой.

***