Собеседник смерил этого «бухенвальдского крепыша» сомневающимся взглядом. Немного подумал. Осмотрелся. И крикнул:

– Эй! Сидорка!

– Чаво? – отозвался проходивший мимо паренёк. Невысокий, но коренастый и видно – отъевшийся.

– Подь сюды.

– Дело какое? А то с меня Игнат шкуру снимет, если увидит, что я тут лясы точу попусту.

– Бери этого да иди к Игнату.

– Зачем?

– Вам же работники нужны.

– Работники. А этот доходяга чем нам поможет? Он такой сухой, что с бревном или веткой какой можно перепутать. На кой бес он Игнату?

– Ты отведи. Отведи. Скажи, что я прислал.

– Ну если ты прислал, – нехотя пробурчал этот Сидорка. Тяжело вздохнул. Смерил ещё раз Ивашку взглядом. Сплюнул с явным раздражением. И пошёл, сменив траекторию изначального движения.

– Ступай, – подпихнув в плечо Ивашку, произнёс этот «местный».

Пареньку второго приглашения не требовалось. Он сглотнул слюну, обильно выступившую из-за аппетитных ароматов, побежал за Сидоркой. Тот даже не обернулся. Видно, оценивал этого работника крайне низко.

– Ты не серчай, – затараторил Ивашка. – Я всё делать буду. Всё смогу. Вот увидишь.

– Оно и видно, – пробурчал Сидорка. – Всё бы делал – не голодал.

– Татары, – тихо произнёс паренёк.

Сидорка остановился. Ещё раз окинул его взглядом. Чуть помедлил. Подумал. И, что-то для себя решив, произнёс:

– Не отставай. Ежели я или кто из наших узнает, что шалишь, – голову оторвём.

– Тык я со всем старанием.

– Делом докажешь. Хозяин наш сказывает, слова – это просто слова. Истинная молитва – она делом.

Произнёс и пошёл дальше.

– А как у вас тут? Кормят добре?

– Не жалуюсь.

– Обижают?

– Токмо за дело.

– А когда покормят?

– Ты ещё и палец о палец не ударил. Куда спешишь?

В этот момент живот Ивашки вновь предательски заурчал, причём очень громко. Сидорка, не оборачиваясь, хмыкнул и добавил:

– Покормят. Коли Игнат решит тебя взять, то со всеми и пойдёшь на трапезу.

– К тем котлам?

– Нет. Там кухня. Туда чужим нельзя. Пётр ещё по-доброму с тобой обошёлся. Мог и в шею прогнать, и в зубы дать. Там еду готовят. Потом в трапезную несут, и мы все по распорядку ходим туда на приём пищи.

– А что же сами не готовите?

– Зачем? Мы своим делом занимаемся. Повара – своим. Если плотник будет ещё и с варевом играться, то что он успеет?

Ивашка шёл следом за Сидоркой и засыпал того тысячей вопросов. Словно ребёнок малый отца. А тот отвечал. Поначалу неохотно. Но потихоньку втягивался. Ему понравилось рассказывать о том, как в вотчине живут. Тем более перед слушателем, который вон как рот разевал да всему радовался и живо интересовался даже, казалось бы, малозначительными вещами.

Глава 5

1555 год, 21 октября, Тула

Вернувшись в Тулу и занявшись делами, Андрей очень быстро столкнулся со всё нарастающим саботажем. В целом люди были вроде бы не против. Но только он отворачивался – и что-то обязательно происходило.

Поначалу молодой воевода думал, что это просто совпадения. Но чем дальше, тем сильнее убеждался – против него кто-то ведёт организованную подрывную деятельность. И вот, в полной мере убедившись в этом, он решил собрать всех ключевых жителей города, благо ещё небольшого, чтобы донести до них царёвы указы. Те самые, которые специально возил в Москву, предполагая такой сценарий развития событий.

Собрались, значит.

Глашатай начал зачитывать выдержки, но практически сразу что-то пошло не так. С мест начались выкрики. Причём явно провокационные, а то и унизительные. Что, дескать, врёт всё Андрей и это не царёвы указы, а его выдумки. Ну и так, по мелочи. Даже свист изредка доносился.

– Тихо! – рявкнул в рупор Андрей.

Толпа замолчала. Но ненадолго.

– Я не вижу, кто шалит, – громко и отчётливо произнёс он. – Но вы – видите. И знайте – если мы не выполним указов Царя, приговорённых Думой, то нам всем отвечать. Государь ослушников по головке гладить не станет. Особенно таких, что насмехаются над его волей.

– Ты ври да… – выкрикнул кто-то с места, но закончить не смог – ему кто-то ударил или в зубы, или в живот, прерывая. Это спровоцировало мелкий дебош на местах, потому что у крикуна была группа поддержки, которая его прикрывала. Но сильно дебошир не шумел, скорее рычал на других и отходил, стремясь как можно скорее уйти из толпы. Ведь воевода его заметил и уже кивнул кому-то из своих людей, чтобы крикуна взяли.

Но не успел этот эпизод закончиться, как произошёл другой. Новый выкрик мерзкого характера с другой стороны толпы. В этот раз он вполне удачно завершился. Однако всё одно – спровоцировал ругань на местах, из-за чего дебошира стало видно.

Ещё один.

Ещё.

Толпа норовила закипеть, а вся встреча перерасти в драку или, во всяком случае, потасовку.

И тут в дело вступил отец Афанасий.

Он со своими людьми прокричал вопрос о том, как люди воеводы живут в вотчине без церковного окормления.

– Так стены как возведу, так и за часовенку возьмусь, – охотно ответил Андрей. – А то ведь татары пожгут. А божье место негоже на такое поругание отдавать.

– А ранее как им быть? Ведь без причастия живут!

– Так присылай отче того, кого считаешь нужным. Его примут и обогреют.

И завертелось.

Агафон, Спиридон, Данила, Кондрат и прочие сторонники Андрея начали задавать вопросы. Вроде бы острые, но вполне конструктивные и интересные. Через что вернули интерес толпы к этому делу. Всё-таки большинство понимали, что указы Царские. А уж кто и как их продавил – дело десятое. Ибо отказ их выполнять может закончиться катастрофой. Вплоть до разгона полка и испомещения на этих землях других, более сговорчивых помещиков. Например, с Новгорода или Твери. А их самих при самом лучшем раскладе отправят под Казань или ещё в каком-нибудь матерном направлении…

– Спасибо тебе, отче, – вполне искренне поблагодарил воевода городского священника, когда собрание закончилось.

– За что?

– Что волнения помог успокоить.

– Разве это волнения? – горько усмехнулся он. – Нет, сын мой, это не волнения. Это злодейство настоящее, что против Государя нашего и Церкви праотеческой идёт. И я не имел права остаться в стороне.

– А Церкви как это касается?

– Так вся власть от Бога. Ежели они против Государя выступают, то и, значит, супротив Церкви идут.

– Мнится мне, что они не против Государя, а против меня.

– Тебя сюда кто поставил?

– Государь.

– Вот! А значит, идти против тебя – идти против его воли. Да и Всевышний тебе явно благоволит. Тут как ни поверни – всё супротив них.

Андрей понятливо кивнул и, ещё раз поблагодарив священника, пошёл по своим делам. Сам же для себя помянув всю причудливость «симфонии»^[4] и её выверты.

Формула «Вся власть от Бога» казалась, с одной стороны, очень логичной, но, с другой стороны, если крепко задуматься, пугала. Андрей ведь помнил о том, что в XX веке был такой «славный малый» – Адольф свет Алоизыч, между прочим – законно избранный Рейхсканцлер Германской республики. И у молодого воеводы как-то язык не поворачивался применить к нему эту формулу. Ибо если ТА власть была от Бога, то…

А уж сколько бед эта формула той же Византии принесла – не пересказать. Утрируя, можно даже заявлять, что «симфония» стала одной из ключевых причин краха в целом довольно жизнеспособного политического образования Восточной Римской империи. Просто из-за того, что внутренние потрясения, вызванные бесконечной чередой бунтов, дворцовых переворотов и прочих активных форм борьбы за власть, смогли компенсировать всё то позитивное и созидательное, что было заложено в фундамент этой державы.

По сути, даже османское завоевание Византии было связано не с военными их успехами, а с переходом византийской аристократии на сторону осман. А потом и духовенства, то есть эпоха Палеологов завершилась крахом империи не под ударами внешних врагов, а из-за острой идеологической дисфункции.

Андрей это знал. Хорошо знал. Имея перед глазами и катастрофу VII века, когда православные иерархи перебежали на сторону арабов в Египте, Палестине и Сирии. И катастрофу XV века. И многое иное. И везде, где Церковь держалась «симфонии», творились совершенно чудовищные политические непотребства. Остальные тоже не без греха, и идеализировать их не стоит. Но «симфония», без всякого сомнения, усиливала и распаляла бедственное положение до крайности…

Посему и выходило, что иной бы на месте Андрея обрадовался, получив такую серьёзную и своевременную поддержку. Иной, но не Андрей. Ибо молодой воевода ничуть не обольстился этим обстоятельством. Он прекрасно понимал – достаточно ему только оступиться, только навлечь на себя гнев Царя, чтобы тот же отец Афанасий выступил уже против. Ведь вся власть от Бога. И если ты её потерял, то это явный признак того, что Бог от тебя отвернулся. И Церкви не по пути с теми, кто впал в грех и потерял поддержку небес…

Выйдя из церкви, Андрей сел на своего коня и вместе с сопровождением куда-то удалился.

– Не доверяет он нам, – тихо произнёс вышедший из каморки неприметный священник.

– Он никому не доверяет, – ответил отец Афанасий, провожая Андрея взглядом с добродушной улыбкой на лице. Он стоял в дверях церкви и хорошо наблюдался со стороны, а потому поддерживал нужный образ.

– Как можно жить, не доверяя никому?

– Ты его историю разве не знаешь?

– Его?

– Князья Ярославичи крест целовали на то, что не причинят Всеславу вреда, приглашая на переговоры. Но только он явился – взяли его в полон и бросили в поруб. Крестное целование преступили^[5]!

– Грех это великий, – безразличным тоном прокомментировал собеседник. – Но разве из-за этого следует не доверять никому?

– Один из тех Ярославичей – предок Государя нашего.

– К чему ты клонишь? – прищурился собеседник.

Отец Афанасий скосился на своего визави с едва заметной едкой улыбкой.

– Ты думаешь, что он… – мотнул тот головой.

– Ты думаешь, такое прощают?

– Но Государь – далёкий потомок.

– Кровь от крови. Впрочем, до этого ещё далеко. Но уже сейчас видно, куда Всеслав клонит.

– Государю он полезен. И если Всеслав не начнёт первым, то…

– То это сделают за него. Людей, что считают его выскочкой, множество. Не все верят в то, что имеют дело с древним князем-чародеем. И они охотно вынудят Государя.

– Но ты этому чародею помогаешь. Почему?

– Всевышний вернул его на грешную землю. В этом нет никаких сомнений. Иначе бы он крестных знамений не творил, в церковь зайти не мог и святой воды чурался. А значит, у него, – скосился отец Афанасий глазами наверх, – есть какие-то планы на князя.

– Он служит Государю. Верно служит. Но…

– И будет верно служить, – перебил его отец Афанасий.

– Но тогда я тебя не понимаю. Почему ты считаешь, что он постарается отомстить?

– Он князь-чародей. Он умеет находить пути, неведомые многим.

– Но разве Всевышний не порицает чародейство?

– Но разве Андрей его использует? Ему хватает ума и знаний. Вполне хватает. Разве ты не ведаешь о том, как жители Киева его освободили из полона? Очень хитро и ловко вышло. Уверен – он и тут что-то такое затевает. Хотя иной раз мне становится боязно, что князь сорвётся. Но, видно, крепкие обеты давал. Как он держится – не представляю.

– А жена его?

– А что жена?

– Что про неё скажешь?

– Она голыми руками трёх татей разметала, которые хотели её снасильничать. Двух убила, последний сбежал. Видно, обетов там меньше дадено. Сам понимаешь – для молодой девицы такое немыслимо.

Неприметный священник присвистнул, явно потрясённый этой новостью.

– Так это правда?

– Правда.

Помолчали.

Наконец этот неприметный священник произнёс:

– Так что мне сказать Патриарху?